Иван Колышкин - В глубинах полярных морей
Спустя девять лет затонувшую лодку подняли с грунта корабли Эпрона и спасательное судно «Коммуна». Она была отремонтирована и введена в строй Советского Флота под своим старым наименованием — «L-55», как живое напоминание империалистам о тщетности их попыток задушить нашу Республику. Одно время этой лодкой и командовал Трипольокий. Позже, командиром «С-1», он участвовал в войне с белофиннами и был удостоен звания Героя Советского Союза. Великая Отечественная война застала его в должности командира дивизиона, подводных лодок Краснознаменного Балтийского флота. Но повоевать ему пришлось совсем недолго: его назначили командовать дивизионом на Тихоокеанском флоте.
Этому-то бывалому моряку и поручили возглавить
[220]
переход шести лодок с Дальнего Востока на Север южным путем — через шесть морей и три океана. В его распоряжении находился небольшой походный штаб, состоявший из штурмана Паластрова, минера Спицына, инженер-механика Очеретина и связиста Бондарюка.
Первыми вышли в трудный и дальний поход «Л-15» под командованием капитан-лейтенанта Комарова и «Л-16» под командованием капитан-лейтенанта Гусарова. 27 сентября они взяли курс на американскую военно-морскую базу в Тихом океане Датч-Харбор. 6 октября начали переход остальные лодки — «С-51» (капитан 3 ранга Кучеренко), «С-54» (капитан 3 ранга Братишко), «С-55» (капитан 3 ранга Сушкин) и «С-56» (капитан-лейтенант Щедрин).
Сутками раньше «ленинцы» покинули гавань Датч-Харбора. Их путь лежал на Сан-Франциско. С тревожным чувством выходили в море наши подводники. Уж очень много разговоров в американской базе велось и о времени их выхода и о пути следования. В военное время такие сведения обычно держатся в тайне, а тут тайной и не пахло.
Несколько дней в океане бушевал шторм. Но лодки шли в надводном положении, точно выдерживая курс и строй кильватера. Головной следовала «Л-16». Наконец 11 октября ветер утих, волна успокоилась.
С утра на мостике «Л-15» находились командир лодки, вахтенный командир лейтенант Жуйко и сигнальщик Смольников. Второй этап перехода близился к концу: до Сан-Франциско оставалось немного миль. И вдруг в 11 часов 15 минут все присутствовавшие на мостике услышали один за другим три громких взрыва. Одновременно «Л-16» окуталась черным дымом. В тот же момент радист принял с «Л-16» радиограмму, переданную открытым текстом: «Погибаем от…» На этом связь оборвалась.
Дым над подорванной лодкой рассеялся, и было видно, как она за несколько секунд скрылась под водой. Тут же Смольников обнаружил неподалеку перископ неизвестной подводной лодки. Это, несомненно, и была виновница гибели «Л-16». По перископу открыли артиллерийский огонь, и он скрылся под водой.
Чья была эта лодка, причинившая нам жестокий и подлый удар? Немцев здесь быть не могло. В этих водах плавали лишь подводные корабли американцев, да еще
[221]
могли оказаться тут японцы, ведущие боевые действия против США. Стало быть, удар могла нанести либо лодка союзной Америки, либо лодка нейтральной по отношению к нам Японии.
Возможно, это была непреднамеренная ошибка. То ли американцы приняли нашу лодку за японскую, то ли японцы за американскую. Но и в том и в другом случае ошибку нельзя отнести к разряду чистых случайностей. Ответственность за обеспечение перехода наших лодок лежала на военно-морских силах США. Беспечность и болтливость американцев, с одной стороны, нечеткость системы оповещения и недостаточность мер по обеспечению безопасности перехода, с другой — создавали благоприятные предпосылки для подобной ошибки (а может быть, и не ошибки).
«Л-15» одна вошла в сан-францисскую гавань.
Второй отряд наших лодок под командованием Трипольского, который находился на борту «С-51», прибыл к берегам Аляски 23 октября. После пятисуточной стоянки в Датч-Харборе лодки со всеми мерами предосторожности двинулись на Сан-Франциско. В сопровождении двух американских эсминцев они прибыли туда 5 ноября. Спустя неделю они вместе с «Л-15» одним отрядом направились к Панаме. 2 декабря отряд вышел из Панамы и, пройдя по каналу, оказался в Карибском море. Отсюда путь лежал в Атлантику, к канадскому порту Галифаксу.
Этот десятисуточный этап перехода оказался одним из самых трудных. На лодки обрушился ураган. Самоотверженно, с риском для жизни исправляли моряки повреждения, нанесенные кораблям разбушевавшейся стихией. Вахты правились с исключительной бдительностью: в северной Атлантике активно действовали немецкие подводные лодки.
Дальнейший путь привел отряд в Исландию. Но дороги кораблей уже разошлись. Почти все лодки нуждались в ремонте, и их распределили по различным портам Исландии и Англии. «Л-15» принял сухой док Гринока в Шотландии. «С-54» направилась в Портсмут, «С-55» — в Розайт, а «С-56» осталась в Рейкьявике.
Лишь «С-51» смогла продолжить путь из Исландии прямо в Полярное. Она благополучно и прибыла сюда 24 января, оставив за кормой свыше шестнадцати тысяч миль.
[222]
О подробностях этого труднейшего, с морской точки зрения, и опасного перехода рассказал мне Кучеренко.
Иван Фомич Кучеренко — крупный, мужественного и грубоватого вида человек — произвел на меня хорошее впечатление. Он тверд и решителен в суждениях. Выражая мнение всей команды «С-51», с нетерпением просится в море, в боевой поход.
— Ремонт надо форсировать, товарищ комбриг, — энергично говорит он. — Не на отдых мы сюда пришли. Скорее на позицию нас отправляйте.
— За ремонтом дело не станет. А прежде чем на позицию идти, придется на Кильдинском плёсе потренироваться.
— Это еще зачем? — ершится Кучеренко. — Разве переход через три океана — плохая тренировка? Да мы хоть сейчас можем в боевой поход отправиться.
— Переход у вас действительно был героический, только этого мало, — охлаждаю я его пыл. — На нашем море без привычки много не навоюешь. Посмотрим, как у вас дело с атаками обстоит, особенно с ночными, тогда и выпустим в море.
В конце концов Кучеренко соглашается, что тренировки делу не повредят.
Горячее желание как можно скорее включиться в боевую деятельность бригады делает ему честь. А некоторую излишнюю самонадеянность легко понять: не каждому подводнику приходится совершать кругосветное плавание.
Рискованный эксперимент
10 февраля проводили в поход Лунина. Краснознаменная «К-21» отправлялась в Лоппское море, имея три боевых задачи: постановку минного заграждения в норвежских водах, высадку разведгруппы на чужой берег и действия на коммуникациях врага.
До недавнего сравнительно времени командование бригадой было в большей зависимости от командования флотом в боевом использовании лодок. На каждый выход лодки в море требовалось решение командующего или начальника штаба флота. Да и находясь на позиции, лодка вела радиообмен непосредственно в их адрес. Сейчас эта система изменилась, стала менее громоздкой.
[223]
Выход лодки планировался на бригаде. Об этом докладывалось командующему и в штаб флота. Возражений, как правило, не бывало. Иногда штаб, получив новые разведданные, советовал избрать для лодки другую позицию с учетом изменившейся обстановки. Управление лодками в море вела сама бригада.
Это, разумеется, во многом развязывало командованию бригады руки, открывало больший простор для инициативы, поисков нового в тактике. Но и ответственность накладывало несравненно большую.
Лунина мы проводили, а душа не перестает болеть за «К-3» и «К-22». Чем окончится их боевой эксперимент? Уже сейчас положение крайне тревожное.
Как я уже говорил, эти лодки вышли опробовать метод совместных действий на позиции. Нечто подобное рисовалось нашему воображению давно. Тот способ, которым мы действовали в то время, перестал полностью удовлетворять нас. Мы не располагали еще техникой, которая позволяла бы принимать радиограммы, находясь в подводном положении. Значит, штаб, получив от разведки сведения о движении конвоя, не мог сразу же передать их на все лодки, находящиеся в море. Его радиограммы посылались отчасти на авось: откуда было знать на берегу, какие из лодок в данный момент находятся над водой?
Зимой, в плохую видимость, одиночная лодка имела немало шансов пропустить незамеченным осторожно крадущийся вдоль берега канвой: радиолокации у нас не было. Летом, весной и осенью, когда над морем стоял день, лодка вынуждена была отходить для зарядки аккумуляторов подальше от берега, чтобы не быть обнаруженной врагом. Но и сама она в эти часы не могла обнаружить врага, а значит, была совершенно безвредной для него. К этому остается добавить, что прорыв охранения конвоя, идущего частенько в две линии, значительно осложнился. Бить по транспортам издалека — значит рисковать промахнуться. Прорывать обе линии охранения для удара наверняка — значит рисковать погибнуть еще до того, как будут выпущены торпеды.
