Александр Елисеев - 1937: Не верьте лжи о «сталинских репрессиях»!
Политбюро оказалось встревожено до крайности, и участь двух бывших вождей была предрешена. И сам факт казни старых большевиков создавал некий важный прецедент. Руководство перешло некоторую черту, после которой уже никто не мог рассматриваться в качестве фигуры, неприкосновенной ввиду прежних заслуг и принадлежности к «ленинской гвардии».
Раньше старых большевиков из ленинского окружения рассматривали как неких божеств, входящих в состав блистательного пантеона. Исключение составлял Троцкий, но он-то как раз и не был старым большевиком. В партию «демон революции» вступил только летом 1917 года. То ли дело Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков. Пусть они и пали с вершин пантеона, переместившись на уровень второстепенных божеств, ореол вокруг них все же сохранялся. Теперь боги были низвергнуты на землю и оказались в роли трухлявых идолов. Одни «боги» принялись убивать других «богов». Они хотели этого и ранее, но теперь получили хороший повод.
Глава 8. Легальный оппонент вождя
«Папашины» странности
Перед тем, как продолжить разговор о развертывании «Большого террора», необходимо кратко коснуться такой важнейшей фигуры, как нарком иностранных дел М.М. Литвинов. Этот деятель придерживался собственных взглядов на внешнюю политику, которые существенно расходились со взглядами Сталина. Между тем Литвинов не подвергся никаким репрессиям. И это, конечно, еще раз опровергает миф о коварном и нетерпимом Сталине, который якобы карал людей ввиду одного только подозрения..
Литвинов представлял собой занятный тип большевика-западника, чрезвычайно распространенный в советской элите. Он никогда не примыкал к троцкистам и прочим «левым коммунистам», не был замечен в «правом уклоне», придерживался довольно-таки взвешенной линии во внутриполитических вопросах. Но в плане внешней политики не было, пожалуй, столь яростного поборника дружбы с западными демократиями, как Литвинов.
Свою карьеру в революционном движении он начинал как большевик-подпольщик, занимающийся доставкой в Россию подрывной литературы и оружия. Тут, правда, есть одна «небольшая» странность, которая заставляет кое о чем задуматься. Литвинов примкнул к фракции большевиков сразу же после II съезда РСДРП(б), однако, по собственному признанию будущего наркома иностранных дел, личные симпатии он испытывал к лидерам меньшевиков — Л. Мартову, П.Б. Аксельроду, В.И. Засулич. Это позволяет предположить, что Литвинов не во всем был согласен с большевиками, а видел много ценного у их оппонентов. Вероятно, ему была по нраву меньшевистская ориентация на парламентаризм западного образца. Уже тогда сказывались симпатии Литвинова к Западу, его демократической системе.
Впрочем, это всего лишь предположение. Как бы то ни было, молодой революционер по кличке «Папаша» (он же «Граф», он же «Феликс») весьма лихо подрывал устои самодержавия, пока его не арестовали французские власти в 1908 году (кстати, арест произошел в связи с делом знаменитого экспроприатора Камо). Царское правительство потребовало выдачи Литвинова, однако французы предпочли депортировать его в Англию, где он и прожил вплоть до свержения царизма.
И вот здесь заметна еще одна странность. Находясь на берегах туманного Альбиона, Литвинов работал всего лишь на должности руководителя большевистской секции Международного социалистического бюро. По сути, его деятельность сводилась к выступлениям на различных форумах. Возникает резонный вопрос — неужели организатора с таким опытом работы, нелегала, выполняющего столь экстремальные поручения, нельзя было использовать с большим толком для революционного дела? А может, его просто не хотели посвящать в тайны подпольной деятельности? Что-то чувствовали или знали?
Рискну сделать еще одно предположение. Наверное, Ленин и его соратники исходили из того, что Литвинов симпатизирует правому крылу социал-демократии. Показателен такой случай. В декабре 1913 года Роза Люксембург предложила большевикам объединиться с меньшевиками. Ленин послал в Лондон Литвинову негодующую резолюцию, в которой напрочь отметал это предложение. И тогда Литвинов потребовал смягчить ленинские положения. «Мне кажется, — писал он, — что слишком резким тоном резолюции против Розы мы вооружаем себя против европейцев».
Само собой, полностью доверять такому симпатизанту меньшевизма было нельзя. С другой стороны, «Папаша» не рвал с большевиками, а значит, его далеко не все устраивало в деятельности «правых». Поэтому Ленин и счел, что можно и нужно задействовать его способности, но при этом лучше держать «странного большевика» на чисто представительской должности.
Хоть сколько-нибудь ответственный пост «Папаша» получит только в январе 1918 года, когда его назначат полпредом в ту же самую Великобританию. Очевидно, тогда подозрения с него были окончательно сняты. Очевидно, потому, что на первых порах сам Литвинов показал себя «упертым» адептом мировой революции. Он использовал свое положение дипломата для воздействия на местные левые организации — тред-юнионы и лейбористскую партию. «Папаша» пытался подвигнуть их на революционную деятельность, чем и вызвал большое раздражение английских властей, некогда давших ему приют и, по сути, спасших от царской охранки. Ситуацией проявил обеспокоенность сам нарком иностранных дел Чичерин, давший Литвинову указание свернуть его бурную деятельность.
И в данном случае у меня снова возникают вопросы. Примечательно, что в указанный период Литвинов неоднократно высказывал свой скепсис в отношении перспектив мировой революции. Он даже утверждал, что никакого революционного движения в Европе не наблюдается. Так как же соединить, казалось бы, не соединимое — активную работу с местными левыми и неверие в их революционный потенциал? Если придерживаться той версии, что Литвинов хотел любой ценой реабилитировать себя в глазах ленинцев, думая и говоря одно, а делая другое, то все встает на свои места.
Уже в конце 1918 года Литвинов изрядно остудил свой «революционный» пыл. От имени Совнаркома им была направлена нота в адрес бывших союзников. В ней он предложил вывести иностранные войска из России, а также помочь техническими советами «как наиболее эффективно эксплуатировать ее природные богатства».
Отныне и до самого своего конца Литвинов будет настойчиво и упрямо добиваться сближения со странами западной демократии — Великобританией, Францией и США. Им же будут торпедироваться все попытки сблизить СССР с Германией и Италией.
Против Чичерина
На протяжении 20-х годов Литвинов, заместитель наркома иностранных дел, был в жесткой оппозиции к самому наркому НКИД Чичерину, считавшему краеугольным камнем советской внешней позиции договор с Германией, который был заключен в Рапалло. К тому же он приложил все усилия для того, чтобы в 1922 году провалить договор с фашистской Италией.
В конце 1925 года Совет Лиги Наций (сама Лига контролировалась Англией и Францией) принял решение создать подготовительную комиссию с тем, чтобы организовать широкую международную конференцию по вопросам всеобщего разоружения. При этом Совет пригласил принять участие в работе комиссии страны, которые не являлись членами Лиги, — США, Германию и СССР. Советское руководство приглашение приняло, но выступило против самого места проведения — Швейцарии. Дело в том, что с этой страной СССР разорвал все отношения еще в 1923 году, в связи с убийством дипломата В.В. Воровского. Чичерин указывал на то, что, упорно держась за Швейцарию, Совет Лиги на самом деле не желает присутствия там нашей страны. Ехать в Швейцарию, по его мнению, означало унизить себя перед Западом, напроситься в гости к негостеприимному хозяину. Однако его заместитель — Литвинов — настоял на участии в работе комиссии, что было серьезной моральной уступкой Западу.
В 1928 году министр иностранных дел Франции А. Бриан и госсекретарь США Ф. Келлог выступили с «миротворческой инициативой». Они призвали страны мира к отказу от агрессивных войн. Чичерин был против присоединения к пакту Бриана — Келлога, тогда как Литвинов выступил за. Вся загвоздка состояла в том, что СССР никто присоединяться к указанному пакту не приглашал. И снова Литвинов настоял на своем, лишний раз продемонстрировав Англии и Франции свою готовность добиваться их дружбы.
Но звездный его час наступил в 1934 году. Тогда, будучи уже сам наркомом НКИД (с 1930 года), «Папаша» станет осуществлять новый курс советского руководства, призванный создать систему «коллективной безопасности» в Европе. Предполагалось включить в нее СССР, Великобританию, Францию, Польшу, Чехословакию и Румынию.
Сталин осуществил поворот к демократическому Западу ввиду того, что с приходом к власти Гитлера возник еще и Запад фашистский, настроенный агрессивно в отношении России. Дух Рапалло исчез, зато возникла угроза крупномасштабного германского вторжения в нашу страну, о необходимости коего Гитлер писал в «Майн Кампф». Расчетливому вождю очень не хотелось оставаться один на один с немецкой армией. Еще меньше его радовала перспектива оказаться перед лицом единого антисоветского фронта. Поэтому Сталин и пошел на сближение с демократами, резонно считая, что лучше всего с данной задачей справится такой западник, как Литвинов. Знаком особого доверия стала значительная автономия НКИД от партийного руководства. Даже летом 1934 года, когда все правительственные ведомства оказались строго подчинены отделам ЦК и его секретарям, данный наркомат оказался вне этого подчинения.
