Вейджер. Реальная история о кораблекрушении, мятеже и убийстве - Дэвид Гранн
К середине июля с начала войны прошло девять бескровных месяцев. Чип не сомневался: если эскадра отправится в путь незамедлительно – она достигнет мыса Горн до конца южного лета. Однако военным кораблям все еще не хватало самого важного элемента – людей.
* * *
Вследствие продолжительности плавания и числа запланированных десантов каждый военный корабль эскадры Ансона должен был иметь на борту моряков и морских пехотинцев даже больше расчетной численности. «Центурион», обычно вмещавший четыреста человек, требовалось укомплектовать пятью сотнями, а в «Вейджер» требовалось примерно двести пятьдесят человек, что почти вдвое больше обычного.
Чип все ждал и ждал прибытия членов экипажа. Но флот исчерпал запас добровольцев[58], а призыва на военную службу в Великобритании не было. Роберт Уолпол, первый премьер-министр[59] страны, предупредил, что гибель экипажей вывела из строя треть кораблей военно-морского флота. «О, моряки, моряки, моряки!»[60] – воскликнул он на собрании.
Пока Чип вместе с другими офицерами пытался найти матросов, до него дошла тревожная весть: завербованные люди заболели. Ужасная головная боль и ломота в костях, бывало, сопровождались диареей, рвотой, разрывом кровеносных сосудов и сорокаградусной горячкой. Заболевшие бредили и, как отмечалось в одном медицинском трактате, ловили «в воздухе воображаемые предметы»[61].
Некоторые скончались еще до выхода в море. Только на «Центурионе» Чип насчитал не меньше двухсот больных и свыше двадцати пяти умерших. Среди прочего капитан взял в экспедицию младшим матросом молодого племянника Генри… А что, если он погибнет? Даже семижильный Чип страдал от того, что назвал «весьма посредственным состоянием здоровья»[62].
Эпидемия корабельной лихорадки, ныне известной как сыпной тиф[63], была поистине опустошительной. Эта бактериальная инфекция, разносимая вшами и прочими паразитами, прекрасно себя чувствовала в забитых до отказа помещениях – будь то общежития, ночлежки или каюты. Немытые новобранцы[64] оказывались орудием куда более смертоносным, чем пушки.
Ансон приказал Чипу срочно доставить больных во временный госпиталь в городе Госпорт близ Портсмута в надежде, что к отплытию они выздоровеют. Эскадре отчаянно не хватало людей. Увы, госпитали были переполнены, а потому больных размещали в окрестных тавернах, где спиртного было больше, чем лекарств, а на одной койке ютились по трое бедолаг. Как верно подметил один адмирал, «в таких жалких условиях [люди] мрут как мухи»[65].
* * *
Поскольку попытки укомплектовать судна добровольцами потерпели крах, власти прибегли к тому, что секретарь Адмиралтейства назвал «более жесткой»[66] стратегией. На охоту за моряками вышли бригады вооруженных вербовщиков. Людей буквально похищали. Бригады рыскали по городам и весям, хватая всех, у кого имелись приметы моряка: клетчатая рубашка, расклешенные от колена брюки, круглая шляпа и въевшаяся в пальцы смола, которой на кораблях для большей водостойкости и прочности пропитывали практически все. (Кстати, именно поэтому моряков прозвали «просмоленными».) Местным властям приказали «брать всех моряков, отбившихся от лодок, барж, рыболовецких и торговых судов»[67].
Позже один моряк описывал, как шел по Лондону и вдруг кто-то положил ему руку на плечо: «Какой корабль?»[68] Бедолага пытался отнекиваться, но увы, просмоленные кончики пальцев выдали его. Незнакомец дунул в свисток, и тотчас появилась ватага. «Я оказался в лапах шести или восьми сорвиголов, которые, как я вскоре понял, были отрядом вербовщиков на военно-морской флот, – писал моряк. – Пока они волокли меня по улицам, прохожие слали гневные проклятия им и выражали сочувствие мне».
Охота велась и на воде. Вербовщики выходили на лодках, высматривая на горизонте приближающиеся торговые суда – самые тучные охотничьи угодья[69]. Многие из насильственно завербованных как раз возвращались из дальних плаваний в надежде наконец увидеть своих родных и друзей. «Охотники за моряками» ставили на этих чаяниях крест.
Чип сдружился с молодым гардемарином «Центуриона» Джоном Кэмпбеллом, насильно завербованным во время службы на торговом корабле. Увидев, как вторгшиеся на судно вербовщики утаскивают плачущего пожилого мужчину, Кэмпбелл предложил себя вместо него. Глава бригады заметил: «Я предпочел бы старому плаксе бойкого молодого парня»[70].
Говорят, Ансон был настолько поражен отвагой Кэмпбелла, что сделал его гардемарином. Однако большинство моряков шли на крайние меры, лишь бы ускользнуть от «похитителей тел»[71]: прятались в тесных трюмах, записывали себя в судовых книгах учета экипажа погибшими и сбегали с торговых судов до захода в крупный порт. Когда в 1755 году бригада вербовщиков в погоне за моряком окружила лондонскую церковь, ему, как написали в газете, удалось ускользнуть, накинув «длинный плащ и головной убор старой дворянки»[72].
Пойманных матросов перевозили в трюмах небольших именуемых тендерами судов, напоминавших плавучие тюрьмы, с решетками на люках, под охраной морских пехотинцев с мушкетами и штыками. «На его борту мы провели день и следующую ночь, стоя вплотную, не было места даже сесть, – вспоминал один моряк. – Мы оказались в самом ужасном положении, потому что многие страдали морской болезнью, кого-то рвало, другие курили, и стоял такой удушливый смрад, что многие от недостатка воздуха теряли сознание»[73].
Члены семьи, узнав о задержании родственника – сына, брата, мужа или отца, – часто бросались к пристаням, откуда отчаливали тендеры, в надежде увидеть близких. Сэмюэл Пипс так описывал это: «Никогда в жизни не видел такого естественного выражения страсти, как в рыданиях женщин, их метаниях в поисках мужей в каждой из доставляемых сюда группе мужчин, и в плаче, в соображении, что те могут быть на борту, вослед каждому отходящему судну, провожаемому настолько долгими взглядами, насколько оно виднелось в лунном свете. Их скорбь разрывала мне сердце»[74].
* * *
Эскадра Ансона получила десятки насильственно завербованных людей. Чип отобрал не менее шестидесяти пяти человек для «Центуриона», и, как бы ни была капитану неприятна насильственная вербовка, ему требовался каждый хоть сколь-нибудь годный матрос. Тем не менее не желавшие служить новобранцы, как и испугавшиеся добровольцы, при первой возможности дезертировали[75]. За один день с «Северна» исчезли тридцать человек. Великое множество из отправленных в Госпорт больных воспользовались слабой охраной, чтобы сбежать – точнее, «уйти, едва обретя способность ползать»[76], как выразился один адмирал. В общей сложности с борта эскадры скрылись свыше 240 человек, в том числе капеллан «Глостера»[77]. Когда капитан Кидд отправил на поиски новых рекрутов для «Вейджера» бригаду вербовщиков, дезертировали шесть членов самой бригады.
Ансон приказал эскадре пришвартоваться достаточно далеко от Портсмута, чтобы добраться до берега было затруднительно – распространенная
