Игорь Скорин - Я отвечаю за свою страну
Рейс оказался ночным, народа в самолете было мало. Я выбрал первый, совсем пустой, полуосвещенный салон. Мерно работали турбины, глаза закрылись, но спать не хотелось. Если вспомнить мои встречи с убитым и его спутниками, трудно в их поведении найти что-нибудь необычное. Трудно вообще судить о людях, которых видишь на отдыхе раскованными, веселыми, щедрыми. Одеты они были модно, деньги, похоже, тратили легко, как люди, к тому привыкшие.
В салон кто-то вошел, и я открыл глаза. Наискось, через проход, на несколько кресел впереди меня села женщина. Разглядеть ее в полутьме я не смог. Она не шевелилась, и я вернулся к своим мыслям, хотя пытаться вспомнить и расшифровать каждую встречу с теми людьми сейчас казалось бессмысленно. Как много мне удастся узнать, зависит не только от моей настойчивости — от удачи в первую голову. Надеяться на чью-то зрительную память при сочинском коловращении нереально. Правда, я взял с собой фотографии убитого во всех ракурсах, он на них как живой.
Постепенно я все-таки задремал и проснулся, когда самолет пошел на посадку. В салоне зажегся свет. Женщина сидела, закрыв глаза, на ней была форма стюардессы. Широкоскулое лицо, черные и длинные волосы. Про такие лица в своих документах мы пишем «монгольского типа». Она вздохнула и открыла глаза, распрямилась, замерла на секунду, потом резко встала и вышла из салона.
…Аэродром был пустынен, площадь перед ним тоже. Пропало летнее изобилие такси и автобусов, только одна голубая «Волга» и старенький автобус с надписью «Адлер — Сочи» ждали пассажиров. Добрались мы до города быстро. По пути автобус останавливался только перед санаториями, чтобы высадить прибывших на лечение. В центре последними сошли я и тучный мужчина, дальше машина пошла пустая.
Моросило, было безлюдно, перед горкомом партии работал фонтан, горели всего несколько светильников. Из-за отсутствия людей вестибюль гостиницы «Ленинград» казался огромным. Заплатив за сутки, я поднялся в буфет третьего этажа. Только за одним столиком сидели две женщины и с тоской говорили о затянувшихся дождях, буфетчица за стойкой читала книгу. Я попросил порцию сосисок и кофе, она принесла заказанное и снова принялась за чтение. Еще в самолете я решил обращаться в местную милицию в крайнем случае: иногда бывает лучше работать одному. Я твердо знаю, что и где искать, лишние люди — лишнее мнение, другой подход. Да и пока просто введешь в курс дела — уйдет время, которого и без того мало.
Кабинет директора был пуст и чист по-больничному. Женщина средних лет сидела за столом. На звук открывшейся двери она подняла голову. Я представился.
— Чем могу служить?
— Мне нужны сведения о людях, живших в гостинице, которые приехали в первых числах октября из Ленинграда.
— На это уйдет много времени. Если вы один, я могла бы дать вам человека в помощь, у нас сейчас мало работы.
— Спасибо, я займусь этим один.
Она вызвала дежурного администратора и попросила принести документацию на проживавших в гостинице в октябре. Администратор ушел. Между нами завязалась беседа о погоде в Сочи, о нравах нынешней и прежней молодежи. Ольга Митрофановна — так звали директора — очень живо рассказывала о быте города-курорта в такое время, об опустевших пляжах и ломившемся от фруктов и овощей центральном рынке, о крахе местных стяжателей и спекулянтов, когда закрыли знаменитую на всем побережье «барахолку», где собирались люди из дальних селений.
Мне отвели комнату, дали пачку чистой бумаги и принесли большие толстые книги — в старину такие, верно, назывались амбарными. Кого только не обнаружил я среди постояльцев отеля: профессора и студенты, работники прилавка и фокусники, морские офицеры и полярные летчики. Есть и моя запись — Маслов Борис Михайлович, 1932 года рождения, сотрудник милиции из Ленинграда.
Однако даже из таких подробных книг ничего нельзя почерпнуть о внешности проживавших, об их характере и наклонностях, и я должен был полагаться только на свое шестое чувство, чтобы попытаться найти среди всех этих Гудшари, Петровых и Коломийцев нужных мне людей.
Проще всего с красавицей — из женщин, выехавших в один день со мной в Ленинград, по возрасту подходит только одна: Инга Николаевна Ястребова, 1946 года рождения, уроженка Ленинграда, работает научным сотрудником Института театра, музыки и кинематографии, проживает на Петровской набережной.
С брюнеткой много сложнее, ее я лишь примерно помнил. Откуда она приезжала, не знаю — предположительно из Ленинграда. Если даже отбросить очень молодых и очень старых, все равно набирается за это время ленинградских женщин с дюжину. Я переписал в блокнот их данные, а также всех мужчин из Ленинграда, живших в гостинице в октябре.
Когда я закончил работу, было уже темно. Гостиница ожила — приехало много больных подлечиться на грязях. Они шумно заселяли номера, разыскивали горничных, сами таскали чемоданы по этажам, заходили к знакомым поглядеть, кто как устроился. Я решил прогуляться и вышел на воздух. Дождь перестал, но морось еще держалась в воздухе. В городе все изменилось: опустели улицы, исчез луна-парк, не работают световые табло, указывающие волнение на море, температуру воды и воздуха. На афишных стендах вместо анонсов о гастролях столичных театров объявления о занятиях университетов культуры, кружков самодеятельности, курсов кройки и шитья. В зимние месяцы город живет не для других — для себя. Пустые пляжи залиты водой, бьющейся о бетонное основание набережной; забиты на зиму ларьки газированной воды и курортных товаров, эллинги для прогулочных лодок, склады лежаков и шезлонгов. На скамейках сидят тепло одетые люди и смотрят на холодное, неуютное море.
В ресторане «Приморский» я сел за тот же столик, что и в день прошлого приезда. Перемены и здесь налицо: балкон закрыт, от довольно большого оркестра осталось трио, певцов совсем нет, занято всего несколько столиков в разных концах зала, официантки парами сидят у своих столиков, говорят о болезнях и свадьбах детей. У меня сразу приняли заказ, принесли минеральную воду. В танцевальном кругу всего две молодые пары. У стены за сдвинутыми столиками разместилась шумная компания. По всему, отдыхающие из соседнего санатория отмечают какую-то круглую дату. Они уже не хотят танцевать, а поют шумные застольные песни, от которых обычно тошно всем, кто сидит рядом. В другое время метрдотель или официантка их хоть немного успокоили бы, а тут рады даже такому оживлению.
Я ем салат с перепелиными яйцами, потом осетрину, медленно пью кофе. Когда собрался наконец уходить, в зале появились несколько летчиков Аэрофлота с девушками — среди них неожиданно и моя молчаливая соседка по самолету. Девушки кладут сумочки на стулья и с партнерами идут в круг. Надо отдать им должное — танцуют они мастерски, даже музыкантов раззадорили. Юбиляры умолкли и стали прихлопывать в такт музыке. Я смотрю на знакомую стюардессу и не могу оторваться.
…В холле четвертого этажа гостиницы, где Инга Ястребова снимала 404-й номер, одна старушка смотрела телевизор. Дежурная по этажу делала какие-то пометки в своих журналах. Передавали прогноз погоды. В Ленинграде на фоне Невского проспекта обозначилось: «Минус восемь, мокрый снег». Дома было не до погоды, а тут сразу же представилось, каково там. Передача закончилась, старушка ушла. В холле остались мы с дежурной, она уже не писала, а сидела с отсутствующим видом…
Я подошел к столу, она вздрогнула и настороженно посмотрела на меня. Это была молоденькая блондинка, аккуратно одетая, со строгим выражением лица. Другой можно было бы предложить купленную заранее шоколадку, завести легкий разговор — этакий разбитной инспектор уголовного розыска. Сразу создалась бы доверительная атмосфера, и я узнал бы все, что возможно. Тут же приходится, как Кисе Воробьянинову, надувать щеки, делать важный вид, говорить серьезно. Она стала еще внимательнее, еще собраннее, только вспомнить ничего не могла — ни красавицы, ни убитого. Людей прошло много, работала не каждый день, нагрузка была большая. Лучше поговорить с горничными, они сталкиваются с проживающими ближе. Дежурная позвала бойкую Валентину Кирилловну, и тут ко мне пришла удача. Та тщательно рассмотрела фотографии, выслушала описание внешности Ястребовой и убежденно сказала:
— Знаю их. Она жила в 404-м номере. Красивая женщина, все натуральное: волосы свои — косы на стул не вешала, мазил разных было мало. Одевалась хорошо, полный шкаф красивой одежды. Балованная — деньги, кольца, серьги бросала на стулья, в ванной. А этот вот молодой человек — из 512-го номера, он кругами вокруг нее ходил, любили они друг друга. Тоже хорошо одевался, словно артист какой-нибудь. Ростом ниже ее был. Заботился — каждое утро полные авоськи фруктов, овощей приносил. Несколько ночей не ночевали — все в номере нетронутое лежало, но только раз видела, как рассорились: он куда-то звал, она отказывалась.
