Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 2. С Юрием Гагариным

– Аль стройка какая у нас? – сказал он, взглянув на солдатские чемоданы.

Поняли солдаты, что рано приехали. Опять вспомнился осторожный Степка Пономарев, вспомнился почему-то сад под Сумами. Белые, такие же вот, как морозные елки, цветущие вишни над речкой. Вспомнили слова ротного: «Начинайте там и пишите. Мы подкрепление двинем». Глянули друг на друга солдаты, улыбнулись:

– Ну, веди, дед, погреться…

Успевшего замерзнуть осетра взвалили на плечо и пошли к избам, подпиравшим небо дымными столбами из труб…

– Денег?.. Понимаю. – Председатель колхоза посмотрел на свои валенки, помолчал. – Денег дам, и самолет вызвать можно. А надо ль? Понимаю – рано приехали. Но ведь будет стройка!.. Да, ждать, может, и долго. Не знаю, сколько ждать. А начните-ка с колхоза стройку. Будем работать, будем вместе ждать…

Нехитрую историю о трех солдатах из Н-ской части я узнал в Невоне, бревенчатой деревушке на Ангаре, где ловят трехпудовых осетров, где бьют соболей, где медвежатина – обычное блюдо на столе. Я прилетел в Невон с начальником ангарской экспедиции. Он вез хорошую новость: «Будет стройка!» Он прилетел торопить разведчиков, прилетел сказать, что будет их теперь не сорок, а триста…

– Эге, в Невоне уже есть перемены, – сказал начальник, когда мы пошли по тесной улочке. – Электричество! Кто же это вам?

– Есть теперь мастера, – улыбнулся встречавший нас председатель колхоза.

От него я и узнал историю трех демобилизованных. Это они поставили белые столбы на улице. В каждый дом провели проволоку. В каждом доме с солдатской аккуратностью протянули провода, подвесили лампочки. Это они починили радиостанцию и наладили трактор. В поселке, где сорок охотников и ни одного монтера, – это была революция. Солдат приглашали в дома, подарили им валенки и полушубки, за столом лучший кусок подкладывали солдатам. И не только за то, что руки золотые, а за то, что умели ждать, за то, что они были предвестниками больших перемен в Невоне.

– Где сейчас эти хлопцы? – спросил начальник экспедиции. – Пусть приходят, будем оформлять. Такие парни нужны в разведке…

Вот и вся история. Никто не назовет сейчас день начала большой стройки на Ангаре. Но каждый мальчишка в Невоне знает теперь, что день такой наступит. Много впереди работы. Но настанет и желанный час праздника. Разрежут алую ленту у входа на плотину, заиграет музыка. «Кто первым был тут?» – спросят на празднике. Вспомнят тогда историю о трех солдатах и назовут их имена: Василий Нарожный, Александр Зуев, Михаил Стовбер. «Они были первыми на Усть-Илимской», – скажут на празднике.

Святые минуты

Шестьдесят святых минут у гранитных ступеней. Шестьдесят минут без слов, без движения. Мороз, метель, утро или полночь – стоит часовой. Пройдет мать, невеста пройдет – не дрогнут глаза часового. На всей земле нет вахты почетнее, чем эта. У всей земли на виду стоит тамбовский парень. И вся земля проходит мимо него. Идет отец с ребенком, солдат, иностранец идет, колхозник, сибиряк, старая женщина… Идут в метель, в мороз. Без шапок, в святом молчании проходят люди.

Тридцать шесть лет не кончается шествие. Этот парень со строгим лицом еще не жил на свете, когда горели январские костры, когда родилась эта человеческая река. Тридцать шесть лет… Люди пахали землю, возводили плотины, воевали, писали книги, в новых домах зажигали огни. И не убывала людская река, и сменяли друг друга часовые.

Смотрит в лица людей солдат – самые разные люди. Руки тянутся к шапкам, что-то шепчут губы, сосредоточены глаза. Много хочет сказать человеческое сердце в эту минуту. И сам часовой много передумал, провожая людей глазами.

«Если б мог ОН подняться сейчас. Если б мог поглядеть на землю. Что сказал бы людям?» – Часовой вспоминает материнские письма из дому, отсветы огней над городом, вспоминает, как в морозную ночь летит над Мавзолеем звездочка-спутник, как стучат поезда, как победно звенят большие часы на башне. «Что сказал бы Ильич людям, если б взглянул сейчас на страну?.. «Спасибо», – сказал бы», – шепчет солдат и спохватывается. Ему, часовому, нельзя нарушать форму…

Звенят часы на башне. Чеканными шагами идет к Мавзолею караул. Кончились шестьдесят минут. Часовой встает на смену часовому. А люди идут и идут…

Судьба лейтенанта

Три телеграммы. Они пожелтели за десять лет. Они хранятся в семейном альбоме рядом с карточкой, где безусый лейтенант сидит рядом с женой и держит на коленях сына. Короткий телеграфный диалог:

– Демобилизуюсь…

– Боря, а как жить будем?

– Все будет хорошо. Выезжай.

Десять лет назад лейтенант Борис Лобов отстегнул погоны и положил их на дно чемодана – на память. Жизнь начиналась сначала.

Никто не скажет, что легко в тридцать лет начинать все сначала. На гимнастерке и то вон остались следы от погон. Куда пойти? Какая дорога самая верная? Не одному начинать дорогу – рядом жена, сына за руку надо взять…

Встретились у заводской проходной четверо. По следам от погон, по чуть тревожным глазам узнали друг в друге вчерашних лейтенантов, капитана, майора.

– Нужны люди?!

Старичок в отделе кадров пошелестел бумагами, поглядел на четверых.

– Нужны! На трудное место нужны люди. Согласны в кузню? Сегодня же оформлю.

«Кузня» ошеломила грохотом, снопами огней. «Кузня» тянулась чуть ли не на километр, дышала паром, светилась розовым железом.

– Точь-в-точь как под Берлином в сорок пятом! – крикнул Борис майору. Но тот не услышал.

Подошел мастер, протянул черную от копоти руку, улыбнулся белыми зубами.

– К нам?.. Ну что ж, если из хорошего железа сделаны – героями будете. Поможем. Но к нам не сразу. Сначала за парту… Да, за самую обыкновенную, с черной крышкой…

Сели два лейтенант, капитан и майор за парты, писали мелом на доске, получали тройки и пятерки. Возвращаясь с завода, плескались возле умывальника, потому что и в цехе шла учеба, возле паровых молотов, там, где мягкие от огня заготовки принимали новую форму…

Десять лет прошло с тех пор. Выросли дети у лейтенантов, капитана и майора. Давно сносилась офицерская одежда, только погоны на память хранятся. Что же стало с четырьмя друзьями за десять лет?

Только что закончилась сессия Верховного Совета СССР. Читая материалы сессии, вы, наверное, обратили внимание на выступление депутата А. Г. Крылова. Это директор Московского автомобильного завода. Помните, как тепло и с каким уважением говорил он об офицерах, пришедших на завод? Их не четверо. Их много десятков. Все стали большими мастерами своего дела, все получили квалификацию, все завоевали себе прочное место в жизни. Кое-кого директор назвал даже по фамилии. Среди них и один из наших четырех героев – Борис Николаевич Лобов.

Вечером, когда уже делался номер этой газеты, я постучался в квартиру, где живет семья Лобовых. Трое играли в шахматы.

– Это жена, это сын, ну и я, Лобов, тот самый лейтенант, – шутливо представил Борис Николаевич свою семью. – Решили с сыном мозги прочистить. Над книгами сидели. Он в техникуме, я в институте заочном. Друг другу помогаем. А когда дело доходит до шахмат, с матерью против сына объединяемся…

Вместе с Борисом Николаевичем мы поехали на завод. Завод почти рядом с домом, где семья Лобовых получила квартиру. По дороге расспрашиваю о судьбе четверых.

– О, все живут хорошо! По-прежнему ходим друг к другу в гости, даже дети наши дружат… По-разному, конечно, сложилась судьба, но ни у кого не сложилась плохо. Все оказались из хорошего железа и к хорошим кузнецам попали. К настоящим людям попали. Тепло, по-рабочему встретили, научили, поддержали. Одним словом, на ноги поставили…

Майор Сергей Михайлович Панин сейчас старшим мастером в цехе. Лейтенант Анатолий Васильевич Бутылкин – мастер на штампо-инструментальном участке. Капитану Ивану Евдокимовичу Степанову сейчас доверили ответственную работу по подбору кадров для завода. Лейтенант Борис Николаевич Лобов стал мастером-энергетиком.

В кузнечном цехе сейчас полыхают зеленые языки пламени. Это пламя газовых печей. Газовые печи в «кузне» устанавливал Борис Николаевич Лобов. В большой «войне» за культуру производства бывший взводный был на первой линии. Он отстаивал, он дрался за газ в кузнице. Он недосыпал ночей, он пошел на курсы газопроводчиков, чтобы самому, своими руками монтировать газовые установки… Нет копоти сейчас в кузнечном цехе. В три раза больше прежнего дает он продукции. Каждый что-нибудь сделал для обновления цеха. В общей работе есть труд и бывшего взводного.

Сейчас коммунисты цеха избрали Бориса Николаевича Лобова своим секретарем. Сердечный, умный и деловой секретарь у коммунистов-кузнецов. Снимок я сделал в цехе, когда Борис Николаевич объяснял что-то молодому парню.