Юрген Торвальд - Разгром на востоке. Поражение фашистской Германии. 1944-1945
Глава 2
Увертюра на Висле
Ночью 12 января глубокую тишину над заснеженными пустыми просторами фронта в Баранове разорвал внезапный рев тяжелой советской артиллерии, взрывающей заграждения. Было около половины второго.
До шести часов утра многие тысячи российских снарядов градом осыпали немецкие линии. Они буквально распыляли позиции и людей. Между шестью и шестью тридцатью артиллерийский обстрел немного ослабел, чтобы только вновь вырасти до такого уровня, какого Вторая мировая война не знала прежде.
Затем русские пошли в атаку. Бесчисленные полковые колонны проникли в разрушенный немецкий фронт, не беспокоясь об опасности для флангов. Позади них катили советские танковые армии, одинаково равнодушные к тому, что происходило справа, слева или позади них. Они продолжали путь на запад. Рои пехотных дивизий следовали по их пятам, моторизованные любыми транспортными средствами, которые попадались под руку.
Прежде чем день закончился, 4-я немецкая танковая армия была рассеяна. Войска, которые пережили артобстрел, были охвачены русскими. В сумерках немецкие автоматы все еще можно было услышать здесь и там – но полевое оружие умолкло, контратаки прекратились. На передовых линиях командная цепь была разорвана на части. Все коммуникации с тылом были отрезаны. Едва ли кто-то знал, кем был его сосед. Оставшиеся в живых если не были захвачены, то предоставлены сами себе. Некоторые из них, по отдельности или маленькими группами, с небольшим количеством боеприпасов и без пищи, старались пробиться на запад через потоки русских.
Утром, которое увидело крах 4-й танковой армии, южный фланг группы армий Конева, между Карпатами и Вислой, начал наступление на немецкую 17-ю армию. Но Конев использовал меньшие силы. Хотя он проник в немецкий фронт в нескольких местах, немецкий командующий генерал Шульц поддерживал свои линии.
Когда первый день сражения приблизился к концу, генерал Харпе в штаб-квартире группы армий «А» в Кракове имел мало информации о ситуации в 17-й армии и вообще не обладал никакой последовательной информацией о 4-й танковой армии. Только в одном была уверенность: пробита огромная брешь, которая становилась больше с каждым часом, и через нее толпы русских танков и пехота устремились на запад. Русские танки опередили скудные немецкие резервы.
Той ночью Артур Грэзер, окружной руководитель, имперский губернатор и имперский комиссар обороны района Варты, устроил небольшую вечеринку на своей вилле в Мариензее. Этот дом находился около густого заснеженного леса приблизительно в 16 километрах от Позена, столицы района.
Вилла была построена специально для Грэзера. Его оппоненты считали безумием тратить впустую рабочую силу, время и материалы на это строительство, в то время как велась война. Но Грэзер был в состоянии процитировать от своего имени изречение Гитлера, что «национал-социалистическая империя даже во время войны должна демонстрировать свою культурную миссию на Востоке».
Огни сверкали за занавесками виллы в Мариензее. Науман, секретарь организации «Национальное просвещение и пропаганда», выступал в тот день в Позене, обращаясь к толпе из тысячи человек. Он говорил, находясь в неведении относительно русского наступления. И единственное оправдание, которое могло бы его извинить, было его неведение относительно того, что случилось в Баранове. Но неведение, как известно, – плохое оправдание.
Науман объявил немцам в Позене и целом районе Варты, что Восточный фронт не будет разрушен ни при каких обстоятельствах. Он повторил то, что официальная пропаганда распространяла от Тильзита до Катовице: Восточный фронт никогда не был более сильным, что немецкие отступления были не более чем маневрами, чтобы сохранить силу, и что существующий фронт настолько далеко, насколько русским будет когда-либо разрешено подойти. Науман говорил о совершенно новых армиях и о совершенно новом оружии и заявил, что абсолютно уверен в окончательной победе.
И теперь, несколько часов спустя, он сидел в Мариензее среди гостей, которых Грэзер пригласил в честь Наумана. От пылающего лица Наумана исходил оптимизм и заражал компанию – по крайней мере, такое создавалось впечатление. Больше всего он заражал Грэзера. Тот поднял свой стакан:
– Еще раз я пользуюсь возможностью, чтобы поблагодарить вас, господин секретарь, за то, что вы посетили район, несмотря на огромное бремя работы, лежащее на ваших плечах, в этот день, который засвидетельствовал начало решающего сражения. Никогда, ни на одно мгновение, мы не сомневались, что победа будет нашей. Никогда мы не сомневались, что волна большевизма остановится у границ района Варты, что здесь враг получит заключительный удар. Поэтому ни один человек не покинул район. Каждый из нас неустрашимо верил нашему фюреру и победе и нетерпеливо ждал решающего сражения. В случае необходимости мы готовы блокировать путь большевизму собственными телами, создать стену из человеческой плоти, которая спасет Германию и всю Европу от восточного варварства. Мы благодарим вас, господин секретарь, за то, что вы вновь заверили население района Варты в том, что, в соответствии с желанием фюрера, ни один метр этой земли не будет загрязнен большевистской толпой. Мы благодарим вас за то, что вы показали нам, как близки мы к заключительной победе.
Падал снег. Он покрывал обширные равнины района Варты, который, после раздела Польши между Россией и Германией в 1939 г., стал провинцией рейха. Окружной руководитель Грэзер вступил в должность в сентябре 1939 г. Новые границы были установлены вскоре после этого. Возник «район Варты». Хотя некоторые области в пределах этих новых границ были немецкими по культуре, район также включал обширные территории, которые были явно польскими. Вместе с областями Данциг – Западная Пруссия и следующим южным сектором Восточной Пруссии район стал лабораторией для расовых и этнических понятий, которые были неотъемлемой частью национал-социализма.
Грэзер был уроженцем этого сектора. Он родился и пошел в школу в прежней немецкой области Позен и стал наследником старых, глубоких антагонизмов. В Первой мировой войне он был пилотом морской авиации. Позже водил такси и управлял экскурсионной службой в Данциге.
Теперь, как окружной руководитель района Варты, он был правителем королевской области. Он был владельцем всех немцев и даже более того – владельцем всех поляков. Его задачей было обнаружение, какие поляки имели в своих венах немецкую кровь; он собирал списки, которые градуировали их согласно расовой смеси, и удалял «чистую» группу поляков так называемого «генерал-губернаторства» между германо-русской границей и районом Варты. Высланные поляки должны были быть заменены немцами, которые потеряли свои фермы в Балтийских странах, Галиции и Бессарабии, которые в 1939 г. стали частями Советского Союза. Позже должны были быть добавлены немцы из самого рейха, особенно заслуженные ветераны. Планы, составленные Гиммлером, Борманом и Грэзером, предусматривали, что останутся только те поляки, кому уготовано стать рабской рабочей силой.
Грэзер стал также имперским комиссаром и генералом СС, командуя каждой службой СС в своем районе. Власть, сконцентрированная в его руках, едва ли могла быть превышена. Он использовал ее – и не только для плохого. Он стимулировал сельское хозяйство, несмотря на войну и тот факт, что большинство новых поселенцев были непривычны к новым условиям. Он построил образцовые фермы, шоссе и железные дороги.
Но он был не в состоянии увидеть, что строил на плывуне. Прежде, возможно, он испытывал сомнения. Но скоро осознание своей власти развратило его полностью. Его характер распался. Единый правитель в своем собственном королевстве, он забывал смотреть за пределы его границ. Всякий раз, когда планировались большие политические и военные дела, он цеплялся за рабское, беспечное доверие Гитлеру.
Грэзер был глубоко потрясен приказом строить укрепления, поскольку этот приказ нес известие, что война приближалась к его области. Он повиновался приказу. Но когда осенью 1944 г. некоторые из его ведущих чиновников первыми предложили, чтобы он подготовил план для эвакуации района, Грэзер обвинил их в безумии и предупредил, что никакой истинный немец не будет даже думать о такой возможности. Необходимы были месяцы и месяцы давления, прежде чем он согласился на подготовку секретного, чисто теоретического плана эвакуации. И отдал приказ, чтобы этот план, который предусматривал постепенную эвакуацию последовательно трех зон, не был обнародован ни при каких обстоятельствах.
Он запретил любому человеку, который оставлял район Варты, демонстрировать, что опасность, которая угрожала всем, существует. И его вера в Гитлера, в победу и в обещанное новое чудо-оружие была выкована в немцах этого района всеми средствами пропаганды и давления.
