Борис Тененбаум - Тюдоры. «Золотой век»
Как мы увидим позднее – далеко не последнее.
Генрих VII правил долгие годы, с 1485-го по 1509-й. В 1502 году он женил своего старшего сына на испанской принцессе, Катерине Арагонской, a дочь, Маргариту, выдал замуж за короля Шотландии. Это был дальновидный шаг – теперь шотландцам было не с руки поддерживать мятежников вроде Перкина Уорбека.
С испанским браком ему повезло куда меньше – принц Артур умер вскоре после своей свадьбы. Его жена, принцесса Катерина, осталась в Англии. То ли сама принцесса предпочла остаться у своего свекра, то ли он не захотел ее отпустить домой в Испанию, потому что это повлекло бы за собой проблемы с выплатой уже полученного огромного приданого – а короля Генриха Седьмого в Англии уже давно звали не «королем-подкидышем», а «королем-скупердяем».
Но как бы то ни было, a тот факт, что вдова принца Артура осталась в Англии, окажется впоследствии событием огромного значения.
Глава 3
Весна Тюдоров
I
В Англии есть популярное выражение – «…зима тревоги нашей позади…». Это цитата из пьесы Шекспира «Ричард Третий», и выражение настолько вошло в английский язык, что американский автор, Джон Стейнбек, назвал так свою известную книгу, и ему не пришлось объяснять ее название даже в США, стране, не больно-то отягощенной классическим образованием. На круг, это идиома, означающая поворот к лучшему – фигурально говоря, от зимы к весне и солнцу.
В 1509 году пьеса Шекспира «Ричард Третий» еще не была написана, и цитата из нее, которую мы привели выше, конечно же, еще не существовала.
Но чувство, охватившее лондонцев при вести о начале нового царствования, она передает вполне адекватно. Король Генрих Седьмой умер спустя 24 года после своей славной победы на поле битвы в Босворте и, надо сказать, успел очень надоесть своим подданным. Он не был как-то уж особенно жесток – так, в пределах государственной необходимости, – и вел он себя осторожно, и в бесконечные войны за рубежом отнюдь не ввязывался. Он вообще предпочитал действовать не мечом, а чернилами. Впоследствии, уже во времена Уинстона Черчилля, английские историки называли Генриха Седьмого «…самым лучшим бизнесменом, когда-либо занимавшим трон Англии…». Король был холоден, расчетлив, самолично входил в самые мелкие детали – и предпочитал держать в узде тех своих подданных, которых он находил слишком влиятельными, не столько страхом казни, сколько угрозой большого штрафа.
При этом применялось весьма избирательное правосудие. У короля не было постоянного войска, и он в случае нужды должен был полагаться на своих магнатов, приходивших со своими людьми по его зову под знамена. Так вот, некоторых из них он штрафовал именно за то, что они держали у себя вооруженных людей, готовых стать ядром ополчения. А других магнатов, делавших то же самое, он не штрафовал. Система суда и «расследования» была настолько отлаженной, что обвиняемые немедленно признавали себя виновными – так им получалось дешевле.
Вот совершенно конкретный пример: Джордж Невилл, лорд Бергавенни, в 1507 году получил обвинение в содержании «…незаконного военного формирования…», и дело было передано в королевский суд (King’s Bench).
Лорд немедленно покаялся – он знал, что раз уж он попал в паутину королевского сутяжничества, ему уже из нее не выбраться, и лучше покончить дело разом. И не просчитался – его имения не были конфискованы, просто на лорда был наложен огромный, просто чудовищный по тем временам штраф в 70 650 фунтов стерлингов.
Зато ему удалось избежать конфискации поместий, и штраф с него взыскивали частями, а не разом, и вообще он оказался не столько «сокрушен», сколько надежно «привязан» – теперь он стал должником короля и должен был вести себя очень осмотрительно.
Не все лорды были столь же сообразительны. Тогда у них конфисковывались их именья. Но, как правило, большая часть конфискованного возвращалась их законным наследникам – король не хотел создавать себе непримиримых врагов.
Он, конечно, не читал «Государя» Никколо Макиавелли – книга, опять-таки, еще не написана, – но принцип, сформулированный в ней с чеканной простотой: «Человек скорее забудет смерть отца, чем отнятое наследство», король Генрих Седьмой понимал и без подсказки великого теоретика власти. В общем, против «короля-скупердяя» накопилось немало желчи – и когда он умер, сожалели о нем немногие. Вступление на престол его юного наследника, Генриха Восьмого, было воспринято как конец «зимы».
Зимы на английский манер – долгой и слякотной.
II
Новый король, золотоволосый красавец, обожавший пышность и развлечения, по контрасту со своим хмурым и замкнутым родителем и народу, и знати очень понравился.
Лорд Монтжой в письме к Эразму Роттердамскому, ученому с европейской репутацией, писал, что не сомневается – когда Эразм узнает о новом короле Англии, Генрихе Восьмом, и увидит, какое чудо совершенства он из себя представляет, вся печаль и меланхолия Эразма сразу пройдут. Королю еще не исполнилось восемнадцати, но он уже полон ума и всяческих совершенств. Он красив, как Аполлон, ростом выше всех на голову, золотые по цвету волосы придают ему облик истинного ангела – разве что стриженного на французский лад, по моде того времени, – и при этом он прекрасно образован, говорит на французском, испанском и на латыни, а из лука стреляет лучше всех в королевстве.
Пожалуй, лорд проявляет чрезмерный энтузиазм, особенно при описании совершенного умения нового короля в стрельбе из лука – в конце концов, так ли это важно? У короля есть и профессиональные лучники… Но дальше в своем послании лорд Монтжой касается преметов посущественнее:
«…когда у вас будет возможность познакомиться с ним поближе и вы увидите, как мудро он поступает, и как он любит справедливость и правосудие, и с каким расположением он относится к ученым, я уверен, что вы не замедлите перенестись к нам, как на крыльях…»
Насчет того, что надо бы Эразму перенестись в Англию как на крыльях, и того, что король расположен к ученым, – это своего рода намек. Лорд желал бы устроить своему новому повелителю что-то вроде широкой рекламы, по-настоящему широкой, на всю Европу – и посещение Англии Эразмом этой цели могло бы поспособствовать. K вящей заслуге лорда Монтжоя, который все это и организовал…
А дальше в письме идут слова о том, что «…небеса смеются, и земля ликует, и все вокруг полно молоком, медом и нектаром, потому что жадность и стяжательство изгнаны навек, а новый король жаждет не золота и драгоценностей, а доблести и славы…».
Эта не больно-то понятная фраза имела под собой самый что ни на есть реальный подтекст: вступая на трон, король Генрих Восьмой издал декрет, согласно которому подданных приглашали жаловаться без всякого страха на все случаи вымогательства и притеснений, которые случились с ними в предыдущее царствование, – и виновные в этом будут сурово наказаны. Понятное дело – началось всенародное ликование.
И действительно, два сановника, видные юристы, Ричард Эмпсон и Эдмунд Дадли, верно служившие почившему отцу нового монарха по финансовой части, были арестованы.
Тот факт, что действовали финансисты по приказу короля Генриха Седьмого и что именно их усилиями в казне оказалось больше миллиона фунтов стерлингов, нового государя Англии ничуть не обеспокоил.
У нового короля, Генриха Восьмого, вообще хватало хлопот – он решил немедленно жениться.
III
Свою будущую жену Генрих увидел в первый раз 14 ноября 1491 года. Ей было тогда 16 лет, и она была невестой его брата, наследного принца Англии, Артура. Новобрачные было очень молоды – Каталине, принцессе Арагонской, переделанной в Англии на английский лад, в Катерину, едва исполнилось 16, а ее мужу, принцу Артуру, было и вовсе 15 лет.
Генрих присутствовал на свадьбе брата в качестве 10-летнего щекастого мальчика, который с энтузиазмом участвовал в танцах. Принц Артур внезапно умер в марте 1503 года, после всего лишь 4 месяцев супружества. Это сделало его младшего брата наследником престола, и, как предполагалось, он должен был унаследовать не только титулы Артура, но и его жену. По крайней мере, таковы были планы. 23 июня 1503 года был заключен договор между Англией и Испанией, суть которого сводилась к тому, что Генри Тюдор, которому недели не хватало до его 12-летия, женится на Катерине Арагонской, как только достигнет 15 лет. Катерине тогда должно было исполниться 19, но она была бы еще не слишком стара и могла бы подарить Англии новых принцев, наследников Тюдоров уже в третьем поколении. А покуда от короля Испании требовалось доставить в Англию немалую часть ее приданого в виде платьев и драгоценностей, общей суммой на сотню тысяч крон золотом.
Проблема с заключением брака Катерины и Генриха, состоявшая в том, что она уже была обвенчана с Артуром Тюдором, казалась несерьезной. Дуэнья Катерины Арагонской клялась, что брак так и не был фактически осуществлен – больно уж принц Артур был слаб и нездоров. Кстати, то же самое говорила и Катерина и предлагала даже принести на этот счет формальную клятву.
