В поисках правосудия: Арест активов - Билл Браудер

Я прочитал опус дважды, чтобы не упустить ни одной детали. Он не только в точности пересказывал последние голословные обвинения «Бейкер-Хостетлер» против меня и Сергея, но и шел дальше.

С его слов, я был заслан в Россию в 1990-х западными спецслужбами с целью ослабить и уничтожить страну. Моим первым заданием была скупка акций Газпрома, внедрение в совет директоров и, таким образом, получение доступа к секретной информации. После этого я должен был передать ее своим кураторам из западных спецслужб, а также американским корпорациям, для подрыва национальных интересов России.

Затем он с гордостью заявлял, что этот заговор был раскрыт, но по ходу дела я успел накосячить с налогами, обанкротить несколько компаний и слямзить 230 миллионов долларов из российской казны. Затем, по его утверждению, я развязал публичную международную кампанию по очернению России — естественно, с благословения западных спецслужб, чтобы переложить свою вину на кристально честных российских чиновников и простых граждан, таких как «бедные» Кацывы.

Попутно Чайка намекнул, что я еще и убил российских граждан Валерия Курочкина, Октая Гасанова и Семена Коробейникова — трех жертв клюевской ОПГ, о которых я рассказывал в восьмой главе («„Вешай“ всё на мертвецов»).

В разгаре этой размашистой операции, писал Чайка, был арестован Сергей, который «от заболевания» умер в тюрьме, ну и эта «трагедия» для меня и моих коллег по разведке стала «спасательным кругом», поскольку позволила нам использовать его смерть для начала «очередной спецоперации по дискредитации России в глазах мирового сообщества».

Новая спецоперация заключалась в манипуляции и использовании «присущего людям чувства сострадания» через проплаченные заказные статейки в западных СМИ, что в итоге привело к принятию в США закона Магнит­ского.

В конце Чайка завязал на всем этом аккуратный бантик и, ссылаясь на дело «Превезона», за которым он пристально следил, написал, что именно в нем я буду разоблачен как «международный мошенник, аферист, [и] преступник», который годами одурачивал весь мир.

Прочитав статью в третий раз, я опустил руки на одеяло и уставился в потолок. Это самая невероятная чушь, которую я когда-либо читал, но она говорила о многом.

Я был удивлен фанатичностью повествования, этим излиянием лжи, этой агонией Чайки, а также тем, что стояло на кону. По его логике, если он убедит мир в том, что я аферист, то и закон Магнитского — тоже афера, а коли так, то закон надо будет отменить. В этой статье Чайка подтвердил то, что мы всегда подозревали: дело «Превезона» — это дело Кремля. Их огромные затраты на юридические услуги в Нью-Йорке — сумма, которая, по моим оценкам в итоге превысила арестованную, — не имели ничего общего с защитой по этому делу, а наоборот, ставили целью уничтожение моей репутации и, как следствие, выбивание почвы из-под закона Магнитского, который был как кость в горле Кремля.

Ставки ко второму допросу непомерно возросли.

26. Мандамус[10]

На следующий день после публикации опуса Чайки в Аспен приехали погостить наши старые друзья, Эдуардо и Лина Вурцман с тремя детьми. Сами они родом из Сан-Пауло, но познакомились мы в Москве в конце 1990-х, задолго до начала моих неприятностей. Бразильцы — одни из самых приятных людей в мире, ну а Вурцманы были самыми приятными из бразильцев.

Приглашая их в Колорадо, мы с Еленой и представить себе не могли, что дело «Превезона» поглотит всю нашу жизнь. Неизбежное приближение второго допроса не оставляло времени даже на простое общение, не говоря уже о катании на лыжах; но всё равно было приятно побыть вместе с нашими старыми друзьями в это трудное время.

Однако был хотя и небольшой, но шанс, что допрос не состоится. Майкл Ким указал мне на серьезную тактическую ошибку, которую совершили Кацывы, да и сама «Бейкер-Хостетлер», обвинив нас в краже 230 миллионов долларов. На первых слушаниях по их дисквалификации в 2014-м Цимрот, защищая Джона Москоу и свою фирму «Бейкер-Хостетлер», убеждал судью Гриесу в том, что «Превезон» не может быть «противной стороной» по отношению к Hermitage. Судья Гриеса поверил ему, и именно это послужило основанием для отказа в их дисквалификации.

Но теперь, объяснял Майкл, их новое беспочвенное обвинение переводило их в категорию враждебности, то есть в категорию «противной стороны», и поэтому стоит еще раз попробовать добиться отстранения Джона Москоу и его фирмы от дела.

В силу технических причин компания Hermitage, а не я лично, должна была подать это ходатайство, а это означало, что нам придется нанять ей отдельного адвоката. Майкл предложил своего коллегу Джейкоба Бухдала из юридической фирмы «Суссман Годфрей». Мы заключили с ним соглашение, и уже к 15 декабря он подготовил и подал наше второе ходатайство о дисквалификации.

Поскольку слушания по существу дела «Превезона» должны были начаться уже в первые дни нового года, это ускорило весь процесс, включая рассмотрение нашего нового ходатайства, которое быстро назначили уже на третий день — день моего второго допроса.

Накануне всю ночь шел снег, и к утру пятницы его насыпало больше метра. Моя семья и наши гости потирали руки, ожидая, что покатаются всласть на горных лыжах.

После дружного завтрака я помог детям собраться и удалился в свой рабочий кабинет, где мне предстояло провести целый день перед монитором во время изнурительного допроса.

Тестируя видеосвязь, я набрал Майкла в его нью-йоркском офисе, где должен был состояться допрос. В конференц-комнате он был пока один, но около 9:15 утра по моему времени (разница во времени с Нью-Йорком +2 часа) появились два прокурора. После коротких приветствий они заняли отведенную им часть стола, разложив на нем бумаги и пару папок с документами.

Через полчаса появилась кавалькада юристов «Бейкер-Хостетлер». Как и в прошлый раз, это был целый ритуал. Их было человек шесть или семь, все с тяжелыми пузатыми портфелями и тележками, на которых громоздились бесчисленные коробки. Процесс усаживания этой свиты на своей стороне стола занял более пяти минут.

В этот раз допрос должен был вести коллега Цимрота — Пол Левин, так как сам Цимрот пытался предотвратить дисквалификацию своей фирмы в федеральном суде на Перл-стрит. Предполагалось, что слушание закончится до начала моего допроса, но оно еще шло полным ходом.

Стрелка часов переместилась на 10:15 утра, и допрос официально начался. Напряжение, царившее в конференц-комнате в Нью-Йорке, передавалось мне в Аспен. Левин подался вперед, готовый задать свой первый каверзный вопрос, но тут мягко вмешался Майкл (он всегда говорил мягко, спокойно, без напряжения):

— В силу того, что сейчас идет слушание по ходатайству о дисквалификации, было бы неуместно начинать допрос, пока судья не вынесет решение.

Левин вроде бы был готов поспорить, но отступил перед железной