Вальтер Гёрлиц - Германский Генеральный штаб. История и структура. 1657-1945
Дома дела обстояли не лучше. В армии было создано порядка десяти тысяч солдатских советов. В конце ноября на свет появился Центральный солдатский совет, что-то вроде армейского парламента. Беспрецедентный случай в истории германской армии! Солдаты требовали немедленной демобилизации, устранения всех ранговых различий и права выбирать собственных командиров.
Теперь встал вопрос, кто будет отвечать за положение дел, солдатский совет или Генеральный штаб. Армия не меньше, чем Совет народных уполномоченных, была заинтересована в восстановлении порядка. К этому же стремились и союзники. Для социал-демократической республики, которую старались создать известные личности, придерживавшиеся умеренных взглядов, четко организованная демобилизация была делом жизни и смерти. В том самом Берлине, который Шейдеман в бурные ноябрьские дни называл не иначе как сумасшедшим домом, удалось отстоять необходимость наведения порядка, а для этого Генеральный штаб был просто необходим.
По мнению Генерального штаба, народные представители навлекли на себя позор подписанием условий перемирия. Но наиболее трезвые генштабисты прекрасно понимали, что Германия уже не в состоянии вести войну на нескольких фронтах. Они считали, что поражение относится скорее к политико-экономической, а не к военной сфере. Для таких людей подписание перемирия было не просто преступным фактом. Существовало нечто, что сблизило существующие партии и Гинденбурга, Гронера и Шлейхера. Призрак большевизма. Итак, возник странный альянс Генерального штаба с народными представителями, который охранял зарождающуюся германскую республику. Уже вечером 9 ноября Эберт, получивший портфели министра внутренних дел и военного министра во временном правительстве, позвонил Верховному командованию узнать, может ли он рассчитывать на поддержку в борьбе с большевизмом. Шлейхер дал утвердительный ответ, хотя ни одна из сторон не чувствовала себя комфортно, заключая подобное соглашение. Стороны с некоторой подозрительностью относились друг к другу.
Во время заключения этих договоренностей Гинденбург оставался слегка на заднем плане. Роль представителей Генерального штаба играли Гронер и Шлейхер. Гронер относился к числу сторонников буржуазной демократии, в то время как Шлейхер с недоверием рассматривал возможность существования армии в новом обличье. Руководитель первого генерал-квартирмейстерского департамента стал теперь своего рода политическим начальником штаба и преисполнился сознанием собственной значимости.
Курт фон Шлейхер, происходивший из того же социального слоя, что и Вальдерзе, был исполнен таких же политических амбиций. Он, обладая немалыми способностями, отличался от общепринятого образа прусского гвардейского офицера. Слабость Шлейхера заключалась в занимаемой позиции; он уделял слишком большое внимание лоббированию и интриганству. Гронер, человек принципиальный, был искренне заинтересован в том, чтобы вложить действенный властный инструмент в руки молодой республики, и он не интересовался политикой. Однако и Гронер и Шлейхер были едины в одном: основой для успешного ведения международных дел станет заключение союзов. Они хотели, чтобы Германия оказалась в том положении, когда она сможет заключать подобные союзы.
На самом деле создание солдатских советов наполняло Гронера и Шлейхера негодованием. Они невольно проводили параллель с недавними событиями в России. Но германские солдаты – это вам не русские солдаты. Большинство из них меньше всего думали о революции или уничтожении офицерства. Они хотели как можно скорее избавиться от формы. У Генерального штаба почти не было никаких хлопот с такими делегатами от советов, присланными в Спа. Им просто следовало объяснить проблемы, связанные с требованиями союзников, и выяснить, способны ли они взять на себя ответственность за приведение в порядок развалившегося государства. Если делегаты выражали готовность сотрудничать с Генеральным штабом (а так и было практически во всех случаях), то приступали к выполнению обязанностей, и больше с ними не было никаких проблем.
Это была первая победа Генерального штаба; вновь владение искусством руководства спасло Генеральный штаб. В следующий раз, правда невольно, способствовал сохранению штаба маршал Фош. Во время декабрьских переговоров о продолжении перемирия, первоначально ограниченного четырьмя неделями, Эрцбергер, развернувшись на сто восемьдесят градусов, потребовал присутствия представителей Генерального штаба. Фош категорически отказался иметь с ними дело.
IIIКогда отвод войск из Франции и Бельгии был полностью завершен, Генеральный штаб перевел свою штаб-квартиру в Бад-Хомбург, оттуда в декабре она переместилась в Кассель. В Берлине заместитель начальника штаба начал ходить на службу в гражданской одежде, а 1 февраля 1919 года Генеральный штаб уже функционировал в режиме мирного времени.
С учетом сложившейся обстановки Гронер выдвинул конкретные требования. Учредительное собрание должно заняться выработкой конституции. Следует разоружить гражданское население. Необходимо запретить все солдатские и рабочие советы. Когда Гронер формулировал свои тезисы, Генеральный штаб обладал реальной властью. За штабом стояли дивизии, возвращавшиеся с фронта и, что вызывало особое чувство гордости, поддерживавшие традиционную прусскую дисциплину. Однако приходилось заниматься и делами на внутреннем фронте. Эберт мог одобрительно относиться к планам Гронера, но проблемы между рабочими и солдатскими советами, с одной стороны, и народными депутатами – с другой все еще не были решены.
В Берлине солдатские и рабочие гвардии, которые, как предполагалась, отвечали за безопасность депутатов, были всего лишь временным явлением. Руководство полицией находилось в руках независимых социалистов, в то время как радикальные элементы руководили настроенными более чем решительно солдатами нерегулярной армии и массой добровольцев, например, из народной морской дивизии (Volks-Marine-Division). В этих условиях только возвращение армии могло решить судьбу революции и республики, и то, что армию удалось вернуть достаточно просто (несмотря на отдельные трения с солдатскими советами), является последним военным достижением прусского Генерального штаба.
IVГронер и Шлейхер понимали, что только столица является тем местом, где возможно принятие решений. Что бы ни происходило, Берлин должен находиться в руках нового правительства. По мнению Гронера, для решения всех практических вопросов именно Эберт как нельзя более подходил на должность канцлера. Он не мог не признать, что, имея незнатное происхождение, Эберт обладал качествами государственного деятеля. И хотя возмущенная «старая гвардия» обливала его презрением и подвергала насмешкам, медлить было нельзя. Начались беспорядки в Баварии, на Рейне и в Вестфалии; сепаратистские тенденции, распространению которых активно способствовала Франция, переросли в открытый сепаратизм, проявлявшийся в разных частях страны. Польское восстание в восточных провинциях грозило новой опасностью.
Руководствуясь этими соображениями, Гронер решил составить для Эберта план, согласно которому девять заслуживающих доверия фронтовых дивизий должны были занять Берлин. Комендантом города был назначен генерал Леквиз. Генерал настаивал на немедленной ликвидации народной морской дивизии. Шлейхер тоже требовал немедленных действий против незаконных формирований, тогда как офицер Генерального штаба майор Мейн уже организовал те пять «центурий» для ведения уличных боев, которые в конечном итоге образовали ядро прусской полиции (Schutzpolizei).
Но Эберт колебался в выборе решения. Он был лейбористом, и именно под его руководством рабочие в борьбе и муках пришли к революции. А теперь офицеры добивались его разрешения при необходимости стрелять в этих самых рабочих. Эберт начал понимать, что, независимо ни от чего, Генеральный штаб всегда считал гражданскую войну неминуемой.
11 декабря первые армии подошли к Берлину. Эберт встретил их у Бранденбургских ворот и объявил, что они были «непобедимы на поле боя». Солдаты слишком устали. Они мечтали об отдыхе и мире, и пропагандистская работа солдатских и рабочих комитетов дала желаемый результат. С этого момента процесс демобилизации вышел из-под контроля Генерального штаба.
Генеральный штаб планировал проводить демобилизацию дивизиями, в то время как солдатские комитеты настаивали на демобилизации по возрастным группам. Теперь солдатским комитетам удалось навязать свою волю. Те самые полки, которые гордо промаршировали по центральной Унтер-ден-Линден, начали исчезать. Старая армия была распущена. Выброшенной оказалась огромная масса оружия и боеприпасов, которыми даже подторговывали; подрывные элементы получили возможность перевооружиться. Центральный солдатский совет в очередной раз выступил с требованием об отмене всех ранговых отличий, отставке Гинденбурга и передаче совету высшей военной власти. Генеральный штаб проигнорировал эти требования. Таким образом, создалось положение, при котором ни Генеральный штаб, ни Совет народных уполномоченных, ни Центральный солдатский совет не обладали реальной властью.