Платон Беседин - Дневник русского украинца: Евромайдан, Крымская весна, донбасская бойня
Мирила двух мэров уже Москва. При этом Чалый хотел прямого избрания губернатора и в случае отказа планировал заблокировать выборы. Меняйло же заявлял, что прямое избрание для военного города неприемлемо. В итоге он пошёл на уступки.
Отчасти это позволило достигнуть шаткого, но перемирия. И за два дня до выборов Сергей Меняйло и Алексей Чалый совместно исполнили гимн города. Формально это выглядело как преодоление межличностного конфликта.
Однако противостояние Меняйло и Чалого – это прежде всего не борьба персоналий, но борьба идей, стратегий развития города, а также групп людей, имеющих разные взгляды на данный вопрос.
Сергей Меняйло – человек военный, и, несмотря на краткость, это вполне точная дефиниция для понимания его видения и модуса операнди. Он протеже другого, более высокопоставленного Сергея – Шойгу. Город, по его мнению, должен стать классическим форпостом армии и флота страны.
Концепция развития Севастополя Алексея Чалого сложнее, объёмнее и, главное, шире по количеству заявленных для реализации направлений. Впрочем, далеко не факт, что правильнее, эффективнее. Отчасти она отталкивается от первоочерёдных целей, названных самими севастопольцами с подачи Агентства стратегического развития.
Главной задачей большинство из 40 000 респондентов назвало возрождение Севморзавода. Далее следуют проведение капитального ремонта школ и детских садов, внедрение финансовых, медицинских, образовательных, пенсионных стандартов Российской Федерации, приведение в порядок системы водоснабжения и водоотведения, создание новых заводов микроэлектроники и приборостроения на базе прежних городских промплощадок с дальнейшим объединением их в градообразующий кластер.
По сути, концепция развития Чалого – это приоритетное решение проблем жилищно-коммунальной сферы и создание площадки для возрождения Севастополя как мощного промышленного и научно-технического центра. И в данном контексте неизбежно наращивание интеллектуального потенциала города. Это переход от сезонной работы, ставшей следствием превращения Украиной Севастополя в подобие туристического центра, к масштабному, многогранному развитию.
При этом Алексей Чалый подчеркнул, что акцент будет смещён с макроэкономики на микроэкономику, будет делаться ставка на конкретные проекты, дабы ликвидировать дефицит в бюджете. И тут важную роль играет колоссальная нехватка средств со сбора налогов; устранение её позволит городу получить до двух миллиардов рублей.
Туристический потенциал Севастополя концепция развития также не отрицает, но предполагает её большую упорядоченность и структурность. На деле, это не хаотические застройки, от которых последние годы страдал город, теряющий свой облик, а строгая архитектурная закономерность в соответствии с историческими традициями.
Существенное внимание уделяется в концепции и прозрачности действий севастопольского правительства, вплоть до прямых трансляций из зала заседаний, интернет-отчётности и других шагов на пути к открытости.
Но при всей многовекторности и красивой обёрточности концепции фактически Алексей Чалый и его команда не предложили для города ничего принципиально нового. Во многом это улучшенное, модернизированное советское видение Севастополя прежде всего как промышленно-научного центра. Города не только моряков, военных, но и учёных, инженеров, конструкторов. И это вполне логично, учитывая то, что российские партнёры всегда, а сейчас в силу изменения статуса особенно отмечают колоссальный интеллектуальный потенциал города. Именно интеллектуалы новой формации, но чтящие прежние идеалы, по мнению Алексея Чалого, и должны стать основой нового Севастополя. В идеале.
На деле же предложенная ещё летом концепция развития, по сути, так и не получила продолжения, а осталась некой мечтой, прожектом, существующим лишь на бумаге. Во многом именно такое бездействие и породило конфликт Чалого с муниципальными властями.
Несмотря на то что в советском Севастополе корреляция промышленно-интеллектуального и военного направления осуществлялась достаточно успешно, сейчас она оказалась скорее невозможна. К тому же проект Чалого предполагает, во-первых, открытость властей, а во-вторых, независимость города, но ни первое, ни второе не выгодно теневым силам, контролирующим Севастополь со времён независимости Украины.
Подобный отчасти диссонанс, отчасти конфликт во многом и предопределил то, что Севастополь за семь месяцев в России не претерпел практически никаких позитивных изменений, более того, оброс иными негативными факторами. Украинские проблемы не ушли, но добавились новые. Для города федерального подчинения, коим является Севастополь, такое бездействие, конечно, недопустимо. И рано или поздно Москва, осуществляющая серьёзную финансовую поддержку, начнёт спрашивать со всей, что называется, строгостью.
Потому, так или иначе, независимо от видения Чалого или Меняйло, им придётся договариваться, искать компромисс, реализуя совместные проекты. Сделать это, во-первых, необходимо, а во-вторых, возможно. Благо, в советском прошлом и военное направление, и промышленное, и научное, и интеллектуальное органично сосуществовали друг с другом. Именно эти времена, их положительные стороны, вспоминали севастопольцы, когда шли на референдум 16 марта. Реставрация, переходящая в новые мощные формы, – вот чего они хотели.
Мы думаем, что ничего не решаем, и тогда решают за нас
Абсентеизм как корень зла
11.11.2014
Сегодня я дочитал последнюю прижизненную книгу основателя гонзо-журналистики Хантера Томпсона «Наших бьют!». О кровавом спорте, американской доктрине и водовороте глупости.
Заканчивается она вот такими словами: «Политика – искусство контролировать твоё окружение. Это одна из самых важных вещей, что я понял за эти годы, и это понимание далось мне нелегко. Тех, кто думает: “Неважно, кто сейчас президент”, – никогда не призывали в армию и не отправляли сражаться и погибать в порочной, глупой войне. Его не избивала и не поливала слезоточивым газом полиция за “нарушение общественного порядка”, его не преследовало, как хищник добычу, по политическим мотивам Налоговое управление. Его не бросали со сломанным носом, не дав сделать телефонный звонок, в тюрьму, где 12 извращенцев рвутся трахнуть новичка в задницу. Вот в такие моменты становится важным, кто сейчас президент или губернатор. Вот тогда вы жалеете о том, что не голосовали».
Я, признаюсь, всегда был одним из тех, кто не голосовал. Ну, или голосовал весьма и весьма редко. И все мои друзья-знакомые были такие же, как я, – больные абсентеизмом. Мы думали что-то вроде: «Да какая разница, кто президент или мэр? Есть ли смысл выбирать из партий? Мы всё равно ничего не решаем. Да и вообще, политика – это зло…»
Да, мы действительно мало что решаем. Но это не отменяет острого, как мачете, факта: каждый не озвученный нами голос используется против нас, каждое наше молчание – фон для их лживых, мерзких речей. Они хотят использовать нас, и мы даём им этот шанс.
Чуть больше года назад мне попалось интервью Бориса Гребенщикова: «Нигде, кроме Москвы, политикой не интересуются. Не устаю говорить одно и то же: нет разницы между политиком и ассенизатором, или сантехником, или продавцом. Мы же не говорим так много о сантехниках, мы не знаем, как их по имени-отчеству, мы не обсуждаем их личную жизнь». Помню, мне очень понравилась эта фраза, и я озвучил в интервью с Михаилом Елизаровым мысль, что политики слишком много, но, по факту, она ничего не решает. Он ответил на мой вопрос так: «Любой житель Сирии или Ливии ответит на этот вопрос лучше и эмоциональнее меня. Политика реально убивает людей. Последние двадцать лет она уничтожает Россию».
А через месяц или два начался Евромайдан. И моей страны, гражданином которой я был, не стало. Её разорвали на части.
Тогда я точно осознал, что политика кое-что да решает. Она реально убивает. Пусть и неумение вырастить и сохранить любовь, вспоминая слова Григория Померанца, причиняет человечеству больше страданий, чем все политические режимы всех времён, потому что режимы приходят и уходят, а бездарность в любви остаётся…
Мы не спешим голосовать. Не спешим выражать мнение. Не спешим говорить за себя. Может быть, даже боимся. Привыкли жить в темноте, мерзлоте, бессилии и равнодушии, когда и «без того ясно, что в соседнем доме окна жёлты, и недвижный кто-то людей считает в тишине». Мы думаем, что ничего не решаем, и тогда решают за нас.
Россия, Украина – одни из самых неголосующих стран в мире. И это проблема. Возможно, одна из тех, что вновь и вновь устраивает нам очередной 17‑й или 91‑й год, выводя на очередной Майдан или Болотную. Но они есть лишь суетливые, беспутные попытки компенсировать – в лучших наших традициях, когда в последний день делается всё то, что должно было делаться на протяжении месяца или недели – предыдущее бездействие.
