Ю. Ганковский - История вооруженных сил Афганистана 1747-1977

Материальные затруднения порождали среди основной массы офицеров и унтер-офицеров настроения неудовлетворенности и недовольства существовавшим положением, а вся система общественных отношений, основанных на частной собственности, толкала многих из них на всевозможные злоупотребления служебным положением, хищения и разбазаривание казенного имущества, взяточничество, вымогательство и т. п. Правящие круги страны, стремясь ослабить это недовольство, в 60-е и в начале 70-х годов несколько раз прибегали к увеличению денежного содержания офицерского и унтер-офицерского состава. Однако это не внесло каких-либо существенных изменений в условия жизни упомянутых категорий военнослужащих.

Некоторая часть офицеров, главным образом из числа старших, получивших образование на базе старой военной техники и старых, так называемых турецких взглядов боевого применения различных родов войск, считала, что Афганистану не нужна современная, хорошо вооруженная армия, так как основное назначение армии — обеспечивать спокойствие в стране, усмирять враждующие племена и защищать существующий строй, а для этого совершенно не нужны ни дорогостоящие реактивные самолеты, ни ракеты, ни радары. Для решения внутриполитической проблем, по их мнению, Афганистану вполне достаточно иметь лишь несколько мобильных, легковооруженных частей и сильных формирований полиции и жандармерии, способных подавлять «бунтарей» и усмирять неспокойные племена.

Что касается внешнеполитического назначения армии, то они считали, что афганские вооруженные силы не в состоянии противостоять своим более сильным соседям — Ирану и Пакистану, и в вопросе защиты независимости Афганистан должен всецело полагаться на иностранную политическую и военную помощь (имелась в виду помощь стран буржуазного Запада).

Такие настроения и взгляды разлагающе действовали на определенную часть офицеров и унтер-офицеров, снижали их активность и заинтересованность в обучении и воспитании личного состава и в то же время представляли собой завуалированную форму отрицания необходимости получения советской военной и военно-технической помощи.

Факторами, снижавшими уровень политико-морального состояния личного состава афганской королевской армии, были также национальные противоречия и религиозные трения.

Вопреки официальной пропаганде о единстве и общности политических судеб различных этнических групп населения Афганистана и об их якобы равенстве перед законом, в условиях афганской королевской армии, как и в обществе вообще, существовали и активно проявлялись глубокие национальные противоречия. В основе их лежали дискриминационная национальная политика правящих кругов и неравноправное общественное и экономическое положение различных национальных групп населения страны.

В армии это положение проявлялось, как указывалось выше, в назначении на высшие должности в основном пуштунов и таджиков, в использовании офицеров — выходцев из национальных меньшинств главным образом на нестроевой службе (интендантской, технической, ремонтной, транспортной и др.), в строгом соблюдении национального принципа комплектования войсковых формирований офицерским и рядовым составом: боевых частей — преимущественно из числа пуштунов (и таджиков), а вспомогательных — из представителей нацменьшинств, в материальном принуждении офицеров и военных чиновников изучать язык пушту (с офицеров и военных чиновников, не знавших пушту, ежемесячно удерживалось 50 афгани) и т. п.

В Афганистане, где подавляющее большинство населения исповедует ислам ханифитского толка суннитского направления (не менее 85 %), открыто проявлялась религиозная неприязнь и нетерпимость суннитов по отношению к представителям другого направления в исламе — шиитам, а также к исмаилитам и другим сектантам. На этой почве в стране и в армии среди верующих нередко происходили столкновения и распри.

Афганское офицерство и унтер-офицерство всегда волновала пуштунская проблема. Борьба за ее решение приобрела, как известно, особенно активный и острый характер в 1953–1963 гг., во время пребывания у власти в качестве премьер-министра Мухаммада Дауда. Именно в эти годы среди значительной части офицерского состава, прежде всего пуштунского происхождения, глубоко укоренились взгляды, кстати разделявшиеся и некоторыми видными деятелями страны, о необходимости активного разрешения указанной проблемы.

Однако после 1963 г. пуштунская проблема практически отошла на второй план в политике афганских правительств, что вызвало недовольство в армейских кругах страны. Это недовольство особенно усилилось в конце 1971 г. в период острого политического кризиса в Пакистане, образования независимой Народной Республики Бангладеш и вооруженного конфликта между Пакистаном и Индией. Дело было в том, что националистически настроенные офицеры считали обстановку, сложившуюся в упомянутое время в регионе, весьма благоприятной для решения пуштунской проблемы, и надеялись на соответствующие действия властей. Однако власти ничего не предприняли, что было расценено указанными офицерами как предательство интересов афганской нации и в конечном счете привело к укреплению в их среде антидинастийных настроений.

Огромное воздействие на умы передовой части афганского офицерства и унтер-офицерства оказывали идеи социализма, успехи социалистических стран в решении социально-экономических, политических, национальных и других проблем развития, а также коренное изменение соотношения сил на мировой арене в пользу социализма. Многие военнослужащие в результате знакомства с социалистической действительностью и прогрессивной литературой убедились в лживости официальных политико-идеологических доктрин, насаждавшихся в армии, и перестали верить правительственному пропагандистскому аппарату. Такие радикально настроенные офицеры и унтер-офицеры стали источниками правдивой информации о мире социализма и активными проводниками революционно-демократических идей в армии.

Подводя итог сказанному, следует подчеркнуть, что монархические круги Афганистана смогли в первые послевоенные десятилетия поддерживать в армии дух повиновения и покорности. Правящая верхушка создала в лице высших и части старших офицеров верную опору. Однако ей все же не удалось обеспечить необходимую устойчивость морального духа армии. В условиях афганской действительности действовал ряд названных выше факторов, которые существенно подрывали политико-моральное состояние вооруженных сил страны и делали их все менее надежными для защиты существовавшего режима.

Идейно-политические концепции, вытекавшие из интересов господствовавших в стране классов, в последнее перед антимонархическим государственным переворотом 1973 г. десятилетие переживали глубокий кризис и вызывали все большее недовольство в армейских кругах и прежде всего среди молодого мелкобуржуазного офицерства. Идеологическая обстановка в афганской армии, как и в стране в целом, характеризовалась прогрессирующим усилением антимонархических настроений и взглядов, в том числе социалистического и антикапиталистического содержания.

Капиталистические преобразования в Афганистане, обострение социальных противоречий и идейно-политическая борьба в обществе оказывали определенное влияние и на армейские круги, вовлекали их в политику, как бы этому ни препятствовали господствовавшие в стране классы. Неизбежность и историческую обусловленность этих социальных и политических связей между обществом и армией отмечал Ф. Энгельс еще в 1891 г. в «Приветствии французским рабочим по случаю 20-й годовщины Парижской Коммуны». Он писал, «что теперь, когда каждый здоровый мужчина проходит через ряды армии, эта армия начинает все больше и больше отражать настроения и мысли народа»[493]. Это же подчеркивал В.И. Ленин, указывая, что «войска неизбежно втягиваются в политическую жизнь»[494].

Применительно к Афганистану 60-х — начала 70-х годов степень влияния общенациональных социально-экономических и политических процессов, а также позитивных перемен в мире на различные категории военнослужащих афганской королевской армии была далеко не одинаковой. Так, солдаты, особенно те, которые являлись выходцами из среды политически неразвитого, неграмотного, забитого и отягощенного предрассудками крестьянства, в своем подавляющем большинстве все еще находились во власти традиционных институтов и господствовавшей в стране идеологии и не были готовы к восприятию демократических идей. Они пассивно взирали на развертывавшуюся в обществе политическую борьбу, хотя иногда и выражали недовольство по поводу несправедливостей и тягот жизни.