Сергей Бушуев - Водитель трамвая
— Ты вот что: сперва попробуй отбуксировать меня по кольцу, потом остановишься, и мы решим, как будет дальше.
И мы приступили. Я сел в кабину своего трамвая, Мишка забрался к себе. Вскоре я почувствовал сильный толчок, и мы тронулись. Проехав круг, Мишка, как мы и договаривались, остановился.
— Ну как? — поинтересовался я, вновь спустившись на землю.
— Да вроде катится… — несколько растерянно кивнул он, — только… не нравится мне как он катится… очень…
— Самое главное выехать на линию, — внушительно проговорил я, — и проехать Сокол. Не раскорячиться раньше. Там ещё куча вагонов мчатся в депо. Шестёрки, двадцать восьмые, двадцать седьмые. Кто-нибудь в депо затолкает.
— Это понятно, — Мишка ёжился от свирепого ледяного ветра, — а с этим что делать?
Он указал рукой на детали от его трамвая всё ещё валявшиеся между рельсами неподалёку от конечной станции.
— С этим? — переспросил я.
— Ага…
Мы, машинально, не сговариваясь, двинулись в ту сторону. Берёзовая роща качалась своими тёмными безлиственными стволами. Дома в округе давно погасили свет в окнах. И лишь мы два долбоё… м-м-м… два водителя третьего класса решали, что делать с гайками и болтами из полуразвалившегося трамвая, на котором нам ещё предстояло ехать через пол Москвы в депо. Но делать что-то нужно было непременно! Пока никто не обнаружил весь данный металлолом.
— Знаешь чего, — неожиданно произнёс Мишка, когда мы, склонившись в тупом раздумье, разглядывали эту беговую дорожку, — давай отнесём это говно в кусты.
— Гениально! — выдохнул я в восторге.
Я-то про себя думал, мало ли, нужно сохранить и отдать слесарям? А то, небось, удивятся, куда это вдруг единоразово исчезли все внутренности и крепежи ихнего агрегата. А тут такое простое решение! И не надо ничего объяснять! Никому.
Я озвучил свою мысль.
— Разумеется, нет! — полностью поддержал меня Мишка. — Приедем, я объяснительную напишу, мол, так и так, чего-й то не так. И дело в шляпе.
Договорившись обо всём произошедшем молчать, мы принялись за работу. Минут двадцать ушло только на уборку разбросанных между рельс деталей. И если сначала мы осторожно собирали их и потихоньку переносили в кусты подальше, то потом уже швыряли гайками и болтами в сторону рощи, соревнуясь, кто дальше бросит. Последним полетел искорёженный кусок железа. Скорее всего, это был какой-нибудь защитный кожух или часть фальшборта. Но если честно я не знаю. Правда, его далеко закинуть не удалось. Уж больно большим он являлся. Его мы закидали снегом, пока над ним не вырос сугроб. Похоронили так сказать. До весны не оттает. А к весне заржавеет и туда ему и дорога. Руки наши оказались вымазаны какой-то вонючей слесарной жидкостью. Очевидно, ею пропитывали железо разбрасываемое нами. Но проблему грязных рук мы решили проще: чистили снегом. А потом лепили снежки и швыряли по конечной станции, благо никто этого не видел. Однако время шло, и пора было ехать.
Прежде чем сесть в свою кабину, Мишка подошёл ко мне и произнёс:
— А всё-таки крепкие у нас вагоны! Я и представить себе не мог что, рассыпавшись, они вообще способны с места сдвинуться! Если доедем до депо, это будет чудом!
— Ты главное Сокол пройди! — ответил я. — До Сокола не сломайся. Иначе затолкают на круг возле Алабяна и будем полночи куковать в ожидании буксира.
— Да знаю! Сам не хочу!..
С этими словами он отправился к себе в кабину и вскоре мы потихоньку двинулись.
Как ни странно до депо мы всё-таки доехали. Собрали, разумеется, после Сокола за собой ещё пяток вагонов разных маршрутов, но допыхтели. Ехали относительно медленно. Однако к полвторого ночи успели. Затащили каракатицу. Приёмщики утащили наши трамваи чёртовой матери, а мы с Мишкой пошли сдавать выручку и талоны.
— Если у нас и танки такие же крепкие, — с улыбкой заметил Наумин, пока мы поднимались по лестнице, — то я не понимаю, почему развалился Советский Союз.
После Мишка, как и собирался, сел было писать объяснительную. Но когда другие водители узнали, по какому поводу, тут же поднялся крик.
— Да пошли они в жопу! — орала (я прекрасно помню) водитель — женщина с двадцать третьего маршрута.
Такая, знаете ли, дама… как бы это сказать, лет сорока пяти, но… способная и Шумахера сделать на повороте. Вам наверняка известен подобный типаж? Я недавно такую в Митино видел. В метро. Она там с утра народ гоняла из электричек своим ором. Дабы они садились в положенном месте — на другой стороне платформы вместе со всей толпой.
— Да пошли они в жопу!.. Это они должны объяснительные писать, что заставляют нас работать на такой технике! Которая разваливается на ходу! Ты что Миша? Брось писать! Плюнь! Заявку оставил? Подвижники знают?.. Тогда всё! Никаких объяснительных! Пошли они все в жопу! Скоты!.. И не платят ни хрена, и хохлов набирают тупых и технику разваленную выдают! Это ж надо!
Мы конечно с ней согласились. Сидели оба и кивали головами на каждую её новую фразу. Мишка даже сгоряча бумагу порвал. Ту самую, которую начал было заполнять. И действительно! Чёрт знает что такое! С кем приходится работать! Начальство сволочи! Платят мало! К тому же ещё и технику подсовывают: стоит чихнуть — ломается! Куда это годится? Нет, мы были возмущены до предела! Все втроём. И до самого прибытия «маршрутов» сидели в курилке на лестнице, обсуждая низкий уровень слесарей депо и устаревшее оборудование.
Самое примечательное произошло на следующий день. Я выезжал из депо в 13. 45. У меня был 106 «выход». И когда я подъехал к Щукинской, навстречу мне двигался Мишка на своём 3979. Я же пыхтел на «родном» 3699. При виде друг друга в тех самых вагонах (ещё несколько часов назад, еле тащившихся в депо по ночным улицам) мы как всегда начали гримасничать, кривляться и понимающе улыбаться.
Где-то спустя год Мишка уволился. Нашёл себе работу поспокойнее за те же деньги. Я пару раз встречал его. Мы немного общались. У него всё в порядке и, Слава Богу.
Ещё говоря о людях тех времён, я прекрасно помню «вечёрочников». Или «вечерников». Называйте, как хотите. Это была целая группа лиц — как теперь принято говорить — работавших исключительно вечерние смены. В основном, конечно же, это оказывались мужики. Такие, знаете ли, люди суровых характеров. Я мало с ними общался, так как в ту пору разница в возрасте сказывалась довольно ощутимо. Мне они казались глубокими старцами. Оттого и не было особых тем для разговоров. Так, перебросимся фразой — второй и разбегаемся по вагонам. Некоторые из этих мужиков являлись людьми сложных судеб. Были среди них и отсидевшие в казённых домах, и просто отчаянные типы. Хотя в принципе мне они нравились куда больше всех этих «шлаковых-передовиков-знатных комбайнёров». Люди они, разумеется, были не простые, но надо признаться — порядочные. Никуда не лезли. Никогда. Никого не боялись. Ни с кем не ругались. Докладными лишь подтирались. Ну может и нет, но уж точно могли бы это сделать. Просто работали себе потихоньку. Всего на ту пору их насчитывалось человек десять, наверное. Может больше. Точной статистики я не знаю. Мне они напоминали ночных призраков появлявшихся с наступлением темноты и исчезавших с появлением света. Среди них, правда, затесался некий уродец по имени Костя. Во всяком случае, мне он таковым казался. Такой человечек лет двадцати пяти — тридцати. Точно определить я не мог. С непропорционально большой головой (как мне казалось) маленькими ручонками и тщедушным тельцем. Меня от одного его вида просто воротило. Он строил из себя умника и тоже старался нравиться начальству. Работал «вечёрки» но в основном самые поздние. У меня этот Костя один раз вообще чуть не вызвал рвотный рефлекс (в прямом смысле слова) когда поведал мне историю как у него появилась шапка. Мы ехали на «маршруте» после смены и на балде Кости «красовался» совершенно ужасный с виду «петушок». Помните такие шапки? Родом из девяностых. Их и тогда носили только удручённые пролетарии и недоделанные ботаники. И знаете, как он у Костика появился? Он нашёл «петушок» в салоне трамвая, когда прогуливался по нему после сделанного круга. Нашёл в грязи! Он сам об этом рассказывал — я ничего не додумываю. Отстирал и начал носить. Бля — я — я — я!!! Ну просто пипец! Я понимаю — были девяностые годы. Да, тяжело. Да, нищета. Но не настолько же! Не настолько что человек не мог купить себе в магазине никем не ношенный «петушок»! Данные шапки и по тем временам стоили не дорого. Это же не ондатра, какая — то. К тому же у Кости не было ни жены ни детей. Я не удивлюсь, если и до сих пор нет. Но видимо есть такой сорт людей — склонных к бомжовости в различных проявлениях. Правда, к слову сказать «прославился» этот Костик совсем не тем что нахлобучил на чайник, утерянный спьяну каким-то алкашом «петушок», а следующим происшествием: однажды поздно ночью в его трамвай на страшной скорости влетел джип. Авария случилась на строгинском бульваре, когда Костик уже мчался в депо. Джип тоже куда-то мчался и на перекрёстке они сошлись. Победил трамвай. Он оказался, как бы это сказать… покрепче. Ну ещё бы! Сколько передряг было в жизни у него с такими кадрами как мы и сколько у джипа? Разницу чувствуете? Словом, джип расплющило. Тех, кто в нём находился — раздавило. Ну и полтрамвая, как и полагается, рассыпалось тоже. Не пострадал только Костя. Я же вам правду говорю: половина вагонов Краснопресненского депо того времени являлись геройскими. И это я вам рассказываю, который всего четыре года отработал на линии. А представляете рассказы бывалых? Кто по двадцать-тридцать лет отпыхтел?
