Виктор Кожемяко - Валентин Распутин. Боль души
– Мы-то кричим об уничтожении нашей культуры – да кто нас слышит? Такие же, как мы, с той же болью и с тем же нежеланием сдаваться на милость победителей.
Хочу снова вернуться к встрече президента с журналистами, отзвуки которой слышны до сих пор. Я смотрел ее от начала до конца. Продолжалась она, как сообщали хронографы, 3 часа 32 минуты 20 секунд. Президент ответил на 69 вопросов и в очередной раз превзошел прежние рекорды продолжительности и масштабности разговора со СМИ.
Но заметили ли вы, заметили ли другие, государственные люди и самые обыкновенные граждане, что за всю эту долгую встречу ни разу не прозвучало слово «культура»? Даже случайно. Ни единой секунды не было ей уделено! О чем угодно спрашивали труженики пера и общественного мнения, о важном и пустом, наболевшем и надуманном, но поинтересоваться, что у нас происходит с культурой и какая ей предназначена судьба, было некому. Словно все решено окончательно и затрагивать в любом виде эту проблему неприлично.
Этим и объясняется, почему донцовы и биланы играют теперь первую скрипку в табели о талантах. Они, впрочем, уже давно ее играют, но до последнего времени на святыни русского искусства покушаться не дерзали. У каждой стороны были свои авторитеты и свои боги. Но вот новость из Михайловского, где под началом Андрея Битова состоялось присуждение Пушкинских премий. И первыми номерами названы небезызвестный В. Пьецух (Пушкин в гробу должен перевернуться от этого вчиненного ему «наследничка») и неизвестный Дм. Новикова из Петрозаводска. Ничего не могу сказать о последнем, может быть, и достоин, но тенденция, как говорят теперь по любому поводу, тенденция… И на имени Пушкина сыграть междусобойчик!
Русский мир или «русские центры»?
– Приходится говорить по меньшей мере о крайней противоречивости заявлений по поводу культуры, прозвучавших за последнее время на высшем уровне, и почти всего, что в этой сфере продолжает делаться. Если послушать заявления президента в конце минувшего года на встрече с творческой интеллигенцией в Санкт-Петербурге и на заседании Госсовета в Кремле, то здесь и напоминание, что 2007 год объявлен Годом русского языка, и призывы искать новые адекватные формы исторической общности людей, почаще употреблять словосочетание «Русский мир» и т. п. Говорилось даже о необходимости помощи на федеральном уровне еще оставшимся (сколько их осталось-то?!) сельским клубам и домам культуры.
Но разве кто-нибудь ощутил, смотря то же самое телевидение в наступившем году, что у нас начался Год русского языка? И разве кто-то верит, что сельские клубы и дома культуры реально начнут возрождаться? Ведь если даже деньги из бюджета на поддержку русского слова и русского мира будут выделены, то через ведомство Швыдкого кому они достанутся? Он, именно он, Михаил Ефимович, по-прежнему остается основным распорядителем кредитов в сфере культуры! И, следовательно, на какую культуру они пойдут?
– Одно могу сказать: что это за год русского языка и где и каким образом он будет проводиться, если в России учебные часы на русский язык (как и на отечественную литературу и историю) сокращены до того минимума, который недостаточен и для Митрофанушек? Школа уже не первый год выпускает неучей. Садовничий, ректор МГУ вынужден в своем университете открывать специальные курсы русского языка, чтобы хоть частью залатать прорехи школьного обучения. Но Садовничий, не подчинившись, слава Богу, принятому Думой и Советом Федерации закону о едином госэкзамене, хоть знает по своему экзамену, что за «контингент» к нему идет, а ведь подавляющее число вузов, находящихся на послушании у Министерства образования, этого знать не могут и хватаются потом за голову.
А скоро и государству нашему придется хвататься за голову. Оно могло бы уже и сегодня показать этот жест отчаяния, но пока сохраняет выдержку.
Подозреваю, что вся основная работа по укреплению русского языка пройдет за пределами страны. Наши интересы там. С падением России произошло и крушение русского языка как в дальнем, так и в ближнем зарубежье. Его не смогли остановить ни Толстой, ни Достоевский, ни Пушкин. Кажется, только мудрые китайцы, умея готовить будущее, продолжали выпускать и классику нашу, и современную литературу, и вместе с английским учить и русский. И не прогадали. Китайцам русский нужен был для внешних связей с Россией и для внутреннего духовного обогащения, которое лучшая русская литература дает в избытке.
Мы же продолжаем прогадывать. Экспортируя теперь русский вместе с появившейся у нас продукцией за свои границы и низводя его в России нашим образованием до уровня только разговорного, почти диалектного, до примитива обедняя его в прессе и новейшей литературе, даже издеваясь над ним, мы и не заметим (а главное – язык наш не заметит), как пройдет посвященный ему год. Без всяких изменений, а может быть, с изменениями к худшему, как оно и направилось уже лет двадцать.
Приятно, конечно, слышать из уст президента о Русском мире. Однако верится с трудом. Уж если «цензура» не дала этим словам первого лица государства выйти за стены той аудитории, где они были произнесены, так чего же и ждать?.. Случайно, что ли, это понятие («Русский мир») было, что называется, на лету подхвачено вездесущим Швыдким и кастрировано в «русские центры». С торопливым разъяснением: «Поймите, это не резервации…» Слово произнесено: именно резервации! Зачем еще в России, на своей земле и под своим небом устраивать рядом с азербайджанскими, армянскими, грузинскими и таджикскими центрами теперь и русские? Да затем, чтобы уравнять нас и перевести русских в России на положение диаспоры.
Таких откровений, кажется, еще не бывало, и нигде в мире высокому государственному чиновнику они были бы не позволены. У нас все можно.
И деньги на «русские центры», можно не сомневаться, отыщутся скоренько.
– А самое главное – все эти заявления президента о культуре, по форме вроде бы и правильные, звучат уже после того, как в Думе приняты и им же, президентом, подписаны поистине разрушительные законы – об автономных учреждениях и о продаже памятников культуры в частные руки. Против этих законов категорически выступала КПРФ, выступали все, кто действительно озабочен судьбой нашей культуры, науки, образования, социальной защиты. Потому что превращение организаций этой сферы в так называемые автономные учреждения ведет к самым гибельным для них последствиям! Прежде всего, это дальнейшее вытеснение бюджетных, то есть бесплатных для граждан, социальных услуг платными, дальнейшая коммерциализация культуры, возможность приватизации этих учреждений и т. д. То есть государство фактически освобождает себя от заботы о настоящей культуре. И что мы будем иметь в результате?
– Государство освобождает себя от заботы и о культуре, и об образовании. Добрались до высшей школы. Закон об «автономных учреждениях» (АУ), прежде всего, направлен против нее. Автономные – значит, обреченные на частное существование и приватизацию. Отчуждение средней и высшей школы от государства, равно как и отчуждение культуры, продолжается. С одновременным принятием трех законов – о едином госэкзамене, об автономных учреждениях и о продаже памятников культуры в частные руки – государство решительно выходит на оперативный простор безответственности и напоминает ударившегося в бега от своей семьи папашу.
Стыдно за Думу… Она, должно быть, имела какой-то интерес, чтобы подмахнуть эти законы. Неловко и за сенаторов, равнодушно утвердивших их. А ведь это те самые депутаты-парламентарии, которые издевались над советским Верховным Советом, где якобы без размышлений – чего изволите? – вздымались руки. Но там корысти не было, и не за дурное голосовали советские, по крайней мере, не за дурное во внутренней политике. А вы? Вы чьи интересы защищаете, бегая по рядам и нажимая кнопки? Странно и неловко наблюдать, как обсуждение и голосование по важнейшим вопросам нашего бытия, нашего сегодня и завтра, проходят при полупустых залах.
Ну, что же делать… Как сказал бы Иосиф Виссарионович, других парламентариев у нас нет, надо работать с этими.
И не ошибиться в следующих.
Февраль 2007 г.
Великая боль души, которая спасает
Вместо заключенияЕсли прочитаны эти беседы, запечатлевшие голос выдающегося русского писателя в самое тяжелое для Родины время, мне остается, хотя бы коротко, сказать о том, чем конкретно они были вызваны и как родились.
Черный октябрь 1993-го… Залпы танковых орудий в центре российской столицы только что довершили расправу над Верховным Советом, ставшим одним из последних оплотов сопротивления ельцинскому беспределу. Ночью, как тати, собрали «победители» трупы убитых и тела раненых, развезли тайком по разным концам Москвы. Закопченное здание на Краснопресненской набережной печально дымится. Газета «Правда», в которой я работаю, и «Советская Россия», где печатаюсь, указом Ельцина закрыты.