Александр Терещенко - Быт русского народа. Часть I
В древние времена вставали до восхождения солнца, молились тотчас Богу, испрашивая Его святой помощи на все добрые дела, и, не помолясь, никакого не начинали дела. Отправлялись ли в дорогу, строили ли дом, засевали ли поле, ходили прежде в церковь помолиться. В опасных же предприятиях исповедовались и причащались. Выступая в поход или осаждая приступом город, все воины исповедовались и принимали Святые Тайны, и тогда они шли бесстрашно на смерть. Сражаясь за отечество, охотно умирали мучениками, будучи убеждены, что их души примут ангелы и отнесут в царство вечного блаженства. Такое действие веры укрепляло наш народ среди величайших его невзгод. Эти достохвальные свойства благочестия не истребились: они доселе украшают простолюдинов, и поныне наши воины с чистой молитвой отправляются на доблести геройские. Пред выступлением в поход никакой полк не двинется вперед, не отслужив молебна и не будучи окроплен освященною водой.
Садился ли кто за стол или вставал из-за него, осенял свое чело крестным знамением[301].
Спать ложились после солнечного захождения, оттого были крепкие и жили по столетию. Здоровая пища, скажут многие, весьма много содействовала их долгоденствию. Правда, но не более ли правильная жизнь? Могут ли быть те здоровыми, которые превращают ночь в день, а день в ночь? Посмотрите на столичную жизнь, и вы убедитесь. Едва расцветшие девицы уже чахлые и бесцветные, а усыпляемые роскошью дамы отживают в 30 л. свой век: они делаются дряхлыми и безжизненными. Сами мужчины, изнуряемые светскостью, сохнут и в 40 л. старики.
Владимир Мономах прекрасно изобразил в своем поучении набожные свойства, которые руководили им всю жизнь, и желал, чтобы все подражали примеру благочестивых мужей. Это доказывает, что в его время было общею принадлежностью отличаться христианским благочестием. Слезы у него текли из глаз, когда он молился Вседержителю за отечество и народ, ему любезный. Мономах был еще редкий сын: он никогда и ни в чем не ослушивался своего отца. «Приближаясь ко гробу, — пишет он, — благодарю Всевышнего за умножение дней моих! — Кто будет читать это писание, наблюдайте в нем правила. Когда же сердце ваше не одобрит их, не осуждайте моего намерения, но скажите: старец уже ослабел разумом. О, дети мои! Хвалите Бога и любите человечество. Ни пост, ни уединение, ни монашество не спасут вас, но благодеяния. — Не забывайте бедных, кормите их и мыслите, что всякое достояние есть Божие. Не скрывайте богатства в недрах земли: это противно христианству. Не призывайте всуе имени Бога; утвердив же клятву целованием, не нарушайте. Не оставляйте больных, не имейте гордости ни в уме, ни в сердце, и думайте: мы тленны, ныне живы, а завтра в гробе. — Бойтесь всякой лжи, пьянства, любострастия; чтите старых людей, как отцов; любите юных, как братьев. В хозяйстве сами прилежно смотрите за всем, да гости не осудят ни дому, ни обеда вашего. Всего более чтите гостя и знаменитого, и простого, и купца, и посла; если не можете одарить его, то удовольствуйте брашном и питием: ибо гости распускают в чужих землях и добрую, и худую славу. Приветствуйте всякого человека, когда идете мимо. Любите жен своих, но не давайте им власти над собою. Все хорошее помните; чего не знаете, тому учитесь. Отец мой, сидя дома, говорил пятью языками: за это хвалят нас чужестранцы. Леность есть мать пороков: берегитесь ее. Вместо суетных мыслей читайте молитву, хотя самую краткую, но лучшую: „Господи, помилуй!“ Не засыпайте никогда без земного поклона. Когда чувствуете себя нездоровым — поклонитесь в землю три раза. Да не застанет вас солнце на ложе! Идите рано в церковь воздать Богу хвалу утреннюю: так делал мой отец; так делали все добрые мужи. Когда озаряло их солнце, они славили Господа с радостью: „Просветил еси, очи мои — Христе Боже! и дал ми еси свет твой красный“[302]. Мелеций, писатель XVI века, говорит, что все спешили во храм прежде помолиться Богу, а потом принимались за работу[303]. Никто не садился за стол, не совершив молитвы, и никто не вставал из-за обеда, не принеся благодарения Богу. Лжедмитрий не думал следовать нашим древним обычаям и, желая быть во всем ляхом и немцем, он не хотел креститься пред иконами, не велел благословлять царской трапезы, садился за обед не с молитвою, а с музыкою, за что народ сначала осуждал его, но, не видя в нем исправления, восстал противу него.
Праздники отправляли в старину, как и ныне, с благоговейными обрядами, потому что русские всегда отличались при встрече священных дней истинной набожностью, умилительными обычаями, простосердечной, нелицемерной и братской радостью. Во время празднеств все забывали свои вражды и составляли одно общество[304].
В праздник Рождества Христова после заутрени во втором часу дня патриарх в предшествии соборных ключарей, несших крест на мисе и св. воду, и в сопровождении митрополитов, епископов, архимандритов и игуменов приходил к государю в золотую палату: славить Христа и здравствовать государя с праздником. Потом патриарх и власти ходили славить к царице и ко всему царскому семейству. По совершении славления государь торжественно выходил в Успенский собор к обедне. — Всем сановникам, приезжавшим ко двору, указано было (1680 г., дек. 19) являться в золотых ферезях, потому можно вообразить себе, каким блеском сопровождался царский выход. Праздничный стол у государя был в столовой избе или золотой палате и начинался обыкновенно в последнем часу дня (в сумерки). У стола были по приглашению: патриарх, власти духовные, несколько бояр и окольничих; но чтобы звать к себе хлеба есть, то государь посылал к патриарху окольничего, а к властям и боярам дьяков. Иногда сам государь приглашал их в соборе после обедни.
Приглашение к царскому столу бояр и окольничих основывалось на их родословном старшинстве, а иногда на их родстве с государем. Люди неродословные приглашались ими по особенному к ним благоволению государя, или когда он хотел наградить их за службу: обыкновенно все награды объявлялись тогда после царского стола. — К столу выходил государь всегда в предшествии стряпчего, который нес царский скипетр.
Если по какому-либо случаю не готовился стол для патриарха, духовных властей и бояр, то посылали к патриарху целый обед под надзором ближнего человека или окольничего. — После стола дарили патриарха кубком, камкою и другими предметами. Митрополиту Дионисию было подарено (в 1584 г., дек. 26) Государева жалованья 10 арш. камки венедицкой багровой, цена по 10 алтын аршин и того шесть рубя, и кубок индийского ореха (кокоса), окованный серебром, но вместо кубка было выдано ему девять рублей. — Точно так дарили патриархов, из них самые богатые дары получал один Никон. В числе первых подарков всегда был кубок из индийского ореха, окованный серебром. Из рук митрополита и патриарха он переходил снова в царскую казну, из которой выдавали за него неизменные девять рублей. — От стола царского посылались еще подачи боярам, думным и ближним людям. Если подача не доходила по назначению, то этим наносилось оскорбление тому лицу, которому было послано. Крайчий кн. П. С. Урусов разослал однажды боярам, окольничим, думным дворянам, думным дьякам и ближним людям по две подачи с кубка, т. е. с винами, и сверх того отдельно боярам корки (род пирожного).
В день Рождества Христова (как и в другие большие праздники) цари не садились за стол, не накормив прежде тюремных сидельцев. — Так в 1663 г. было кормлено на большом тюремном дворе 964 тюремных сидельца.
Независимо от всех церемоний, происходивших в царских палатах, приносилась дань обычаям того времени в отделении дворца царицы. Окруженная дворовыми боярынями, она принимала в своей золотой палате духовенство, приходившее к ней славить Христа, и приезжих боярынь, которые являлись к ней с поздравлениями и по особому приглашению обедали за ее столом. — Каждая приезжая боярыня подносила царице и царевне по тридцати перепечей. Царице Марье Ильиничне и царевнам поднесли 14 приезжих боярынь (в 1663 г.) 426 перепечей. — После обедни царица посылала патриарху от себя и каждой царевны по 5 перепечей. — Ив. Забелин „Некоторые придворн. обряды и обычаи царей московских в праздник Рождества Христова“, см. „Ведом. С.-Петерб. городск. полиции 1847 года, № 5“.
Зная, что проклятие совершается, наши предки верили, что благословение и доброе слово сбываются. Всякий человек, встретившийся со знакомым или проходивший мимо незнакомого, но чем-нибудь отличаемого, приветствовал его снятием своей шапки и наклонением головы. Это делается поныне в отдаленных местах. Как прежде соблюдались, так и ныне соблюдают усладительные обряды набожности и чистосердечия. Посторонний человек, вошедший в избу или в пышные палаты, обращал впервые свои глаза на икону и молился; потом кланялся и приветствовал: „Будьте здоровы“ или „Здравствуйте“. — Когда посторонний входил во время обеда, тогда он, помолясь Богу, говорил: „Хлеб-соль“, — хозяин отвечал: „Добро пожаловать хлеба-соли кушать“; проходивший мимо работающего говорил: „Бог в помочь!“ — тот отвечал: „Спасибо“, выражая этим: спаси тебя Бог за доброе твое желание. При провожании кого-либо в дорогу говорили: „Счастливый путь“; при встрече со знакомым: „Здорово, брат“, или „Здравствуй, брат“, желая ему, чтобы он был здоров. — Расставаясь друг с другом, говорили: „Прощай“ или „Прости, брат“, т. е.: в чем я тебя оскорбил или какое я тебе сделал неудовольствие, забудь ныне все и не вспоминай лихом даже заочно; не кляни, не благослови. — Проходя мимо церкви или увидя издали крест, всякий снимал шапку и молился[305]. Ныне только делают купцы, мещане и простолюдины. Многие при звуке колокола вечернего или во время благовеста делают крестное знамение. Другие, когда зевают, осеняют свой рот крестным знаком не менее трех раз, — над этим простодушным обрядом издеваются некоторые. Когда кто чихнет, тогда считают невежеством, если не пожелают исполнения желания или не скажут: „На здоровье“, „Мое почтение“ или: „Встать и поклониться“[306]. Иные думают, кто чихнет при разговоре, тот подтверждает истину сказанного. Другие замечают еще: чихнуть в воскресенье — значит быть в гостях; в понедельник — будет прибыль в этот день; во вторник — будут ходить за долгами; в среду — будут хвалить; в четверг — рассердит кто-нибудь; в пятницу — получатся письма или будет неожиданная встреча; в субботу — придет весть о покойнике. Есть на свете люди, для коих обычаи, освященные временем, кажутся невежеством[307].
