Валерий Осипов - Тайна сибирской платформы
…Мы продолжали гнать караван мрачной таежной целиной. Удивительно точно ориентировался Зведер в тайге! Он все время делал повороты, менял направление, словно сворачивал в переулки и улицы знакомого города. Я уже не сомневался в том, что мы давно сбились с правильной дороги и безнадежно заблудились, но Лева только подмигивал мне своими синими-синими глазами и говорил весело и лукаво: «Нормальный ход!»
Так прошли мы еще часа четыре. Неожиданно Зведер остановился и, сдвинув на затылок шляпу, заорал разбойничьим голосом:
— Ого-го-го!.. На таборе-е! Живы?!.
Эхо, отчетливо повторившись несколько раз, заметалось по тайге. Прошло несколько минут. Потом издали слабо донеслось:
— Живы-ы…
Через час мы сидели у костра на таборе отряда Зведера и с аппетитом уписывали пахнущий дымком, наваристый гречневый «супчик». Помощник Зведера, коллектор Виктор Минорин, молодой, задумчивый паренек, выгонял из палатки комаров, раздувая у входа дымокур. Окончив ужин, мы забрались в спальные мешки и, зашнуровав палатку, дружно захрапели.
Утром проснулись от гулких взрывов, раздававшихся где-то неподалеку.
— Это взрывники нашего отряда шурфы бьют, — объяснил Лева. — Мы к ним сейчас сходим, познакомимся.
У взрывников произошел «интересный» случай. Когда мы подходили к тому месту, где они работали, неожиданно из-за поваленного бурей дерева испуганно закричали:
— Ложись! Убьет!..
Мы ничком упали на мох, и в то же мгновенье рвануло. Комья земли застучали по спине.
— Дешево отделались, — укоризненно покачал головой взрывник Дмитрий Слеткевич, вылезая из своего укрытия, когда дым рассеялся. — Да и я виноват: поздно остановил вас.
Зведер подвел меня к краю шурфа — большой воронки, образовавшейся после взрыва.
Наш отряд занимается составлением структурной карты кимберлитового поля. Кимберлитовое поле — это район нахождения нескольких алмазоносных кимберлитовых трубок. На таком поле кимберлитовых трубок больше, чем грибов в лесу. Теперь, когда алмазные месторождения найдены и готовятся к эксплуатации, нужно объяснить их происхождение, выяснить, на какую глубину уходят вниз трубки. А для этого надо знать структуру всего кимберлитового поля. Вот в этих шурфах на разных глубинах мы берем пробы пород и по ним уже составляем структурную карту. Это как раз и есть тема моей диссертации.
Мы отправляемся на следующий шурф. По дороге Зведер рассказывает:
— Структурная карта в то же время будет и прогнозной картой при поисках кимберлитовых трубок. Тема моей диссертации, таким образом, является одним из разделов разведочных работ Амакинской экспедиции. Так что мне одновременно приходится быть и диссертантом, и начальником отряда, и горным мастером.
Я прощу более подробно объяснить роль структурной карты при поисках алмазов.
— Дело здесь вот в чем, — начинает Зведер. — Если взглянуть на геологическую карту Сибирской платформы, то в самом ее центре увидите большое зеленое пятно. Это траппы — древние породы, изверженные с больших земных глубин. Ученые предполагают, что кимберлитовые трубки должны располагаться по краям трапповых полей, так как здесь находятся зоны глубинных разломов твердой кристаллической оболочки Земли, зоны трещин. Естественно, что кимберлитовая магма будет более охотно устремляться вверх по уже готовым трещинам, чем пробиваться через плотные траппы.
Так вот, изучив структуру уже открытых кимберлитовых полей и установив, что все кимберлитовые трубки этого поля «садятся» на одну трещину, мы можем утверждать, что во всех аналогичных по геологической структуре местах, при наличии трещин, тоже должны быть алмазоносные кимберлитовые трубки. Это уже более высокая ступень в поисках алмазов — научный прогноз, научное предвидение. Если раньше, в первые годы существования Тунгусской экспедиции, алмаз искали по самому алмазу, потом по спутникам — пиропу и ильмениту, потом геофизическим методом, то теперь его можно будет искать и по структурным признакам, то есть разведывать сразу целые поля голубой земли, а не только отдельные трубки.
Конечно, новые методы поисков алмазов, будь то геофизический или структурный, не отменят старый, «пироповый», способ. Они обогатят арсенал геолога-поисковика. Как видите, завеса, веками покрывавшая тайну залегания такого редкого и неуловимого минерала, как алмаз, начинает постепенно приподниматься. Алмаз еейчас «окружен» со всех сторон армией геологов, Ему ничего не остается больше делать, кроме как «сдаться» на милость победителей.
…На следующий день Виктор Минорин отправился с караваном оленей на старые горные выработки, чтобы продокументировать и привезти на табор образцы уже взятых пород. Зведер уходил в тайгу, в многодневный маршрут. Меня он брал с собой вместо Минорина своим помощником.
В этом долгом и трудном маршруте я действительно узнал, почем фунт настоящего таежного «геологического» лиха. С каждым новым шагом немудреная полярная природа раскрывала перед нами свою суровую и мужественную красоту. Надолго запомнились мне повитые сухими туманами редкостойные лиственничные леса со страдальчески перекрученными от сильных морозов деревьями, доверчиво мягкая, как вата, мшистая земля и печально-голубые пустынные таежные горизонты.
Мы вели жизнь истинных Робинзонов. День наш начинался рано. Зведер просыпался ровно в шесть часов, вылезал из спального мешка и произносил свою любимую фразу: «Нормальный ход!»
Потом мы бежали на ручей бриться и умываться. Свежее таежное утро бодрило тело. Мы были молоды, здоровы, и нам было необыкновенно весело. Серебристые мальки испуганно разбегались от наших гогочущих отражений.
Обряд разжигания костра и завтрака занимал полчаса. Зведер с необычной для мужчины ловкостью занимался кулинарными делами.
На меня была возложена вся черная кухонная работа. Я таскал дрова, дул на костер и отгонял комаров от манерки с чаем. Кроме того, я числился старшим конюхом и должен был заботиться о лошадях.
Позавтракав и навьючив лошадей, мы выходили в маршрут. Зведер, как дятел, стучал длинным геологическим молотком по всем выходам каменных пород. Мне поручалось складывать в рюкзак отбитые образцы и под диктовку Зведера записывать, где, когда и в каких условиях они отбиты.
Зведер писал заключительную главу своей диссертации. По взятым образцам он должен был составить структурную карту большого, еще мало исследованного района и по этой карте дать точный прогноз: стоит ли искать здесь алмазы или нет. Это была, говоря научным языком, квинтэссенция всего структурного метода.
Я понимал важность порученного мне дела и старался как мог. С утра до вечера я таскал тяжелые рюкзаки с пробами от Зведера к каравану и высыпал их в большие вьючные мешки. Хотя я очень плохо понимал, как можно по этим обыкновенным серым камням открывать целые поля голубой земли, тем не менее к своим обязанностям относился очень серьезно.
День проходил в работе. Обедали мы вечером (в маршруте геологу положено есть только два раза в день, чтобы не терять дорогого светлого времени). Повторив обряд разжигания костра, мы варили в манерке гречневый «супец», быстро расправлялись с ним и залезали в свои спальные мешки.
Иногда по вечерам Лева с тревогой смотрел на горизонт и, вздыхая, говорил:
— Завтра выходной день.
— Почему? — удивлялся я.
— Чувствуешь, как гнус давит? Дождь будет.
Утром мы действительно просыпались под унылый аккомпанемент дождя по брезентовым бокам палатки. Самое страшное было дотронуться головой до брезента — он сразу же начинал протекать. В такие дни Зведер учил меня таежным песням. После окончания Иркутского университета Лева три года работал на Ленских золотых приисках и знал великое множество таежных песен. Чаще других мы пели любимую песню рабочих Ленских золотых приисков, которая называлась «Тайга». У этой песни были простые, но очень выразительные слова. Особенно часто повторял Зведер последний куплет:
Где же ты теперь, моя девчонка,Где теперь тебе поет пурга,Где ты греешь маленькие ногиУ костра чужого очага?..
Наверное, у него были для этого свои основания…
С каждым днем нашего долгого таежного путешествия я все больше и больше проникался уважением к профессии геолога. Это они, геологи, первыми идут по земле, находят скрытые в ней богатства и поднимают к жизни далекие, ранее нежилые края.
И с каждым новым днем все глубже раскрывалась передо мной богатая душа «таежного аспиранта» Левы Зведера — настоящего советского молодого человека, прекрасного товарища, пытливого и смелого исследователя, весельчака и умельца. Богатая школа жизни, которую он прошел за годы работы в тайге, закалила его, научила преодолевать трудности, настойчиво идти к намеченной цели.
