Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 13. Запечатленная тайна
В конце июня все тут созрело. Все цветы стоят напоказ пролетающим тяжело груженным шмелям и пчелам. Все источает медовый запах. Желтые трясогузки качаются на верхушках конского щавеля. Летает кругами потревоженный чибис. Прощально кукует кукушка. Соловья еще можно услышать. Но чаще из синего леса доносится тонкая флейта иволги.
И есть у луга свои певцы. «Пить подать! Пить подать!» – изнывает от летней жары перепелка. А под ветлами в бочаге хор лягушек славит лучшее для лугов время: «Как-кова! Трава как-кова!..» И отклик лягушкам тоже ласкает ухо: «Хо-рош! Хо-рош!» Всю ночь дергач-коростель хвалит травы, с непостижимым проворством перебегая в их тесноте с места на место.
Даже и не поэта в этих лугах посещает потребность каким-нибудь образом выразить набежавшие чувства. Мой друг однажды стал в лугах на колени: «Ты знаешь, хочется или молиться, или лаять от радости по-собачьи».
Однако красота красотою, а приходит час лечь траве под косой. Этот час у Оки совпадает обычно с Ивановым днем (7 июля). Но жаркий июнь, как было в этом году, приближает день косовицы. Важно, дождавшись полной спелости трав, не упустить потом времени («Летний день год кормит», «Убрать сено в пору – в каждый стог пуд меда отвесить»).
Все знают: нет для скота более желанной и полноценной еды, чем упавшее под косой погожее разнотравье. «Хотел бы я пить молоко от коровы, у которой все это будет хрустеть зимой на зубах», – сказал мне ботаник, лучше других понимающий: силос из кукурузы или даже царь-трава – сеяный клевер – не могут сообщить молоку тот вкус и целебную силу, какие дает букет-сено. В духе времени можно тут вставить словцо о ферментах, о витаминах, микроэлементах и фитонцидах. Но можно о том же сказать очень просто, как это сделал рязанский поэт Борис Сильвестров. «Бродят буренки по белым ромашкам. Щиплют клубнику и красную кашку. Медом пропахли кусты и ракиты. Вот почему молоко духовито». Так объясняют ценность лугов детишкам. Взрослым тоже, как видим, надо напоминать: ценность! Величайшая ценность – заливные луга! «Беречь их надо, как курицу, несущую золотые яички», – говорит старожил Окской поймы Данила Кузьмич Архипов.
* * *В лугах сейчас самый разгар работы. Кочемарские луки полны людских голосов. Из всех деревень, стоящих по краю травяного разлива, все, кто способен работать, сейчас находятся в пойме. Есть тут, в лугах, люди и городские. Живут в шалашах. Едят из таких вот старинных чугунных котлов. И работа с утра до заката. Работа нелегкая. Но нет труда поэтичней и благодарней, чем этот на летнем лугу…
Стог сена – украшенье любого пейзажа. У любого человека этот маленький складец сушеной травы рождает теплое чувство. У художников это любимый объект для картины. Почему? Потому что стога – это память о лете, итоги труда на лугу, это запас на зиму тепла, залог благополучия…
Всему, что родила земля на лугах и полянах, к августу полагается быть в стогах. В луговой столице, на Кочемарских луках, таких стожков за лето вырастают многие тысячи.
Фото автора. Рязанская область. 12 июля 1981 г.
Белая ночь
Окно в природу
Свет без теней. Тихий шелест воды по песку. Сон камышей. И бессонный крик кулика-веретенника. Гортанные звуки гагары. Темный силуэт лодки. Стрекоза, прикорнувшая на осоке. Всю ночь немеркнущая заря вполнеба. Ощущение с непривычки то радости, то тревоги…
Волшебный перламутровый свет! Лампа не может с ним спорить. И сон на ум не идет. Можно писать у окна, фотографировать, наблюдать, как в полночной воде у баркаса играют рыбы. И думать: это награда всему живому за долгую зимнюю ночь.
Кто был хоть однажды на севере летом, всю жизнь будет помнить задумчивый мир белой ночи.
Фото автора. 18 июля 1981 г.
Карл в гостях у Петра
Постоянные наши читатели помнят: в прошлом году (4 мая и 18 июня) в «Комсомольской правде» было рассказано о дружбе и о судьбе двух людей – швейцарца Карла Келлера и русского – Петра Билана.
Восстановим в памяти эту историю… В Швейцарии, случайно встретив советского журналиста, учитель-пенсионер Карл Келлер рассказал, как в 1942 году из немецкого концлагеря вплавь через Рейн бежал в Швейцарию молодой советский солдат. До последней степени изможденного человека приютили, выходили, спрятали в горной деревне. Тридцатилетний тогда учитель Карл Келлер и солдат – студент Одесской художественной школы – Петр Билан стали друзьями. «Должен признаться, лучшего друга в жизни у меня не было», – закончил рассказ журналисту седой швейцарец. Об этой дружбе в суровое время мы написали с надеждой: а вдруг Билан жив и откликнется?.. Откликнулся! «Жив-здоров. И все помню!»
Судьба киевского художника Петра Ильича Билана – частица общей нашей судьбы в минувшей войне. Раненым оказавшись в плену, солдат испытал ад лагерей смерти, однако не потерял воли к жизни, к сопротивлению. Приговоренный за саботаж к повешенью, в ночь перед казнью он решился вплавь пересечь быстро текущий в Альпах, холодный в весеннем разливе Рейн… Благодарная память сохранила всех, кто помог беглецу в нейтральной тогда, но ощущавшей угрозу фашизма Швейцарии. «Дружба с Карлом – это особые дни моей жизни. Все помню и очень хочу увидеть этого человека», – сказал художник, заключая рассказ о прожитом. В Швейцарию по сообщенному адресу Петр Ильич сразу направил письмо: «Карл, возьми билет в Киев и прилетай. Об остальном позаботимся мы, Биланы».
* * *Я специально прилетел в Киев, чтобы увидеть момент их встречи.
Самолет из Цюриха припоздал, и Петр Ильич от волнения прикуривал сигареты одну от другой… Но вот по трапу резво сбегают туристы, чинно плывут дипломаты, деловые дамы и господа… Наконец-то! В проеме двери – белая голова. И сразу вверх две руки и возглас, как у мальчишки: «Петр!!!» А снизу у трапа – «Карл!!!» И вот уже два человека тискают друг друга, хлопают по спине, смеясь и плача от радости, дергают друг друга за щеки, теребят волосы.
Потом у двери аэропорта еще волна чувств. Карл, обнимая встречающих, говорит: «Ниночка!.. Галя!.. Игорь!..» По письмам он уже знает семью Биланов и безошибочно всех узнает. Потом, спохватившись, тщательно подбирая слова, почти торжественно Карл говорит: «Петр, я очень счастливый, что мой ноги стоит в Киев на твой земле».
Никогда еще давнего выпуска «Волга» семьи Биланов не ехала так рискованно, как в этот вечер. За рулем был привычный ее хозяин, но волнение и желание обратить внимание гостя на мост через Днепр, на сиявшие в синеве купола, на многое другое, чем законно гордится любой старожил-киевлянин, да еще почти непрерывные «Помнишь?» делали в этот момент Петра Ильича шофером весьма ненадежным.
В переулок Бастионный мы все же добрались благополучно. И сразу попали за стол с яствами и питьем. Два десятка художников, друзей Петра Ильича, пожелавших оказать Карлу «щирое гостеприимство», без промедленья взялись за дело…
Закончилось все по моему посредническому настоянию («Пощадите, братцы, человеку 69!») где-то часа в два ночи. Все было в тот вечер: приветствия, воспоминания о войне, речи о человеческой дружбе, о мире, объятия, целованье, и, конечно, не обошлось без песен. Пели дружно и хорошо. Счастливый Петр говорил Карлу то по-русски, то по-немецки. «Ну что? Что я тебе говорил!» Карл, бывший за этим столом центром внимания, раза три держал речь и расплакался под конец: «Это счастливый день моей жизни. Спасибо!»
Среди песен «Катюшу» он принял как давнюю свою знакомую. А когда грянули «Стеньку Разина», гость вдруг вскочил и радостно стал подпевать. Позже выяснилось, на этот русский мотив поют в Швейцарии жгуче-любовную песню: «Тот, кто придумал расставанья, то не подумал о любви». Оказалось, именно эти слова по-немецки пел гость, когда хор бородатых и безбородых художников выводил: «И за борт ее бросает в набежавшую волну…» Расходились все нехотя, желая виновникам торжества спокойной ночи и поздравляя обоих со встречей. «Надо же! Тридцать восемь лет не виделись. Молодцы, мужики!»
Утром, когда освежались чаем и два старых друга шутили, вспоминая забавные случаи из былого, Карл дотронулся вилкой до бутерброда с красной икрой: «А что это есть?» Оказалось, за вчерашним застольем он принял икру за варенье и был озадачен – «варенье почему-то было несладким и пахло рыбой». Столь же занятное недоразумение произошло с жевательной резинкой, которую Карл, послушавшись чьих-то советов – «русские это любят», – привез гостинцем в изрядном количестве, чем очень развеселил друга. Карл, оказалось, тоже не знает, в чем прелесть жеванья резины… Было приятно видеть: два человека сохранили дух молодости, говорили с прежним доверием, с пониманием, с шутками, как будто и не было тридцати восьми лет без вестей друг о друге.
