Пол Фишер - Кинокомпания Ким Чен Ир представляет

Завести роман с Ким Чен Иром было опасно, одновременно крутить любовь с кем-то еще – равносильно самоубийству. Но У Ин Хи не смогла устоять. Она снова влюбилась – на сей раз в молодого корейца из Японии, чей отец, богатый бизнесмен, годами щедро спонсировал режим Кимов. А теперь прислал в Северную Корею единственного сына – что-то мальчик больно разнежился в японской теплице, пусть потрудится и возмужает. Молодого человека отправили работать на радио. Там он познакомился с У Ин Хи и немедленно принялся страстно ее добиваться. Непростой романтичный мальчик ей нравился, но она держала дистанцию. Он не сдавался. Он осыпал ее подарками и знаками внимания, и в конце концов сдалась она.

Домой податься нельзя – у нее семья, а его окружение наверняка растрезвонит, что к ним явилась народная актриса, – и нельзя на студию, где прежняя репутация липла к У Ин Хи, как пропотевшая рубашка. Ким Чен Ир приставил к ней другую актрису – следить в рабочие часы и сообщать о каждом шаге. В гостиницу не попадешь: управляющие по закону обязаны проверять разрешения остаться на ночь, не пускают пары и обо всех гостях информируют полицию. Но отец юноши был крупной шишкой, так что отпрыск располагал «бенцем» и не нуждался в шофере, поскольку всю жизнь водил машину в Японии. В общем, они стали встречаться в машине. Ездили часами или парковались во тьме, подальше с глаз.

Как-то морозной зимней ночью в 1980 году они остановили машину в укромном месте и занялись любовью. Может, в первый раз, а может, в сотый. Двигатель работал, окна были закрыты; любовники уснули в объятиях друг друга. Утром, когда автомобиль нашли, мальчик был мертв – отравление угарным газом. У Ин Хи была без сознания и еле дышала.

После двух недель в стационаре ей наконец хватило сил проморгаться. Едва она поправилась, пришли солдаты. Сын крупного спонсора Трудовой партии умер из-за интрижки с замужней женщиной, широко известной скандальным поведением. У высокопоставленных чинов возникли вопросы, и они желали получить ответы. Записей допросов нет, но в какой-то момент У Ин Хи помянула Ким Чен Ира. Может, тот еще разок ее спасет. Солдаты вышли из допросной. А вернувшись, велели У Ин Хи встать, освободили ее и отвезли домой.

Перед киностудией выстроились десятки автобусов – моторы урчали вхолостую, водители курили и чесали языками. В воздухе еще чувствовалась морозная отдушка умирающей зимы.

В то утро всем киношникам до единого, от режиссеров до машинисток, приказали сесть в автобусы и поехать на внеочередное партийное мероприятие. Куда везут, не сказали, даже когда автобусы уже закрыли двери и двинулись в путь. Среди пассажиров был режиссер Ю Хо Сон, муж У Ин Хи и отец ее детей. Он не видел жену уже которую неделю – ее сразу отвезли в больницу, едва нашли с молодым японским корейцем. Ни дома, ни на работе она не появлялась. Ю Хо Сон предполагал, что жена отбывает временное наказание, как прежде в кочегарке, или сидит в тюрьме.

Наверное, поездка развеяла его тревоги. За всю его карьеру на киностудии подобных таинственных путешествий не случалось, и все были заинтригованы. Куда их везут? Им предстоит приятный денек на экскурсии – скажем, на родине великого вождя в Мангёндэ или в каком-нибудь революционном мемориале? Или им объявят что-то важное о будущем киноиндустрии? Или, может, грядет занудное собрание идеологической борьбы – хотя тут они, пожалуй, перестарались, и к тому же, залов, куда все прекрасно поместятся, и на студии полно.

Кавалькада из нескольких десятков автобусов выехала за город и катила еще минимум три четверти часа. Наконец, все остановились перед стрельбищем. Таких стрельбищ вокруг Пхеньяна десятки, по всей стране сотни; на многих вместо мишеней – наглядные иллюстрации с волками в американской военной форме. Туда регулярно возили тренироваться детей постарше, особенно во время месячника борьбы с американским империализмом. Сегодня стрельбище пустовало, однако напротив мишеней возвели трибуны; около пяти тысяч обычных граждан уже рассаживались в задних рядах и стояли по бокам. Киношникам – двум тысячам человек, по официальным данным, – велели вылезать из автобусов и тоже занимать места.

Мишени загородили белым занавесом, а перед ним в землю вбили высокий деревянный столб. Испуганно притихнув, зрители ждали, что будет. Через несколько минут подъехал армейский джип, припарковался между занавесом и мишенями. Из-за белого полотна раздался отчаянный женский крик. По толпе словно пробежал электрический разряд. Начинается, стало быть.

В то утро У Ин Хи сказали, что она может идти домой. Она догадалась, что ей соврали, только когда ее запихнули в джип и завязали ей глаза.

А теперь солдаты выволокли ее вперед – на глазах повязка, руки стянуты. Настал черед кричать ее мужу на трибуне.

Как и многое другое, казни в Северной Корее – театр, где приговоренный – премьер поневоле. У Ин Хи, надо думать, была одета в тюремную робу – по слухам, специально разработанную армейскими учеными для публичных казней: сероватый плотный костюм из шерсти и хлопка, который эффектно багровел, впитывая кровь. У Ин Хи примотали к столбу двумя веревками – одной через грудь, другой по ногам. Она кричала не умолкая. Она во всю глотку звала Ким Чен Ира и других крупных партийцев (одни очевидцы вспоминали потом, что она осыпала их проклятиями, другие – что она заклинала дать ей шанс поговорить с Кимом, объясниться, вымолить прощение). Затем один военный подступил к микрофону, и его голос гулко загрохотал из репродукторов, еле заглушая крики:

– За совершение преступлений против морали и нравственности народная актриса У Ин Хи приговаривается к смерти. Она будет расстреляна именем народа.

И едва затихли слова «именем народа», затрещали выстрелы.

Расстрельная команда из трех солдат поступила как обычно. Первый залп порвал веревку на груди, и тело У Ин Хи переломилось, точно в последнем поклоне. Второй залп пришелся в голову, и голова живописно взорвалась кашей из плоти, кости и мозга. («Зимой, – писал Кан Хёк, вспоминая казни, виденные в детстве, – при минус двадцати или минус тридцати выделяется много пара – очень большая разница температур между телом и воздухом».) Наконец, последний залп перерезал веревку на ногах, и тело У Ии Хи с глухим стуком рухнуло на расстеленный у ее ног мешок.

На трибуне Ю Хо Сон грохнулся в обморок. Он был без чувств и не видел, как солдаты ногами впихивали тело его жены в мешок, а потом забрасывали мешок обратно в джип. Тело казненного, пишет Кан Хёк, обычно «бросали где-нибудь в горах, не хороня, чтобы его съели [дикие] собаки». Двери джипа захлопнулись за народной актрисой У Ин Хи, и машина укатила. На миг над стрельбищем повисла тишина, а затем дети, возбужденно крича, выскочили из первого ряда и наперегонки кинулись к столбу – драться за стреляные гильзы, усыпавшие окровавленную землю.

После этого фильмы У Ин Хи запретили, ее фотографии в журналах закрасили или вырезали, а страницы с упоминаниями ее имени в книгах по истории кино склеили. Если по телевизору показывали ее классические фильмы, все сцены с нею вырезались, и сюжет превращался в полную околесицу, а зрители получали внятное предостережение – они, обитатели этого ритуализованного мира умели понимать такие намеки. Ю Хо Сона выслали из Пхеньяна и «отправили на производство». Тысячам очевидцев казни особым указом запретили о ней поминать под страхом смерти. Но зачем возводить трибуны и завозить на автобусах тысячи очевидцев, если не хочешь, чтоб те об этом говорили?

А уж они, конечно, говорили – шепотом, украдкой озираясь через плечо. Тремя годами позже, на вилле, в своей богатой тюрьме, Чхве Ын Хи подслушала, как работники пересказывают друг другу эту историю довольно громко – то ли нечаянно голос повысили, то ли хотели, чтоб она услышала. И предостережение она тоже прекрасно поняла.

Только один человек в стране может отдать приказ без суда и следствия казнить знаменитую и почитаемую актрису, которая его подвела, и поставить шоу с таким безупречным и безжалостным чутьем, – и зовут этого человека Ким Чен Ир.

Эпизод третий. Продюсер Ким Чен Ир

Весь мир – театр, а люди – все актеры.У каждого свой выход и уход…[23]

Трумэн (Джим Кэрри): И что – все было ненастоящее?

Кристоф (Эд Хэррис): Ты был настоящий. И поэтому на тебя так приятно было смотреть.

21. Вместе

Наблюдая за пьяными гостями на банкете в честь воссоединения с Сином, Чхве припомнила трагическую историю народной актрисы. Вот в какой мир они оба ныне вступали.

Син сидел по правую руку от Ким Чен Ира. Тот со старшим говорил любезно и учтиво, чуть ли не сокрушенно. Любимого руководителя всю жизнь баловали, он всегда получал все, чего хотел, и, надо думать, лишь редкие переживания волновали его своей новизной. Наверняка то было одно из них. Среди его знакомых Син Сан Ок был первым кинорежиссером мирового масштаба – Ким Чен Ир видел, любил и ценил все его фильмы – до того, что счел Сина достойным стать северокорейской звездой.