Эстафета поколений: Статьи, очерки, выступления, письма - Всеволод Анисимович Кочетов
Естественно, что каждый прозаик, поэт, драматург, режиссер, деятель кисти и карандаша видит и изображает Ленина по-своему. Для одних он — могучее средоточие революционной воли, яркий, взрывчатый интеллект, несокрушимая убежденность, воспламеняющая сердца и умы тысяч и миллионов, человек неустанного, активного действия. Другие ищут в нем главным образом мыслителя, теоретика, творца идей. Есть и третьи, которым в Ленине хотелось бы видеть добряка и всепрощенца, с полудетской наивной улыбкой в глазах опускающегося на корточки перед каждым встречным парнишкой, дабы отечески вытереть тому нос или при полном серьезе выслушать чушь, какую парнишка понесет с экрана, со страниц книги по воле автора сценария, повести, рассказа.
Мне думается, Ленина невозможно ощутить и понять через второстепенное и третьестепенное, через то среднечеловеческое, которое, конечно же, всегда присутствовало и присутствует даже у самых выдающихся представителей рода людского во всю его долгую историю. Из этого общедоступного источника можно брать лишь черты и черточки, в какой-то мере дополняющие главное, основное, неповторимое, но ни в коем случае нельзя из них составить правдивый ленинский образ. По-настоящему творчески увидеть и осмыслить Ленина возможно с позиций единственно верного принципа, какой исповедуют великие художники мира: беру глыбу мрамора и отсекаю все лишнее. У нас часто получается наоборот: для изображения Ильича берут одно лишнее, которым заслоняется главное.
В Ленине, если внимательно читать воспоминания современников и особенно его собственные труды, все среднечеловеческое, общечеловеческое подчинялось главному, ленинскому и только ленинскому. Ленин прежде всего был страстным борцом, которого ничто не могло остановить на избранном пути. Он шел через любые трудности — через вопли и клевету врагов, через неверие, трусость, отступничество иных из своих соратников, через непонимание, проявляемое другими, через колебания третьих, нежелание четвертых. Зная свою правоту, Ленин не боялся остаться во временном меньшинстве и даже чуть ли не в одиночестве, когда дело касалось великих революционных принципов конечно, в видимом одиночестве: большинством для него всегда был народ, а не те единицы или десятки, которые в том или ином случае не умели или не желали его понять и поддержать. Если случалось, обстоятельства вынуждали Ленина отступить в тактике на шаг, то он отступал лишь для того, чтобы с новой силой обрушиться на противника. За революцию, за дело партии Ленин сражался каждый день, каждый час, каждую минуту, каждой речью, статьей, каждым своим точным, ясным, стреляющим словом.
Уже много лет мы не устаем вчитываться в одну из многих и по сегодня сражающихся статей Ильича, впервые опубликованную газетой «Новая жизнь» в ноябре 1905 года. Статья «Партийная организация и партийная литература» настолько точна по своему прицелу, и так остро на долгие десятилетия вперед поставлены в ней вопросы партийности литературы, связавшей себя с делом народа, что и сегодня она остается для нас тем компасом, следуя стрелке которого никогда не собьешься с пути.
Незыблемый курс стрелки ленинского компаса в литературе и сегодня раздражает иных, как раздражал он подобных шесть десятков лет назад. С ним, с этим боевым, генеральным курсом, невозможно совместить отклонения литературы и искусства от социалистического пути развития, невозможны при нем вольные шатания в мировом океане всяческих модных и ультрамодных веяний, склонения от одного берега к другому, зигзаги с востока на запад, с юга на север или же хитроумно — наискосок. Ленинский компас, помогая одним идти верной дорогой, мешает другим отходить от курса народности, партийности, социалистического реализма. Поэтому, не решаясь прямо объявить наш компас устаревшим, тянущим литературу и искусство куда-то назад, те, кому он мешает, стремятся давить на его стрелку пальцем, дабы хоть маленько да сдвинуть ее куда-либо, скажем, к западу.
Нехитрый прием для того, чтобы не только обойти ленинские требования к литературе, но даже попробовать опереться на Ленина в этом не слишком почтенном намерении, состоит в своеобразном цитировании отдельных мест статьи «Партийная организация и партийная литература». Особенно часто мы сталкивались с этим приемом в 1956—1957 годах. На третьем пленуме правления Союза писателей СССР в мае 1957 года он получил и должную аттестацию, и должную отповедь, и казалось, что с ним покончено. Но вот прошли девять лет, и в сентябре 1965 года в статье А. Румянцева «О партийности творческого труда советской интеллигенции» изумленные читатели прочли, что В. И. Ленин говорил: «...Литературное дело всего менее поддается механическому равнению, нивелированию, господству большинства над меньшинством. ...В этом деле безусловно необходимо обеспечение большего простора личной инициативе, индивидуальным склонностям, простора мысли и фантазии, форме и содержанию».
Да, как будто бы все верно. Именно так, помнится, написано в статье у В. И. Ленина. Но что это за отточия в начале первой и второй фраз приведенной цитаты? Заглянем-ка в саму статью. Нет, товарищ Румянцев, оказывается, не так «говорил В. И. Ленин», вы же это прекрасно знаете. В. И. Ленин писал: «Спору нет, литературное дело всего менее поддается... Спору нет, в этом деле безусловно необходимо...» Не с прописных букв, как вы решили это представить, начинаются выписанные вами из ленинской статьи фразы. Вы их препарировали как вам было удобнее. Вы же отлично понимаете, что не Ленин говорил о «бесспорных истинах», а те, кто с помощью «бесспорных истин» пытался оспаривать принцип партийности литературы, необходимость партийного руководства литературой. Ленин, напомню, говорил: «Спору нет...» Зачем ломиться в открытую дверь? Никто не собирается вас опровергать. «Все это бесспорно», — написал Ильич, сражаясь за литературу, служащую революции.
А за этими словами, вы же видели, следует «но»! «...но все это доказывает лишь то, что литературная часть партийного дела пролетариата не может быть шаблонно отождествляема с другими частями партийного дела пролетариата». Следом за этим что еще сказано Лениным? «Все это отнюдь не опровергает того чуждого и странного для буржуазии и буржуазной демократии положения, что литературное дело должно непременно и обязательно стать неразрывно связанной с остальными частями частью социал-демократической партийной работы». Мало того, если уж читать Ленина, так читать, не стараясь доморощенными средствами намекать на то, что одни высказывания создателя нашего государства и нашей партии нам полезны, а другие, видите ли, неполезны.
