Игорь Дуэль - Судьба фантастической гипотезы
«Соображение по ходу» Сорохтина:
«Правда, ценой нарушения закона Архимеда в его школьной постановке».
Да и всё последующее существование фиксизма, когда стал снова расти авторитет идеи дрейфа, тоже было как бы несамостоятельным. Роль его состояла в негативности по отношению к мобилизму, в постоянной критике тех его сторонников, кто слишком торопился с выводами. Фиксисты всякий раз демонстрировали, что факты, добытые в экспедициях и получавшие, как правило, сразу же мобилистскую трактовку, можно толковать и с иных позиций. А это заставляло сторонников горизонтального движения быть более строгими в своих построениях, искать более точных и убедительных доказательств.
Собственно, вне реакции на мобилизм практически не возникла ни одна идея фиксистов в последние десятилетия. И если о развитии мобилизма вполне можно рассказать, не упоминая про фиксизм, то попытка выстроить самостоятельную линию развития фиксизма без упоминаний о мобилизме вряд ли приведёт к успеху.
Ну а позднее искренняя приверженность некоторых учёных к воспринятым «с молодых ногтей» фиксистским идеям, привычка атаковать каждое новое положение мобилизма стала уже второй натурой. Тут ещё и то сыграло роль, что всякая попытка примирить фиксизм с мобилизмом, соединить их постоянно терпела крах.
Ещё раз подчеркнём, что в течение пятидесятых — шестидесятых годов, в период возрождения мобилизма и возникновения основной неомобилистской концепции — концепции тектоники плит, фиксистская перетрактовка фактов, критика скороспелых выводов оказала развитию мобилизма некоторую помощь, хоть и опять же «негативного рода».
Но с каждым новым открытием построения фиксистов становились всё более громоздкими и более искусственными. И непредубеждённые учёные один за другим переходили в стан мобилистов.
В связи с этим один остроумный геолог даже выдвинул лозунг: «Берегите фиксистов: скоро не с кем будет спорить!»
Если же говорить серьёзно, то неомобилисты в последнее время явно дают понять, что затянувшаяся дискуссия, на их взгляд, стала слишком схоластической, и пользы от неё по мере развития мобилистской концепции становится всё меньше. По мнению вице-президента АН СССР А. Л. Яншина, «…горизонтальные движения (имеются в виду движения литосферных плит. — И. Д.) признаются сейчас всеми геологами мира, за исключением немногих…»
ТЕОРИЯ!
Итак, наше повествование понемногу движется к концу. Мы с вами, дорогой читатель, познакомились с основными этапами развития мобилизма. Вслушались в «тихие голоса» тех, кто впервые о нём заговорил. Узнали, как эта замечательная идея получила своё воплощение в трудах Альфреда Вегенера, где интуитивное понимание природы скорее заставляет вспомнить о поэтических озарениях, нежели о традиционной рациональности науки. Затем помянули грустное для этой идеи двадцатилетие, когда многим казалось, что звезда мобилизма навсегда закатилась. Наконец, этап за этапом проследили, как новые факты привели к возрождению мобилизма и как постепенно это направление приняло современное своё обличье — стало новой глобальной тектоникой, которую до недавнего времени всё же ещё, как правило, осторожно именовали системой взглядов или концепцией.
Теперь о последних полутора десятках лет, когда по всем принятым в науке критериям она обрела право называться теорией. Более того, во многих современных научных трудах мы найдём утверждение, с которым сегодня вполне согласно огромное большинство учёных: новая глобальная тектоника привела к революции в науках о Земле. Она стала первой всесторонне обоснованной, подкреплённой многочисленными данными наблюдений, экспериментов, оправдавшихся прогнозов строгой научной теорией за всю многовековую историю геологии.
Уже было сказано, что после выхода на морские просторы в конце шестидесятых годов уникального судна «Гломар-Челленджер» весь научный мир с нетерпением стал ждать результатов глубинного бурения океанического дна. Впрочем, это не было пассивным ожиданием, в рейсах нового исследователя морей принимали участие специалисты многих стран мира, в их числе и наши соотечественники. Совершенствование бурильной техники позволяло всё глубже проникать в пласты осадочных пород, и каждый новый донный керн изучало всеми доступными способами интернациональное научное содружество. Исследования подтвердили: осадочные породы на дне океана стареют по мере движения от срединного хребта к берегам континентов. Значит, базальтовая кора движется по направлению от рифтовых долин к периферии океана.
Важнейшие аргументы в пользу мобилизма были получены при изучении рифтов: тех, что проходят по континентам, и тех, что разрезают срединно-океанические хребты, особенно же их стыков, — районов, где океанический разлом продолжается на материке. Впрочем, сам факт, что эти «шрамы» океана и суши имеют одну природу и представляют собой звенья единой глобальной цепи разломов, долгое время вызывал сомнения. Оно отпало после детального исследования двух районов — Калифорнийского залива и Красного моря.
Тихоокеанское побережье США, точнее, тот его участок, что расположен между двумя крупными городами Сан-Франциско и Лос-Анджелесом, обратил на себя внимание геологов ещё задолго до появления неомобилистской концепции.
В этом районе не раз происходили разрушительные землетрясения. Во время одного из них смещения по горизонтали некоторых участков земной поверхности достигли шести метров. Но даже и в спокойные периоды здесь рвались трубопроводы, рушились дома, трещины пересекали автострады. Учёные ещё в начале века решили, что повинна в этих событиях система глубоких трещин, проходящая по штату Калифорния, которая получила имя Сан-Андреас.
Позднее, в годы расцвета неомобилизма, стало известно, что именно в этом месте упирается в материк Срединно-океанический хребет, который, как уже говорилось, в Тихом океане не вполне точно соответствует своему названию, то есть проходит не совсем посередине бассейна. И тогда знакомый нам по предыдущей главе канадский геофизик Дж. Тьюзо Вильсон предположил: Сан-Андреас представляет собой продолжение трансформного разлома, отделившего две крупные плиты литосферы — Тихоокеанскую и Североамериканскую. Дело в том, что границы плит не всегда совпадают с границами материков и океанов. Здесь, по предположению Вильсона, на краю океанской плиты была часть материка.
Исследования чётко зафиксировали в Калифорнии сдвиги участков земли. Скорость перемещения оказалась не столь уж малой — пять сантиметров в год. Впрочем, таков результат измерений в наиболее сейсмически активной части района.
Аэрофотосъёмка большой территории обнаружила крупные смещения русел рек и оврагов. По другим данным удалось установить, что процесс продолжается уже по крайней мере двадцать миллионов лет. И за это время побережье Калифорнии продвинулось в северо-западном направлении на расстояние в триста километров. Выходило, что тенденция сохраняется, и, значит, стоящие на противоположных сторонах разрыва города Сан-Франциско и Лос-Анджелес вместе со всей округой продолжают двигаться навстречу, словно два поезда, идущие по одной колее.
Исследование с помощью «Гломар-Челленджера» соседней акватории Тихого океана показало, что Калифорнийский залив действительно обязан своим появлением на свет рифту, с которым соединён Сан-Андреас. И следовательно, первоначальный прогноз Вильсона о двух смещающихся плитах получил полное подтверждение. На краю одной из них — Тихоокеанской, как и предполагалось, находится полуостров Калифорния, который вместе со всей плитой дрейфует на северо-запад.
Почти одновременно с изучением североамериканских «шрамов планеты» шло исследование цепи африканских разломов, смыкающихся на северо-востоке этого континента с Красным морем. Мобилисты и здесь по той же логике предположили единую систему трещин и со временем это предположение обосновали. При таком взгляде само Красное море представилось в виде новорождённого океана. Ему предстоит на сотни, а то и тысячи километров отодвинуть друг от друга Аравийский полуостров и Африку, которая, впрочем, ещё должна расколоться по системе трещин.
В какой-то мере здесь был ещё один возврат к Вегенеру, предрекавшему этому району именно такое будущее. Однако возврат «на новом витке», а главное, с иным научным вооружением.
Такого рода соображения привлекли к Красному морю внимание учёных всего мира. За короткий срок на узкой его акватории поработали исследовательские суда многих стран — Англии, США, ФРГ, Швеции, Советского Союза. Специалистов интересовала в первую очередь самая глубинная часть моря — дно межматериковой щели.
Поначалу здесь был обнаружен термический феномен. Оказалось, что в этой зоне температура воды не убывает с глубиной, как во всех районах океана, а, наоборот, в придонных слоях, лежащих в двух тысячах метрах от поверхности, возрастает скачком и достигает в одних местах сорока градусов, в других — и вовсе шестидесяти. Мало того, солёность донных вод здесь где в пять, а где и в десять раз выше среднеокеанской. Резко выделялся этот странный придонный слой и по составу солей. Концентрация многих металлов — железа, марганца, цинка, меди, свинца, серебра и золота — была здесь аномально высока по сравнению с водой океана, где все эти элементы хоть и содержатся, но в ничтожно малых количествах.
