Гарольд Дойч - Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944
С того момента, как Англия и Франция вступили в войну, Вайцзеккер стал напрямую увязывать вопрос достижения мира с вопросом свержения нацистского режима и считал необходимым выяснить, в какой степени можно рассчитывать на поддержку западных союзников в достижении этих целей. Возможность осуществить это предоставилась, когда один молодой человек, еще не находящийся на дипломатической службе, но имевший личные связи с оппозицией в германском МИДе, получил приглашение посетить Соединенные Штаты. Вайцзеккер мог использовать предоставившуюся возможность, чтобы прозондировать позиции США и Англии относительно заключения мира с правительством, которое придет к власти в Германии после Гитлера, а также сообщить англичанам и американцам о тех благоприятных возможностях и факторах, которые существовали внутри Германии и могли бы способствовать такому развитию событий.
Поездка Адама фон Тротта в США
С тех пор как сразу после войны начались обсуждения того, по каким причинам и мотивам люди вступали в ряды оппозиции, в качестве ответа на эти вопросы может быть представлена фигура Адама фон Тротта, который являлся живым воплощением и символом всего хорошего и честного, что было в Германии того времени. Именно поэтому его имя сразу приходит на ум. Высокий, симпатичный, всегда державшийся с достоинством, он был даже объектом поддразниваний со стороны своих друзей в Англии, которые говорили ему, что человек не имеет права «так хорошо смотреться». Он пользовался большим уважением с их стороны и за то, что, хотя и не производил впечатление человека простого и доступного, умел находить общий язык практически со всеми, независимо от происхождения и занимаемого положения в обществе. В 1931—1933 годах он был стипендиатом Роддса в Оксфордском университете; именно там он нашел друзей и пронес завязавшиеся еще тогда дружеские отношения через все нелегкие годы войны. Для многих из его английских друзей он был символом надежды на то, что после войны Германия действительно станет такой, о какой мечтал Тротт. «Когда мы узнали о его гибели (от рук гитлеровских палачей), – напишет позже один из них, – то почувствовали не только страшную горечь утраты от потери столь душевного и милого человека, хотя это и явилось для нас действительно страшным ударом; у нас также было ощущение, что погас луч света, который давал нам надежду на будущее».
Тротт изучал право и философию и продвигался по пути, весьма типичному для начинающих германских юристов. Однако ему предоставилась возможность учебы и стажировки за границей, в результате чего он провел шесть месяцев в США и четырнадцать – в Китае. Друзья за границей уговаривали его не возвращаться в Германию, поскольку для человека подобных взглядов – а он придерживался не просто антинацистских, а социалистических убеждений – это будет означать попасть прямиком в лапы гестапо. На это Тротт отвечал, что за рубежом и так достаточно германских иммигрантов, которые делают все, что необходимо за пределами Германии. Сейчас же необходимы люди, которые готовы работать внутри Германии, чтобы создать там единый антифашистский фронт. К тому же на него весьма угнетающее впечатление производили бытовавшие в западных странах взгляды на Германию и немцев, которые в конце концов, под влиянием войны и творимых нацистами зверств, вылились в догматическую точку зрения о так называемой «общей вине» всех немцев. «Я подозреваю, – писал он, – что некоторые из моих друзей отождествляют творящееся в Европе зло с Германией как таковой и поддерживают со мной отношения лишь потому, что я отвечаю их требованиям и представлениям относительно английского образа жизни. Я думаю, что подобный подход абсолютно неверен, и я с ним никогда не соглашусь».
Поскольку Тротт вернулся в Германию из Китая лишь в декабре 1938 года, он не принял участия в деятельности оппозиции во время первого раунда, включая период до мюнхенского соглашения, когда перспективы успеха для оппозиции выглядели особенно обещающими. Как бы стараясь компенсировать потерянное им время, Тротт с головой окунулся в работу и с огромной энергией приступил к расширению своих контактов с участниками Сопротивления, искренне стремясь сделать все возможное, отдавая все силы тому, чтобы предотвратить военную угрозу, нависшую над Европой. До сентября 1939 года, в течение восьми месяцев, он трижды посещал Англию, где встречался с такими видными деятелями, как лорд Лотиан и лорд Галифакс. В Германии он установил тесный контакт с Беком, Герделером, Шахтом, Лейшнером, а также с членами постоянно расширявшегося кружка молодых последователей Вайцзеккера в германском МИДе; причем, хотя в последнем случае с профессиональной точки зрения он был «чужаком», из–за близости взглядов он стал полноправным членом оппозиционной группы внутри МИДа.
Контакты в МИДе очень пригодились Тротту в сентябре 1939 года, когда он получил телеграмму из США с приглашением принять участие в конференции, проводимой институтом по изучению отношений в Тихоокеанском регионе, которая должна была состояться в ноябре 1939 года в Вирджиния–Бич (штат Вирджиния). Естественно, такая поездка могла состояться лишь при содействии со стороны официальных структур Германии, и этот факт вызвал в США подозрения, которые Тротту так до конца и не удалось развеять. Вайцзеккер и его сторонники расценили приглашение Тротту как подарок свыше, позволяющий им подготовить основу для тех мирных переговоров, которые они надеялись провести. Выйдя из Генуи на последнем из уходящих судов, отважный капитан которого сумел проскользнуть между английскими кораблями, осуществлявшими блокаду Гибралтара, Тротт достиг Нью–Йорка, где встречался с такими видными иммигрантами из Германии, как Курт Рицлер, Ганс Симонс и бывший канцлер Брюнинг. В этих встречах принимал участие и англичанин Джон Уилер–Беннетт, о роли которого в обсуждавшихся вопросах будет сказано ниже. В результате этих обсуждений был составлен подробный меморандум, посвященный путям установления справедливого мира с послегитлеровской Германией; этот меморандум был в значительной степени подготовлен американским публицистом германского происхождения Паулем Шеффером, а заключительная его часть была написана Троттом. К середине ноября 1939 года этот документ, пройдя соответствующие ступени иерархической лестницы, рассматривался на довольно высоком уровне в госдепартаменте США; его, в частности, читали госсекретарь США Корделл Халл, заместитель госсекретаря Самнер Уэллс и помощник госсекретаря Джордж С. Мессершмит, который считался самым авторитетным специалистом госдепартамента по Центральной Европе. По некоторым данным, Халл показал этот документ президенту Рузвельту; его первоначальная реакция была благожелательной, однако затем она изменилась в худшую сторону под влиянием члена Верховного суда Феликса Франкфуртера.
Этот юрист немного знал Тротта по Оксфорду и проявлял хроническое недоверие ко всему, что было связано с официальными кругами и структурами Германии. В письме к своему другу Дэвиду Астору, написанному перед тем, как уехать из Вашингтона, Тротт пишет о том, что его пытаются заклеймить как «умиротворителя», называя сторонником политики «умиротворения Гитлера», причем отмечает, что это делают «Феликс и его друзья». Чем бы ни мотивировались их действия и как бы к этому ни относиться, пишет он, оказалось невозможным преодолеть их подозрительность и «страстное желание создавать препятствия и блокировать» любые шаги к конструктивному сотрудничеству, которые предлагались.
Меморандум отразил озабоченность и беспокойство, которые испытывали оппозиционные группы как внутри Германии, так и за ее пределами. Речь шла о все возраставшем воинственном настрое западных союзников, что могло привести к тому, что всех немцев стали бы валить в одну кучу и выступать за полный разгром Германии с целью отмщения. В результате этого немцы могли бы от отчаяния решительно сплотиться вокруг Гитлера. Противоположное опасение состояло в том, что рост настроений в пользу «умиротворения» Гитлера может привести к тому, что западные страны заключат поспешный и скороспелый мир именно с Гитлером. Главная мысль этого меморандума состояла в том, что союзники должны четко заявить о своем желании добиться мира и о своих мирных намерениях в отношении Германии, чтобы, с одной стороны, развеять опасения немецкого народа, а с другой – вызвать у него настрой против нацистского режима. От американского правительства авторы меморандума ожидали не гарантий того, что союзники выступят с предложением мира на разумных и справедливых условиях, а решительного использования влияния США, для того чтобы добиться действительно справедливого, прочного и долгосрочного мирного урегулирования.
В меморандуме, в частности, говорилось:
«Если американского влияния окажется недостаточно для того, чтобы добиться от союзников необходимых гарантий, то вполне приемлемым было бы и то, чтобы моральный вес и авторитет этой страны, будучи задействован, благоприятно сказался бы на развитии ситуации в Европе, содействуя тому, чтобы правительства союзных государств торжественно заявили о своей приверженности тем целям войны, которые были ими провозглашены. Это не означает, что в случае невыполнения этого с их стороны Соединенные Штаты должны заставить их это сделать, однако такое воздействие на ситуацию со стороны США благоприятно сказалось бы на развитии обстановки в Европе в будущем».
