Михаил Толкач - На сопках Маньчжурии
Капитан в который раз пытался дозвониться до сотника — тщетно! Упрекал себя в поспешности: преждевременно сообщил в Чаньчунь о переброске в Россию агента! И Тачибана отправил нарочного на поиск Ягупкина. Набрал номер телефона Шепунова.
— Господин полковник? Рад слышать ваш голос!.. Что? Как ездил? Хорошо ездил. Сотник Ягупкин давно находился?.. Са-а-а! — Тачибана сердито захмыкал: сотник любит чай замутить! — Обещар встретиться? И со мною обещар… Звоните, Борис Николаевич О-ка-эринасай! Добро пожаровать! Аригата… Спасибо!
Тачибана возмущённо положил трубку на аппарат. Откуда Шепунову известно об отлучке из Харбина? Кто ему докладывает? Как он смеет следить за японским офицером? Волна негодования захлестнула капитана. Русские эмигранты много позволяют себе!
Корэхито Тачибана соблюдал древний обычай «Обон». По буддийскому поверию 12 и 13 августа души усопших опускаются на грешную землю на пару дней. Это — праздник почитания памяти предков. Традиции свято придерживаются в Ниппон. Встречать «Обон» полагается в родительском доме.
Подполковник из русского отделения разведывательного Управления генштаба армии микадо от имени генерала Мацумури разрешил Тачибану слетать на острова ко дням поминовения. В ночь на 12 августа 1944 года Корэхито был в деревне и прижимал к своей груди сухонькую старушку-мать.
Он у неё остался один на всём свете. Мать до слёз жалела его, пленника военного быта. У порога домика посыпала на плечо Корэхито соль: отогнать все несчастья от сына! Усадила на татами возле котацу — жаровни, вделанной в пол и прикрытой одеялом, под которым сын в детстве прятал ноги в пору непогоды. Любимым блюдом Корэхито была домашняя соби — смесь пшеничной и гречневой муки с добавлением яиц. Смесь отваривают и подают с сасими — сырым тунцом, обмакнутым в соевый соус. Мать виновато поглаживала плечо сына: нет нужного набора продуктов для приготовления именного кушанья. Подала сасими из сырой рыбы. Корэхито не упрекал её: третий год войны!
Корэхито родился в год Буйвола, то есть в 1901 году. Он мечтал, как и каждый истинный сын племени Ямато, иметь жену девяти достоинств, так полагалось с древних времен в Стране Восходящего Солнца. Красивые руки, ноги, глаза, рот, голова, хорошие нрав, цвет лица, голос и фигура. Избранница, рождённая в год Овцы, на шесть лет моложе Корэхито, отвечала его мечте, как представлялось молодому Тачибана. Он подарил ей серебряную статуэтку — три обезьянки. «Мидзору» — закрой глаза, ничего не замечай. «Какдзору» — зажимай уши, не слушай. «Ивандзору» — закрой рот, не говори. Символ замужней японской женщины: смирись, не ревнуй, не перечь! Юная жена холодно приняла традиционный подарок. Повела себя, как хостесса, — девушка из бара. Она была настоящая беппин — красавица, подобная цветку сакуры. Легкомысленность переняла у иностранцев, рвалась к свободе, не подобающей жене офицера армии микадо. Она не признавала совета мужа: «Не бойся немного согнуться, чтобы прямее выпрямиться потом!». Она только смеялась, когда муж напоминал ей: «Чужой рис всегда белее своего!».
На берегу ручья позади родного домика свешивали свои зелёные косы большие ивы-янаги. Эти деревья приносят удачу человеку! — так гласит поверье. Они не помогли Корэхито обрести семейное счастье.
В дни побывки он обнаружил на полочке запылённую книгу «Хлеб и солдат». С малых лет она была для Корэхито настольным пособием: священная битва людей Солнца! Она звала его на путь воина. Верность старшему, признание военного дела единственным занятием, достойным самурая, презрение к черни, не военным, обязательное самоубийство (хара-кири) в случае, когда опозорена честь…
Молодая жена танцевала, как Саломея. Женщина из библейского предания потребовала от царя Ирода голову апостола Иоанна Крестителя, а жена Тачибана потребовала от Корэхито уйти из армии. Это пострашнее, чем отсечь голову! Он остался в армии. Она покинула дом навсегда.
Отправляясь на острова, Тачибана надеялся, что за время его отсутствия сотник справится с поручением.
— Доробо! Вор! — злился капитан. Он перелистал настольный календарь: 27 августа 1944 года! В Ниппон цифра «7» всегда связывается с несчастьем.
Возвращаясь на самолёте с островов, Тачибана простудился. Теперь кутался в подстёженную шинель, прикрывал рот тёплым воротником. Сосал горькую таблетку белого стрептоцида. В открытое окно проникал сырой воздух, замешанный на жёлтой пыли. Он разбавлял запахи казённого помещения, настоенные на бумажной мелочи, поломойной хлорке, санитарной карболовке. Корэхито ещё плотнее запахивал шинель, вертел толстой шеей, будто ему мешал стоячий ворот мундира.
На подоконнике темнел обрубок дерева. Кустарная рука вырезала из него личико. Раздвоенная чёлка на лбу — кукла бедняков из его деревни. Мать, провожая в обратный путь, в Маньчжурию, затолкала ему в карман плаща талисман. Корэхито, поправляя ножны сабли, обнаружил деревянный чурбачок, намеревался выбросить подарок: «Он не маленькая девочка!».Что-то удержало руку: Кокэси осталась с ним. Кокэси улыбалась из-под шали, напоминая о родном очаге: близкий ему человечек, деревянная матрёшка. Улыбающаяся деревяшка успокаивала его, словно посылая привет и благословение матери. Никто не обратился к нему за всю жизнь по-приятельски: «Тачибана-кун». И он страдал от одиночества, и ждал этого уважительного «кун». Корэхито поглядывал на Кокэси, будто бы кукла могла утолить его душевную жажду…
Вернулся посыльный, неряшливый китаец в смешной соломенной шляпе. Приложив руку к груди, гонец доложил: «Нет господина Ягупкина!».
— Иди! — Корэхито мысленно проклинал сотника и его агента. И тотчас, вызвав по телефону инспектора жандармерии, потребовал отыскать Ягупкина и доставить к нему.
Перед капитаном на столе — чёрная папка с бумагами. Тачибана прочёл их. Секретные документы с описанием покушения на Гитлера 20 июля 1944 года. В приложении сообщалось о каре, постигшей участников заговора в армии, абвере, генеральном штабе, в главном имперском управлении безопасности. До пяти тысяч офицеров и чиновников всех рангов обезглавлены! Смещён адмирал Канарис, руководитель военной разведки и контрразведки рейха. Отозван из Ниппон немецкий посол и как изменник казнён.
Не коснётся ли германская катастрофа его, капитана Корэхито Тачибана, судьбы? Не отразятся ли события в немецких коридорах на его служебной карьере?.. По поручению генерала Ямадо он когда-то побывал в Берлине, беседовал с Канарисом. На взгляд Тачибана, немецкий адмирал был умным и умелым разведчиком. Не откажешь ему в дальновидности.
«Если бы усмотрели мою вину, уже не было бы меня в Харбине!» — успокоил себя капитан, перегоняя языком таблетку за другую щёку. И вернулся к заботам повседневности. Вспомнил донесение, полученное на той неделе от местного соглядатая. Он отметил пьяную компанию в харчевне «Деда-винодела». Казак угощал большую группу лампасников. Не Скопцев ли пустился в загул?.. А если Ягупкин переметнулся к американцам? Заокеанская разведка запускает щупальцы в Китай, нанося ущерб интересам Ниппон. В разгар битвы славных воинов микадо с белыми пришельцами опасно недооценивать коварство чужеземцев. «Мать наша, богиня солнца Аматэрасу, не позволь свершиться худшему!» — суеверно молил капитан, воспитанный с детства в вере божественного происхождения нихондзинов.
Простуда Тачибана усугубилась поездкой в штаб Квантунской армии, в Чаньчунь. Собрали там командиров на закрытую лекцию советника Второго отдела генштаба. Каково же было удивление Тачибаны, когда за столом, рядом с генералом, увидел бывшего комиссара госбезопасности Люшкова, объявленного теперь господином Муратовым. Тачибана с брезгливостью смотрел на перебежчика. Он твёрдо знал: изменив своей Родине, тот может перемахнуть к любому другому, как приблудная собака, видя лакомую кость.
Бывший комиссар из России рассказывал офицерам о месте военной контрразведки в системе обороны Союза ССР. Корэхито задал лектору вопрос: «Как господин Муратов оценивает состояние русских армий на Дальнем Востоке?». Бывший комиссар госбезопасности ответил, что они ослаблены за счёт переброски дивизий на запад. «Какая вероятность войны с Россией?» — снова спросил Тачибана. Господин Муратов покровительственно улыбнулся: «Военный разведчик знает это лучше меня!».
Потом была поездка на станцию «Аньда», вблизи Харбина. Взяли туда офицеров по особому списку.
Тачибана при виде вывески на железных глухих воротах — «Управление водоснабжения и анализа» — усмехнулся: за кирпичными заборами ещё с 1935 года располагается секретный объект военно-медицинского ведомства штаба Квантунской армии.
Группу офицеров встретил генерал-майор Сиро Исии. Важное лицо в белом халате. Блоки, как в детской больнице. Много света. Ветерок гуляет — свежий воздух гонит вентилятор. Из беседы офицеры узнали, что подопытные русские пытались бежать отсюда, оказывали сопротивление. И Тачибана в душе ликовал: русские переняли японское установление. Солдат Ниппон борется до конца. Если потеряно оружие — дерись руками! Отказали руки — воюй ногами. Руки и ноги не действуют — кусайся! Если и это не помогает, крепче прикуси язык и заколи себя любым способом! Делегацию пропустили в блок, где проводились опыты по обмораживанию людей. Глядя на обречённых в лагере особых лабораторий, Тачибана пытался представить себе, о чём думают, понимают ли, что им суждено погибнуть от заражения? Он не сумел прочитать ничего в глазах лагерников. Они шли устало, едва передвигая ноги, не оглядываясь, не разговаривая — чередой немых! Тачибана прислушался к себе: не шевельнётся ли в нём жалость?
