Сергей Кремлев - Россия за Сталина! Вождь народа против жуликов и воров
Затем Сталин разработал проект резолюции комиссии «О взаимоотношениях РСФСР и с независимыми республиками», который предусматривал вступление всех национальных республик в РСФСР на правах автономных республик. Это обеспечивало бы ту системную централизацию, без которой жить становилось все сложнее.
Но оставались же еще и национальные амбиции!
А кто является их носителем?
Известно кто — «образованные» слои «нации», «элита»…
Простые люди в республиках были от этого далеки, зато амбиции переполняли «партийных интеллигентов» типа Мдивани, не говоря уже об интеллигентах беспартийных, националистические претензии которых были вообще беспредельными, как и гражданская безответственность.
Проект Сталина поддержали в ЦК компартий Азербайджана и Армении, белорусы колебались, в украинском ЦК от обсуждения проекта уклонялись, а Мдивани бурно протестовал.
23 и 24 сентября 1922 года комиссия ЦК заседала под председательством Молотова, и проект Сталина был принят все же единогласно за основу.
При воздержавшемся Мдивани.
А 26 сентября Ленин в Горках беседует со Сталиным и затем пишет письмо Каменеву, где есть строки: «По-моему, вопрос архиважный, Сталин имеет немного устремление торопиться. Надо Вам… подумать хорошенько; Зиновьеву тоже».
Можно подумать, что Ленин со Сталиным разругался и апеллирует к Каменеву и Зиновьеву. Но в том же письме есть и такие строки: «Одну уступку Сталин уже согласился сделать…»
Речь шла о замене в параграфе 1-м слов о вступлении республик в РСФСР на слова: «Формальное объединение вместе с РСФСР в Союз Советских Республик Европы и Азии». Заметим, что это, не самое удачное, название было, похоже, Лениным и предложено.
Ленин предлагал и другие поправки, ненужность которых, как я понимаю, сам же вскоре и понял.
Существенно, впрочем, то, что Ленин написал письмо Каменеву после беседы со Сталиным, И из текста письма следует однозначный вывод — эта беседа была не спором глухого со слепым, а товарищеской дискуссией, в результате которой идея объединения прошла дополнительную предварительную «обкатку».
То есть шел нормальный рабочий процесс выработки важнейшего решения, И мнение Ленина о якобы «торопливости» Сталина имело не принципиальный, а текущий характер. Не забудем — до 26 сентября Ленин и Сталин встречались уже 12 сентября, и об этой встрече Сталин написал в «Правде». Причем из его заметки однозначно можно было понять, что атмосфера их беседы была самая дружеская и непринужденная, нередко прерываемая искренним хохотом обоих.
Увы, 27 сентября 1922 года Ленин встречался с Мдивани, 28 сентября — с Орджоникидзе, а 29 сентября — с членами грузинского ЦК Окуджавой, Думбадзе и Цинцадзе, И, похоже, эмоции грузин-провокатаров (Орджоникидзе исключаем, так как он поддерживал Сталина) взвинтили Ленина.
2 октября 1922 года Ленин возвращается из Горок в Москву, а 6 октября он пишет в записке Каменеву:
«Т. Каменев! Великорусскому шовинизму объявляю бой не на жизнь, а на смерть. Как только избавлюсь от проклятого зуба, съем его всеми здоровыми зубами.
Надо абсолютно настоять, чтобы в союзном ЦИКе председательствовали по очереди
Русский
Украинец
Грузин и т. д.
Абсолютно/
Ваш Ленин».
При этом главными «великорусскими шовинистами» оказывались… грузины Джугашвили и Орджоникидзе, на которых Ленину жаловался Мдивани с присными.
К слову, впервые эта ленинская записка была опубликована в «Правде» в «ленинский» день 21 января 1937 года.
Впрочем, и это было лишь проявлением избытка ленинских эмоций — он был человеком с живыми, сангвиническими реакциями. Сталин тоже не был флегматиком, однако внешний рисунок его поведения был, конечно, более скупым… Хотя и Сталин умел в те поры хохотать.
Это уж потом жизнь и предательства бывших соратников делали его все более и более сдержанным.
Судя по всему, все текущие разногласия между Лениным и Сталиным были в течение ноября 1922 года утрясены, иначе Ленин бы то и дело тормошил членов Политбюро по поводу принципов будущего союзного устройства, а этого не было. 29 ноября секретарь Ленина и жена Сталина Надежда Аллилуева сделала в дневнике дежурных секретарей запись:
«29 ноября, утро,
Владимир Ильич в 12 ч. 20 м. был в кабинете, вызвал к себе Сталина, тот сидел до 13 ч. 40 м. Поручений на вечер никаких, Пакетов тоже пока нет».
Вечером того же дня уже дежурный секретарь Володичева записала:
«Из Политбюро сообщено (8812), что вопрос о союзных республиках будет стоять на Политбюро завтра (прислан не для сведения, а для рассмотрения).
Звонил Владимир Ильич от 51/2 до 6-ти. Спрашивал, получена ли от Сталина бумага о судоремонтной программе…», и т. д.
Скорее всего утром 29 ноября Ленин и Сталин окончательно обсудили вопросы, связанные с будущим Союзом.
30 ноября 1922 года Сталин от имени комиссии ЦК сделал доклад на заседании Политбюро «О Союзе республик», и Политбюро одобрило проект Конституции СССР. Хотя Ленин был в Москве и даже в тот день работал, его на заседании Политбюро не было, но он ознакомился с протоколом заседания и возражений не высказал.
После этого началась подготовка к I Всесоюзному съезду Советов.
Но между 30 ноября и 30 декабря 1922 года произошел тифлисский «инцидент» с оплеухой Орджоникидзе, о котором в свое время знали все советские студенты, изучавшие историю партии и который, как сейчас понятно, был раздут уже послесталинскими «историками ЦК КПСС» в русле общей установки на дискредитацию Сталина.
Ну в самом-то деле!
Комиссия во главе с Дзержинским выехала в Тифлис по жалобам Мдивани на Орджоникидзе в конце ноября 1922 года, когда все основные вопросы по будущему Союзу были решены, И если бы не оплеуха Орджоникидзе (а точнее, если бы черт не дернул Дзержинского сообщить об этом Ленину), то вряд ли Ленин — уже после приступов, после обострения болезни и как раз в день провозглашения СССР 30 декабря — стал бы диктовать в Горках секретарям свои записки «К вопросу о национальностях или об «автономизации».
Только работая над той книгой, которую сейчас держит в руках читатель, я со всей ясностью осознал, что «знаменитыми» и «классическими» эти записки сделали хрущевцы, потому что впервые эти записки были опубликованы в сентябрьском номере журнала «Коммунист» — теоретического органа ЦК КПСС, за 1956 год.
То есть после антисталинского XX съезда КПСС.
В помянутых выше ленинских записках все крутилось вокруг «инцидента», а главное (главное для хрущевцев) — там не лучшим образом поминался Сталин…
Все это было Хрущеву и хрущевцам очень кстати.
Ленин начал так:
«Я, кажется, сильно виноват перед рабочими России за то, что не вмешался достаточно энергично и достаточно резко в пресловутый вопрос об автономизации, официально называемый, кажется, вопросом о союзе советских социалистических республик».
Должен предупредить читателя, что слова «…союзе советских социалистических республик» написаны со строчных букв в соответствии с орфографией 45-го тома Полного собрания сочинений Ленина издания 1978 года (т.45, стр. 356), а почему они написаны так, знала, очевидно, та из дежурных секретарей, которая вела запись, то есть Володичева. При этом употребление слова «кажется» позволяет предполагать, что Ленин к тому времени был уже, что называется, не совсем «в теме».
С другой стороны, подобное странное написание нового названия государства позволяет предполагать, что авторство окончательного названия союзного государства принадлежало не Ленину, а Сталину.
Ленин, диктуя свои записки, явно волновался и был взвинчен, а причинами были его болезненное состояние и наложенные на недомогание «тифлисские» эмоции.
Ленин возмущался:
«…Если дело дошло до того, что Орджоникидзе мог зарваться до применения физического насилия, о чем мне сообщил тов, Дзержинский, то можно себе представить, в какое болото мы слетели. Видимо, вся эта затея «автономизации» в корне была неверна и несвоевременна…»
Как видим, Ленин в волнении забыл, что «эта затея» уже отставлена и как раз 30 декабря провозглашается Союз равноправных Республик, имеющих право выхода из Союза.
В целом ничего особо конструктивного заметки «К вопросу о национальностях или об «автономизации» не содержали. Но как же хрущевцы могли не извлечь их из архива и не обнародовать, если «сам Ленин» надиктовал такие слова, которые для Хрущева были слаще меда, а именно:
«Я думаю, что тут сыграли роковую роль торопливость и администраторское увлечение Сталина, а также его озлобление против пресловутого «социал-национализма». Озлобление вообще играет в политике обычно самую худую роль…»
