Александр Куницын - Служат уральцы Отчизне
…В установленное время экипаж занял рабочие места в кабине. И вот уже послушный рукам пилота вертолет зависает над землей, потом, чуть наклонив корпус, устремляется вверх и вперед. Промелькнули внизу, под бортом, посадочные знаки, русло реки, приземистые коробки строения. Если бы не едва заметная вибрация и редкие клочья облаков, скользящие за иллюминатором, можно было бы подумать, что вертолет стоит на бетонке аэродрома. Но в небе требуется не много времени, чтобы разрушить иллюзию. Мгновение — и машина валится набок, рывком «подныривая» под рванувшееся вверх темное пятно. Птицы! Тут нужна мгновенная реакция, чтобы избежать удара, сравнимого по силе с ударом пущенного из пращи камня.
Впереди, по курсу полета, — темная ломаная полоса. Горы… Самые красочные, самые детальные рассказы о полетах над ними не дадут верного представления о том, как это выглядит в действительности. Здесь не помогут ни воображение, ни фантазия — такое нужно хоть раз испытать самому.
Вертолет идет на снижение. Мацилецкий энергично маневрирует по курсу, чтобы сбросить скорее сотню-другую метров высоты. Работа тонкая, ювелирная, ведь внизу не привычная бетонка — сплошные нагромождения скал с редкими проплешинами относительно ровных каменистых площадок.
Не раз и не два вспоминались Мацилецкому слова выпускника их училища, ставшего впоследствии Героем Советского Союза, майора Щербакова, который приезжал к ним, курсантам, на встречу: «Чтобы летать в горах, мало иметь светлую голову и крепкие руки. Там нужно вдохновение, своего рода азарт — не глупое безрассудство, а оправданная, выверенная степень риска, особое чутье на непредвиденную ситуацию…»
Смысл этих слов Иван понял позже, когда начал летать сам, когда побывал в тех самых «непредвиденных ситуациях», покрутился в щелях и распадках, набирая опыт, который не приобретешь ни в одном училище.
Вертолет летит почти вровень с вершиной исполинской, грузно осевшей горы. Голубовато-серые склоны испещрены ломаными бороздами провалов, будто лицо старика морщинами. У экипажа другие ассоциации, экипаж ведет наблюдение, и тут не до красот природы. Через определенные промежутки времени в кабине отчетливо слышится, как срабатывает автоматика бортового фотоаппарата. Границе нужен зоркий глаз. Картина гор, всего района полетов постоянно меняется. По свежему снегу животные проложили новые тропы, а ведь среди них может затеряться и след нарушителя. Здесь воздушный дозор — сама бдительность.
После короткого приземления — снова в воздух. Бортовой техник старший прапорщик Валентин Голуб закрывает дверь грузовой кабины, возвращается на свое место. Вот уж воистину — рабочее. Хлопотная должность у борттехника, хватает работы и на земле и в воздухе. Хозяйство у него в кабине сложное — одних только тумблеров не счесть. Невысокого роста, круглолицый, плотного сложения, подвижный, он весь на виду — в улыбке, в доверчивом взгляде, в готовности моментально взяться за дело, помочь, подхватить… Летал он много, умело, грамотно, так летает и ныне — иначе о нем не скажешь. За труд свой, за мужество и мастерство награжден орденом Красной Звезды.
Курс — на родной аэродром. Вновь под вертолетом проносятся скалы, ущелья, заросшие диким лесом. В боковом остеклении кабины видно, как маралы, гордо неся большие раскидистые рога, взбежав в несколько прыжков на недоступную крутизну, замирают на белом снегу. Звери здесь непуганые, но появление вертолета, диковинного грохочущего существа, заставляет быть настороже.
Остаются позади острые хребты, пики вершин, глазу открывается спокойная картина предгорий. Вновь сверкнуло голубой змейкой знакомое русло реки, вертолет идет на посадку.
И здесь, на посадочном курсе, и там, где садились на высокогорных аэродромах, майор Алексанин внимательно приглядывался к действиям Мацилецкого — залюбуешься. Здесь, в предпосадочном режиме, рука летчика — это рука пианиста. Движения плавные, кисть обхватывает ручку управления мягко, сказать ласково и нежно — не будет перебора.
Все ближе земля. Звуки нижнего регистра от двигателей, проникающие в кабину, меняются по тону и частоте — целая нотная гамма. Рычаг «шаг-газа» вверх. Все, вертолет завис чуть-чуть и плавно опустился на колеса.
Зарулив на стоянку и выключив двигатели, Мацилецкий вполоборота смотрит на Алексанина. Тот молча кивает и поднимает кверху большой палец.
4Авиация — удел молодых. Сегодня редко встретишь летчика за сорок; современные скорости, нагрузки, уровень подготовленности выдвигают в ведущие двадцатипяти-тридцатилетних. Молодые летчики — это лицо авиации, в известной степени, сегодняшнего дня и всецело — завтрашнего.
Эскадрилья, о которой рассказываю, — не исключение. Больше половины командиров экипажей не разменяли и четвертого десятка. Капитану Ивану Мацилецкому — двадцать пять. Биография — обычная для летчиков его поколения. Авиацией «заболел» еще в школьные годы. Да и как было не заболеть, когда старшие братья, закончив школу, поступили в летные училища. Сколько было разговоров, когда они приезжали в отпуска — красивые, ладные, в новенькой форме, на петлицах — золотистые крылышки. Так что над выбором жизненного пути Иван долго голову не ломал: после десятилетки подал документы в Сызранское высшее военное авиационное училище летчиков и в 1983 году успешно окончил его.
Летная судьба Мацилецкого сложилась счастливо. Начинал летчиком-штурманом, и этому обстоятельству был рад, потому что твердо усвоил: настоящий командир, прежде чем стать таковым, должен пройти все должности. Жадно впитывал все, что дает летная практика, штудировал теорию, приглядывался, как летают товарищи.
Повезло ему и на учителей. Первым инструктором был подполковник Виктор Григорьевич Захаров, человек, о котором в эскадрилье ходили легенды. Летчик-ас, виртуоз, профессионал высшего класса, награжденный за мастерство и проявленное мужество орденом Ленина. Хорошо запомнил Мацилецкий слова своего наставника: «Летать плохо, Иван, нельзя. Тут так: или ты мастер, или уходи в заправщики. Небо серединки не приемлет».
Так под началом Захарова и шел Мацилецкий к своей первой командирской должности — командира вертолета.
Почти одновременно с ним поменяли правое кресло летчика-штурмана на левое, командирское, и однокашники Ивана, с которыми приехал сюда после окончания училища, — Татаринцев, Липовой, Стрелочных. Совсем вроде бы немного времени прошло, а подоспела новая смена, и ходят уже в командирах вчерашние лейтенанты.
Только что вернулись из командировки с дальней точки два командира — майор Андрей Новиков и лейтенант Сергей Михайловский. Полеты были трудными — не «баловала» метеообстановка. То распогодится на короткий промежуток времени, то небо сплошь затянет облаками, то со склона гор сорвется холодный, пробирающий до костей ветер. Новиков полетел с Михайловским в качестве инструктора, проверял готовность молодого командира к работе в воздухе в различных условиях, на практике учил его действиям в нестандартных ситуациях.
Лейтенант Михайловский стал командиром экипажа менее чем через год после окончания училища, естественно, помощь опытного инструктора, военного летчика 1-го класса была нелишней.
На дальней точке, в условиях отрыва от аэродрома основного базирования, экипаж работает в особой обстановке, и обязанности командира куда сложнее, чем в обычных условиях: здесь, образно говоря, он и царь, и бог, и воинский начальник. Здесь тебя не подстрахует старший и некому посоветовать, никто за тебя не примет решения. Крутись сам, ответственность — личная. В командировке Михайловский учился у Новикова именно этому — смело брать на себя нелегкую командирскую ношу в любой обстановке.
Экипаж дважды вылетал на выполнение экстренных санзаданий. Один из этих вылетов — по особо тяжелому случаю. В таких обстоятельствах летят, невзирая на условия погоды. Летчики своевременно вывезли потерпевшего. Им оказался солдат-водитель: переезжая дамбу, опрокинулся вместе с машиной и получил серьезную травму черепа. Помощь солдату, находившемуся без сознания, была оказана своевременно.
«Это что… Бывало сложнее, — рассказывал Новиков молодым летчикам, жадно внимавшим рассказу командира звена. — Вот был у меня случай в прошлом году…»
Тогда экипажу Новикова, поднятому в воздух по тревоге, предстояло вывезти с горной заставы тяжелобольную женщину. Еще не долетая до предгорий, летчики увидели, что земные ориентиры стало заволакивать низкими облаками. Местами — туман до самой земли. Чтобы не сбиться с курса, ориентировались по дороге, линия которой смутно вырисовывалась в просветах между облаками и клочьями тумана. Снизились до предельно малой высоты. Когда подлетели к месту, где сходились три ущелья, видимость ухудшилась до километра. Только отличное знание местности позволило экипажу продолжить полет вдоль одного из ущелий к заставе. Гасили скорость, разворачивались на посадку, чтобы зайти против ветра, уже в снегопад. Сели, взяли на борт больную — и снова в воздух. На обратном пути опять вышли на едва заметную ленту дороги, потом ушли вверх, за облака. Благополучно приземлились на аэродроме, там уже ожидала «скорая».
