Дэвид Уайз - Охота на «кротов»
После встречи с заместителем директора ЦРУ Федеров возвратился в Берлин. За несколько месяцев до этого, в марте, Федеров ездил в Москву, но снова вернулся. Теперь он сообщил ЦРУ, что его вновь вызывают в Москву. В октябре 1958 года он в последний раз покинул Берлин и Запад.
Его больше никогда не видели. После трех лет руководства русским агентом Кович потерял с ним контакт. Федеров исчез. Джордж Кайзвальтер был убежден, что одна ошибка, допущенная ЦРУ, стала причиной его поимки. «Какой-то тупица в штаб-квартире решил направить Федерову письмо советской почтой. Его отвезли в Москву в вализе, а затем послали по почте в Советском Союзе. Полагали, что внутреннюю почту слишком сложно проконтролировать, но один из способов, которым мог воспользоваться КГБ, — это «засечь» парня, отправившего письмо. Письмо было перехвачено»[172].
Через два года после исчезновения Федерова Кайзвальтер получил сообщение от Олега Пеньковского, в котором предполагалось, что Федеров действительно был настоящим источником ЦРУ, обнаруженным Советами. Шел апрель 1961 года, Кайзвальтер встречался с Пеньковским в Лондоне в отеле «Маунт Ройял». «Пеньковский сообщил мне: „Я закончил ракетную академию. Один из генералов, генерал Борисоглебский, в день выпуска предложил выпить. Был май. Генерал сказал, что жизнь — не ваза с вишней. Недавно, продолжал он, я председательствовал на заседании военного трибунала; мы приговорили одного сотрудника ГРУ к расстрелу за предательство“»[173].
Хотя генерал Борисоглебский не назвал имени офицера ГРУ, Пеньковский сказал, что генерал упомянул, что предателя тайно возили в штаб-квартиру ЦРУ на встречу с одним высокопоставленным должностным лицом. Поскольку Федерова тайно возили на встречу с генералом Кейбеллом, сомнений быть не могло, что человек, о котором говорил Пеньковский, был Федеров.
Ковичу позже также сообщили, что Федерова казнили, но его смерть была еще более ужасной, чем рассказал Пеньковский. Было известно, что КГБ идет на все, чтобы отбить у сотрудников советской разведки охоту работать на Запад. В 80-е годы Ковичу сообщили, что один советский перебежчик в ЦРУ говорил, что в период учебы ему показывали кинопленку, на которой было снято, как Федерова бросили в печь заживо.
Один бывший сотрудник ЦРУ, знавший о судьбе Федерова, сказал: «Я знаю кое-кого, кто видел пленки, на которых снята казнь. Один из излюбленных способов казни — сжечь какого-нибудь парня живьем. Они сделают это, отснимут на кинопленку, покажут другим и скажут: „Вот что случится, если вы перейдете к своим друзьям в Лэнгли“».
Если Федерова действительно казнили — расстреляли или сожгли, — это послужило бы достаточно убедительным доказательством того, что он был настоящим агентом ЦРУ. В 1964 году, когда Кович попал под подозрение, охотники на «кротов» знали, что рассказал Пеньковский о судьбе Федерова, так как Кайзвальтер доложил о нем, но это нисколько не удержало их. ЦРУ поставило телефон Ковича на прослушивание, а его корреспонденция перехватывалась.
И это потому, что Кович руководил еще одним (третьим) агентом, который показался контрразведке еще более темной личностью. В мае 1961 года, всего лишь за несколько месяцев до перехода Голицына, резидентура ЦРУ в Хельсинки получила советского добровольного информатора. Резидентом был Фрэнк Фрайберг, тот самый начальник резидентуры, который в конце того же года обнаружил на пороге своего дома заснеженного Голицына и сопровождал его в Вашингтон. Теперь же, весной, Фрайберг сообщил о подходах добровольного информатора, установившего связь с посольством.
Ковича, который в это время находился в Вене, направили в Хельсинки. Он встретился с советским человеком, который назвался Юрием Николаевичем Логиновым и представился нелегалом КГБ в Хельсинки, выдававшим себя за американского туриста под именем Рональда Уильяма Дина. Человек из КГБ сказал, что хочет перейти на Запад и выехать в Соединенные Штаты; он уже одной ногой почти ступил на борт самолета. Кович терпеливо, следуя своему правилу, а также правилу ЦРУ, убедил Логинова остаться на месте, где он, без сомнения, может быть более полезным для Запада. А затем, несколько позднее, ЦРУ обеспечит его безопасность.
Кович провел в Хельсинки около десяти дней, и за это время Логинов провел две запланированные встречи с двумя другими сотрудниками КГБ, одним из которых был не кто иной, как Голицын, действовавший под псевдонимом Анатолий Климов. У театра «Астра» Логинов встретился с человеком из КГБ, который представился Николаем Фроловым и подвел его к припаркованному автомобилю, где ждал Голицын. Водитель вез их в пригород, а по пути Логинов, который впервые выехал на Запад в качестве нелегала, объяснял те трудности, с которыми он столкнулся в Италии, первой стране, куда он прибыл после того, как покинул Советский Союз. Вскоре после этой встречи Логинов вновь встретился со своими коллегами из КГБ, и Фролов с Голицыным сообщили ему, что Центр в Москве принял его объяснения. Они вручили ему визу для возвращения в Москву.
До отъезда из Хельсинки Логинов сообщил об этих встречах Ковичу и согласился остаться в качестве агента на месте. ЦРУ присвоило ему кодовое имя «Густо».
Спустя семь месяцев одно из первых сообщений, которые Голицын сделал ЦРУ, касалось существования Юрия Логинова, нелегала КГБ, фантастически владевшего английским языком. Голицын высоко оценил способности Логинова. Поскольку теперь Логиновым руководило ЦРУ, маловероятно, хотя и не исключено, чтобы Голицыну, перебежчику, сообщили, что Логинов завербован ЦРУ. Если бы Голицыну сказали об этом, это было бы нарушением всех правил шпионского ремесла.
Но в 1964 году Голицыну показали личное дело Ковича, и если он видел, что Кович находился в Хельсинки в середине мая, в то время, когда Голицын встречался с Логиновым, он мог уловить определенную связь. Голицын почти наверняка догадывался, что присутствие Ковича в Хельсинки было связано с Логиновым.
Дело Юрия Логинова — одно из наиболее спорных в истории ЦРУ. Именно его Управление долго пыталось замалчивать. Но до развязки еще оставалось пять лет.
Детство Логинова, сына партаппаратчика, проходило в Курске, промышленном городе, расположенном к югу от Москвы, а затем в Тамбове. Во время второй мировой войны семья переехала в Москву, и там, еще в школе, у Логинова проявились способности к иностранным языкам. В свои двадцать с небольшим он был принят на работу в КГБ и прошел подготовку для работы нелегалом. Во время нескольких выездов на Запад он после Хельсинки побывал в Париже, Брюсселе, Австрии, ФРГ, Бейруте и Каире.
Весной 1964 года, к тому моменту, когда Голицыну показали личное дело Ковича, уже другие оперативные работники — вначале Эдвард Ячниевич, затем Питер Капуста — руководили Логиновым. Кович приобрел славу своего рода «охотника за головами»: опытного сотрудника ЦРУ в резерве, которого можно послать в любую точку земного шара, чтобы взять какого-либо советского. В Берлине он женился на Саре Артур, секретарше на берлинской «базе». Теперь, в 1964 году, проведя в Вене три года, Кович с женой возвратились в штаб-квартиру.
Его не повысили в должности, как он надеялся, и казалось, что его карьера застыла на мертвой точке. Разумеется, он и не догадывался, что охотники за «кротами» со второго этажа сделали его новым главным подозреваемым, хотя и чувствовал, что что-то не так. Только по прошествии более десяти лет его официально уведомят, что его подозревали как советского агента. ЦРУ пришло к верному выводу — Ричард Кович не тот человек, которого можно смести с пути и забыть.
Были и другие, много других. Одним из попавших под стекло микроскопа контрразведки оказался Александр Соголов, большой шумливый оперативник русского происхождения из Киева, который имел несчастье быть известным в Управлении под именем Саша.
Именно о Соголове подумал Питер Карлоу, когда оператор полиграфа спросил его о «Саше», что заставило подпрыгнуть иглу самописца и еще глубже затянуть Карлоу в трясину. В России многие имена имеют уменьшительные, ласкательные формы, которыми друзья и члены семьи пользуются вместо более официального полного имени. Так, уменьшительная форма от имени Александр — Саша.
До Соголова, назначенного в 60-е годы на работу в штаб-квартиру ЦРУ после командировки в Германию, дошли слухи, что охотники на «кротов» в Лэнгли разыскивают какого-то «Сашу». Будучи в Вене, он облегчил свою душу Ковичу, который в то время служил в ре-зидентуре в Вене.
«Они собираются преследовать меня, — посетовал он. — Я в опасности. Говорят, его имя «Саша»».
«Черт побери, — успокоил его Кович, — расслабься. В Советском Союзе восемнадцать миллионов Саш». По иронии судьбы, Кович впервые услышал о поиске агентов проникновения в штаб-квартире. Он не знал, что сам под подозрением.
