Ю. Ганковский - История вооруженных сил Афганистана 1747-1977
Причины того большого внимания, которое правящая династия проявляла к идеологической обработке офицерского и унтер-офицерского корпуса, состояли не только в том, что от этих двух должностных категорий зависел результат обучения неграмотной, разноплеменной солдатской массы пользованию современным оружием и воспитания ее в духе безропотного подчинения начальникам, но главным образом в том, что надежность армии как опоры монархического режима в конечном счете определялась именно политической надежностью офицеров и унтер-офицеров. В связи с этим усилия, предпринимавшиеся в афганской армии по предотвращению проникновения революционных идей в среду офицеров и унтер-офицеров и их политическому воспитанию в духе верности и преданности монархии, возводились в ранг «самой большой и священной национальной и государственной задачи»[438].
Большое значение в идеологической работе среди личного состава афганской армии, особенно ее рядового состава, придавалось религиозной пропаганде. Монархические круги рассматривали ее в качестве основы всей политической работы не только среди населения страны, но и в армии. «В Афганистане, — писал по этому поводу генерал Абдурраззак Майванд, — вся пропаганда опирается на религиозные основы»[439].
Господствовавшие классы Афганистана видели в религии и религиозном фанатизме подавляющего большинства темного и забитого населения страны важнейшее средство укрепления и увековечения существовавших порядков, притупления классового сознания трудящихся масс и отвлечения их от борьбы за лучшее будущее. В условиях обострявшейся внутриполитической борьбы на религию делалась ставка как на самое главное идеологическое оружие, которое, как они считали, могло сохранить и упрочить так называемое «общественное единство» и «взаимную общественную поддержку и солидарность»[440], а также ослабить остроту социальной критики.
В основе религиозной пропаганды среди населения и армии лежали призыв к смирению и покорности трудящихся своей судьбе и требование терпеливо переносить все лишения и невзгоды.
Мусульманские проповедники и военные пропагандисты стремились представить ислам как «самую прогрессивную религию мира», воплощающую в себе «социальную справедливость» и «равенство всех людей без какой-либо дискриминации»[441].
Личному составу армии внушалось, что «мусульманская религия составляет основу национальных ценностей и средоточие национальной чести», «важнейшую опору национального достоинства», «предмет украшения человека» и «солдатскую честь»[442].
В жизни и деятельности армии, пожалуй, не было ни одного вопроса, который не толковался бы с позиций ислама и его истории или не преподносился бы как «священная религиозная обязанность солдата». Здесь были и вопросы защиты национальной независимости, необходимость обеспечения внутренней безопасности и порядка, осуществление программ развития страны, обязанность каждого проходить службу в армии, повиновение начальникам и старшим, терпение и безропотное перенесение тягот и лишений армейской жизни, усердие в учебе, бережное отношение к оружию, и даже занятия спортом. «Мусульманская религия, — писал в одном из номеров журнала "Да урду маджалла" сотрудник его редакции Шамсуддин Зариф, — признает роль спорта в достижении победы»[443].
В армии, как в устной, так и печатной пропаганде, усиленно культивировался тезис о том, что религиозность является критерием высших качеств и достоинств солдата, сержанта и офицера, главным источником «воли и стойкости воина в бою» и что «солдат, лишенный веры и религиозного духа, не может быть храбрым и мужественным», как не может быть и патриотом, поскольку «любовь к родине тоже проистекает из веры»[444].
Важнейшую и неотъемлемую часть религиозной пропаганды в армии составляло воспитание духа жертвенности во имя короля и ислама. Личному составу внушали, что смерть за веру и короля представляет «высшее достоинство» и «наследство», завещанное предками, «самое заветное желание и главную моральную опору каждого мусульманина»[445]. В этих целях широко использовался исламский лозунг джихада (священной войны за веру).
В XIX, а также ХХ в. лозунг джихада в некоторых странах мусульманского мира сыграл определенную позитивную роль как средство объединения и сплочения мусульманских народов, боровшихся с колонизаторами. Так неоднократно случалось и в Афганистане в XIX — начале ХХ в., когда народы этой страны вели борьбу против английских колонизаторов.
Необходимо подчеркнуть, что в 50—60-е годы область применения лозунга джихада не только не сузилась, а, наоборот, расширилась. В условиях афганской действительности того времени он применялся, когда речь шла о защите независимости, религиозных устоев государства, о внутренних социально-экономических и политических проблемах и главным образом тогда, когда следовало оказать противодействие тем силам, которые требовали проведения более глубоких и всесторонних преобразований в Афганистане.
В религиозной пропаганде в армии этот лозунг преподносился как «величайшая и самая священная обязанность, возложенная благородным мусульманским обществом на его солдат и армию»[446]. Афганские военные руководители внушали солдатам и офицерам, что их «основная задача — вести священную войну за веру, против врагов религии и мусульманского государства»[447].
Сфера религиозной пропаганды среди солдатских масс не ограничивалась только рамками казармы. Еженедельно, посещая мечети вне военных городков, они также подвергались систематическому и целенаправленному идеологическому воздействию со стороны профессиональных служителей культа.
Содержание проповедей, читавшихся в мечетях, выходило далеко за пределы религиозной тематики и касалось многих жгучих вопросов политической и общественной жизни страны. Во время этих проповедей значительная часть мусульманских служителей культа выступала в поддержку политики правящих кругов. Однако среди мусульманских богословов, особенно принадлежавших к их верхушке, была очень сильна группировка крайне реакционно настроенных лиц, которые проповедовали с кафедр мечетей свои взгляды, не совпадавшие с воззрениями официальных кругов. Они выступали в поддержку только тех преобразований, которые не затрагивали их интересов, высказывались против планов создания тяжелой промышленности, изучения вопросов о земельной реформе, организации государственных механизированных ферм и сельскохозяйственных кооперативов; их пугала перспектива увеличения численности пролетариата в Афганистане. В области внешней политики они призывали к отказу от сотрудничества с Советским Союзом и расширению связей с капиталистическими странами, неизменно поддерживали идею создания Исламского пакта.
Таким образом, пропаганда, которая велась в армии, была направлена на то, чтобы воспитать у личного состава чувства фанатизма, преданности монархии, убедить его в том, что ограниченные преобразования и реформы, проводившиеся в стране, не противоречат догмам ислама, прикрыть и оправдать эксплуатацию и классовое неравенство, опорочить идеи социализма и сделать армию послушным орудием для зашиты интересов господствовавших эксплуататорских классов.
В идеологической обработке афганской армии в эти годы большое внимание уделялось пропаганде идей монархизма. Среди населения и армии усиленно внедрялся тезис о надклассовости монархии, якобы выражающей интересы всего народа и олицетворяющей единство нации. Это положение было законодательно закреплено в Конституции 1964 г., где указывалось, что «король является защитником основ ислама, хранителем независимости и целостности страны, стражем конституции и средоточием единства Афганистана»[448].
В условиях растущей политической активности оппозиционных сил господствовавшие классы видели в монархии средство объединения и сплочения общества под своим влиянием, важное препятствие для распространения передовых идей. «Наши враги (прогрессивные политические группировки. — Авт.), — заявлял генерал Абдурраззак Майванд, — хотят посеять семена вражды. Поэтому мы должны… опираясь на учение и милость бога, сплотиться вокруг величайшего национального символа — своего дорогого короля, великого короля, короля-руководителя»[449].
В афганских воинских уставах, в военной печати и в выступлениях военных руководителей постоянно подчеркивалось требование к солдатам и офицерам «всегда и в любых условиях руководствоваться лозунгом "бог, родина, король", составлявшим, по определению высшего командования, суть "идеологии страны"[450]. Это требование лежало в основе военной присяги офицеров.