Александр Черкасов - Из записок сибирского охотника. Часть первая.
В Восточной Сибири, лишь только выпадет снег, любители подъездной охоты запрягают в одиночку такие же на высоких копыльях салазки и с утра едут в те места, где живут козы. Главная суть в этой охоте — знание местности, а то, шляясь по горам Дау-рии, можно забраться в такую трущобу, что, пожалуй, и не выберешься, а то как раз изувечишь коня или сломишь себе шею. Надо заметить, что там эта охота производится обыкновенно неподалеку от жилых мест, где козули привыкли видеть в лесу работающего мужика и несильно боятся его присутствия в своих па-лестинах; а охотнику ехать куда-либо далеко от жилья не представляется никакой возможности, потому что в салазках по тайге не пробраться, да и нет надобности, если есть козули около дома.
Отправившись с утра, охотник ездит сначала около тех мест, где жируют козули, то есть около солнопечных увалов, таежных лужков и мелких осинничков. Когда же ободняет и козы уже наелись, охотник ищет их в сиверах или по увалам в мелкой поросли, где они залегают.
Но так как сивера (северные покатости гор) по большей части непроездны, то об них нечего и говорить, да туда редко и заглядывают даже промышленники, а потому скажем о том, как стреляют козуль на более чистых местах.
Завидя коз, охотник начинает к ним подъезжать шагом, но направляется не прямо на них, а как бы объездом, на кругах; и лишь только козули подпустят в меру выстрела, охотник тотчас где-нибудь за деревом, камнем, валежиной или чащичкой незаметно останавливает коня, живо ставит винтовку на сошки и стреляет. Но тут мера выстрела уже далеко не та, как при охоте за тетерями; нет, тут редкий раз приходится стрелять ближе 60–70 сажен, а потому необходимо иметь первосортную винтовку, которая бы свободно несла на 70, 80 и до 100 сажен.
Но так как таких винтовок немного и у промышленников, то в последнее время немалая часть зверовщиков завели себе штуцера, привозимые преимущественно чрез Амур из Америки, или добывают их по случаю от заезжих или возвращающихся с Амура офицеров и чиновников.
Редко случается, чтоб козы подпустили объезд с первого раза, а обыкновенно бросятся и убегут. Но это ничего — убегут они недалеко и тут же где-нибудь скоро остановятся и наблюдают за охотником, который, не торопясь, делает свое дело систематически и, увидав снова козуль или выследив их по свежей сакме, опять заезжает их на кругах. Такого рода настойчивость и неторопливое уменье кончается обыкновенно тем, что охотник заездит диких коз до того, что они станут пускать ближе и к вечеру, наверное, не досчитываются из своего табуна двух, трех, а иногда и более штук. Тогда случается и так, что умелые охотники вышибают из табунка двух или трех почти с одного места; только отнюдь не надо бегать не только за убитой, но даже подраненной козой.
К одной козуле всегда легче подъехать, чем к двум или трем; в последнем случае та или другая не выдержит подъезда, бросится наутек и, конечно, уведет с собою и остальных, а там пристанет к свежим козам и уже вовсе испортит охоту. Если же приходится объезжать табунок штук в 5–8, всегда лучше, потому что их можно заездить.
У хороших зверовщиков охотничьи кони приучены так, что они не останавливаются в то время, когда нужно стрелять; но ловкий промышленник незаметно сваливается с саней и выцеливает добычу, а присноровленный конь остановится сам лишь только тогда, когда выстрелит охотник.
Если козуля одна и ей надоел подъезжающий охотник, то она нередко прибегает к хитрости: она незаметно ложится, прячется за толстые деревья, заходит в густую чащичку или становится на колени и прячет голову, тогда как задок ее стоит на высоких ножках и зеркало белеет издали. Тут надо большую зоркость глаза и наблюдательность, чтоб не прозевать хитрость и заметить место, а, подъехав в меру, усмотреть притаившуюся козулю.
Случается, что, объезжая табунок коз, зверовщики бьют из хороших сильных винтовок по две и по три штуки на одну пулю; это потому, что козули диковаты и, завидя неотступного охотника, любят собираться в кучу, близко подходить одна к другой и артелью подиковать, стоя на месте, над подъезжающим стрелком, который иногда нарочно посвистывает или мурлычит какую-нибудь песню.
Дикая коза очень крепка на рану, а потому ее надо бить в убойное место, а раненую не следует преследовать после выстрела и лучше дать ей время облежаться. Для этого случая многие охотники берут с собою натурных собак, которых привязывают на коротком поводке к саням и отпускают их только тогда, когда встретится надобность найти или преследовать подбитую козу. Хорошая собака скоро отыщет жертву и легко задавит или остановит и даст возможность охотнику дострелить.
Так как в Забайкалье снега выпадает вообще очень немного, то подъезд за козами нередко продолжается до самого великого поста, т. е. до насту, при образовании которого ездить уже невозможно.
В Южном Забайкалье подъездная охота за дрохвами в большом употреблении. Начинается она с самого прилета дрохв, т. е. с марта, и продолжается до их отлета — конца сентября и даже октября месяца. Способ подъезда тот же самый, но так как делается он на широкой степи, то круги заезда производятся несравненно больше и надо вооружиться большим терпением, чтоб подобраться на меру выстрела к столь осторожной птице, как степная курица (дрохва). Особенно эта охота трудна с весны, когда прилетают сначала только одни петухи и бывают в это время крайне недоверчивы. Другой раз попадется такой сторожил, что его не заездить и в целый день. Завидя охотника, он снимается очень далеко и еще дальше и дальше улетает в безграничную ширь забайкальской степи, переваливая даже ее холмистые возвышенности.
Дрохвы-самки несколько посмирнее, но, если они ходят с петухами, то следуют их примеру и поднимаются всякий раз вместе с ними. Отбившаяся от стада курица дает надежду охотнику в том, что она рано или поздно подпустит его к себе и попадет трофеем в его тележку.
Самое лучшее время для подъезда к степным курам — это тогда, когда они имеют уже молодых и далеко не отлетают от своих птенцов, а, захваченные врасплох, точно так же, как и тетери, отманивают от своего гнезда, притворяясь хилыми, как бы подстреленными и плохо летающими; но лишь только отведут от гнезда, как бойко поднимаются и отлетают, но не особенно далеко и при сметке охотника, подъезжающего к ним из внутреннего круга от центра гнезда, скоро попадаются на обман и подпускают на выстрел.
Но надо сказать к чести сибиряков, что они в это время мало охотятся за дрохвами и преследуют преимущественно петухов, которые несравненно больше самок, так что нередко вытягивают до 30 и даже несколько более фунтов.
Самая лучшая охота за молодыми дрохвами бывает со второй половины июля и продолжается почти весь август. Молодые дрохвы летают неохотно и скоро западают при подъезде охотника — тут надо большой навык примечать те места, где запали молодые; а в широкой однообразной растительности степи эта штука нелегкая и требует не только хорошего зрения, но и большой наблюдательности стрелка. Опытный охотник заметит место по какой-нибудь выдающейся травинке и не ошибется в расчете даже и тогда, если и несколько курочек залегло на более или менее определенном глазомером пространстве. Он сумеет так ловко ориентироваться по солнцу или какому-нибудь выдающемуся предмету в степи, что станет подъезжать по очереди и нередко перебьет всех молодых, которые часто залягут в каких-нибудь степных ямуринках (ямочках) так крепко, что на них можно наехать экипажем. Подобные случаи нередки и с большими курицами и преимущественно бывают в сильные жары или ненастную мозглую погоду, продолжающуюся иногда по нескольку дней сряду.
В последнем случае молодые курицы так замыкают, что теряют способность летать, и степные туземцы в таком разе зага-нивают их на лошадях верхом и застегивают бичами.
При охоте за дрохвами необходимо иметь далекобойные винтовки и самое лучшее — малопульные штуцера, потому что по большей части приходится стрелять не ближе 60, 70 и 80 сажен; а с ранней весны и это расстояние случается весьма редко — тут 100 и 120 сажен считается уже хорошим подъездом. Для этого сибирские охотники повышают резки (прицел) на своих винтовках и пристреливают их особо.
Однажды в половине июля ехал я в Южном Забайкалье по безграничной шири степи из Цурухайтуевской станицы в убогую деревнюшку Партию, которая служила станцией для перемены лошадей. Переезд был в 44 версты, что при громадных пространствах Южной Сибири не считается редкостью, а при сибирской езде такое расстояние перебегается скоро — часа в три, не более, а то и меньше. Надо заметить, что перед этим стояли сильные жары, а накануне моего выезда был проливной дождь и целую ночь стояла ужасная гроза; а в самый день моего пути снова сильно пекло, и вследствие этого при тихой погоде в степи образовался такой парун, что пришлось ехать точно в паровой бане, так что не только кони, но ямщик и я поминутно обливались потом. Вследствие этого скоро ехать было нельзя, можно в такой бане легко срезать всю тройку, и мы поневоле пробирались мелкой рысью. На дороге повсюду стояли большие лужи воды и грязи, а на них я заметил большое количество свежих следов степных куриц. Это открытие мне подало мысль попутно поохотиться за дрохвами, и я попросил ямщика, разудалого молодого парня, посматривать по сторонам куриц. Оказалось, что ямщик был сам умелый охотник, и потому он с радостию принял мое предложение. Не отъехав и десяти верст от Цурухайтуя, нам стали попадаться вблизи дороги дрохвы в большом количестве, которые, видимо, собрались к лужам воды, чтоб утолить свою жажду.
