Николай Александров - Мы из розыска…
— При чем здесь декретные отпуска? Женщины в данной ситуации меня интересуют мало… — проявил я вновь свою неосведомленность. — В розыске работали одни мужчины. Посмотрите на снимок…
— Декретными отпусками назывались обычные отпуска, — пояснила девушка. — Уход в очередной отпуск проводился приказом — «декретом». Отсюда и название! Да вы сейчас сами все увидите… С какого года начнем?
— С двадцать второго, третьего, четвертого… — сконфуженно пробормотал я, еще не предполагая, что снова совершил ошибку.
Через несколько минут на моем столе высилась пирамида толстенных книг.
— Это только за два года… — совершенно серьезно сказала Лена. — Остальные, интересующие вас, занимают еще несколько полок!
Листаю серые, желтые, синие, хрупкие от времени листки. Некоторые документы рукописные. Нет, нет да и мелькнет отмененная «ять», твердый знак в конце слова. Листаю неясные «ремингтоновские» машинописные копии. Читаю на обороте какого-то рапорта золотое тиснение: «Его Высокопревосходительству…», «Милостивому государю»… Под каким-то актом просвечивает водяной знак гербовой бумаги. Удивительно!
А на самом деле удивляться нечему — в то время приходилось использовать каждый клочок бумаги! Положение с «материалом для письма» было настолько тяжелым, что в мае девятнадцатого года Совет Народных Комиссаров принял специальный декрет за номером сорок три «О порядке распределения бумаги и картона».
«Вся и всякого рода бумага и картон на всех складах и фабриках, находящихся в пределах Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, должны находиться в исключительном ведении Главбума, и только ему предоставляется право распределять эту бумагу и картон по нормам… Все лица и учреждения, имеющие запасы бумаги и картона, полученные не по праву распределения, а каким бы то ни было иным путем, то есть путем ли закупки, приема на учет, реквизиции, конфискации и т. п., без разрешения Главбума, обязаны немедленно сообщить о них Главбуму. Все партии бумаги и картона, сведения о которых не поступят в Главбум в трехнедельный срок со дня опубликования сего декрета, подлежат обязательной конфискации, за кем бы они в этот момент ни числились… Конфискация незарегистрированных партий бумаги осуществляется в Москве Главбумом, в Петрограде — отделением Главбума…»
Подписали этот документ Председатель СНК — В. Ульянов-Ленин. Управляющий делами СНК — В. Бонч-Бруевич и секретарь СНК — Л. Фотиева.
Вот так, наверное, и получилось, что грозный Главбум, за неподчинение которому грозил суд революционного трибунала, изъял с какого-то склада или из подвала партию бумаги с гербами, «милостивыми государями» и «превосходительствами»… Порезали бланки высочайших прошений на осьмушки и передали в угрозыск. На этих листках писали протоколы допросов, издавали приказы, отстукивая их на самом современном в ту пору «ремингтоне».
Какие только не встречаются приказы и распоряжения…
«Милиционеру Василеостровского района Кузьмину за задержание громилы в ночь на 26 апреля объявляю товарищескую благодарность и назначаю денежную награду 1000000 рублей…»
«Купленные от гражданина Каравани 500 штук метел на сумму 10 миллионов рублей записать на приход по материально-хозяйственной части…»
«12 ноября в 11 часов утра произвести парад на площади Урицкого и привод чинов милиции к клятвенному обещанию — присяге. В 3 часа дня обед в помещении Петроградской губмилиции. В 6 часов вечера в Александрийском театре торжественное заседание с чествованием героев труда и спектакль. После окончания — шествие с факелами на площади Урицкого, где состоится митинг, сожжение чучела фараона-полицейского и фейерверк…»
«Милиционера конного отряда резерва Иванова Николая за подачу не по команде рапорта об откомандировании на Комкурсы арестовать на трое суток…»
«Увольняется в отпуск на 4 дня по семейным обстоятельствам агент 4-й бригады Петров Илья с 28-го сего месяца».
«Агентов 6-й бригады отдела угрозыска Крючкова, Симонова, Романова, Нилова за неправильные по службе действия подвергаю аресту на пять суток каждого с исполнением служебных обязанностей с 28-го сего месяца…»
«Приказываю органам вверенной мне милиции принять меры к розыску и задержанию казенного мотоцикла, украденного из ремонта, с соответствующими педалями № 43816, фабрики «Национал», 4 цилиндра, 2 скорости, цвет рамы — зеленый, баки никелированные, на углах бака для масла припаяны медные наугольники, шины новые — «шашками», кардан в углу у винта обломан, на ободке заднего колеса припаяна маленькая заплатка…»
Ну и каша… Читаю и никак не могу взять в толк — смогу ли я найти фамилии сотрудников бригады в подобной мешанине. Перевожу дух и снова погружаюсь в изучение приказов.
«Агентам Петергофского уезда отделения уголовного розыска Андрееву, Маркову, Баранову за выдающуюся работу по розыску объявляю искреннюю товарищескую благодарность и приказываю начснабу выписать и выдать награды по 500 000 рублей каждому из сумм, ассигнуемых на сей предмет…»
«17-го сего месяца на Моховой улице, дом 18, ушла и не возвратилась лошадь с упряжью и санями. Приметы лошади: конь гнедой масти, кличка Амур, десяти лет, рост два аршина три вершка, лысый, левые ноги до щетки белые…»
Документ следовал за документом, а поиск результата не давал. Поисковый «бредень» был пуст!
Наступил второй день. Лишь к обеду я добрался до середины двадцать второго года и обнаружил крохотный параграф приказа:
«Агента 1-й бригады Кудрявцева Сергея, возвратившегося из командировки в Лужский уезд, полагать налицо с 25-го сего месяца…»
Так появилась еще одна фамилия… Только одна! Иду за советом к ребятам из уголовного розыска — как бы они организовали поиск? Ответ обескураживающе прост!
«Черт побери, почему же я сам не догадался! Ну, конечно же, надо просматривать не приказы, а сами уголовные дела… Когда допрашивают преступников, в верхней части протокола обязательно фиксируется фамилия розыскника, который ведет беседу. Значит, мне нужны уголовные дела, в которых убийства, грабежи, разбои — именно этими делами занималась первая бригада…»
Исчезают толстые тома приказов, и на столе появляются не менее объемистые связки уголовных дел. Перед глазами замелькали фотографии в фас и профиль — налетчики, громилы, убийцы… К моему удивлению, почти нет злобных взглядов исподлобья, тяжелых дегенеративных челюстей, угрюмых лиц. Люди как люди. Молодые, симпатичные. У некоторых на плечах красноармейская шинель…
Безработица и голод, шик нэпманской роскоши многих сбили на «легкий воровской хлеб», но расплата для всех была одинаково сурова — чаще всего расстрел, ссылка гораздо реже…
Уголовное дело № 358 1923 года по обвинению Л. И. Пантелеева и еще двадцати семи человек его шайки. В блокноте появляются фамилии работников уголовного розыска, ведших дело — Кондратьев, Давыдов, Суббоч, Тарасов, Акимов, Томашевский.
Вот это да! Везение…
Другое дело — новые фамилии: Иванов Николай, Виктор Богданов, Федор Иванов, Финк…
Следующий том — Фокин, Левшин, Антипов, Круковский, Скачков, Лившиц…
— Ну и ну! Не многовато ли?
А список продолжается — Хотимский, Тарасюк, Карзин, Захаров, Параничев, Григорьев, Мартынов, Андреев, Петров…
Всего на снимке было 15 человек, фамилии девяти из них мне неизвестны, а теперь как быть… Кандидатов на эти места множество.
Иду в управление кадров. Оказывается, личных дел нет — они не сохранились. Столько времени утекло… Еще говорят, что несколько машин с документами во время блокады ушли под ладожский лед. Значит, фотографий этих людей мне тоже не найти…
Вновь сижу за столом в комнатушке архива, листаю все новые уголовные дела, продолжаю выписывать фамилии сотрудников. Одно дело откладываю в сторону, передо мной очередное…
Ну и физиономия! Какой-то Матросов! Интересно, что натворил этот бандит? Проник в квартиру… Так, так… Связал потерпевших, вещи забрал, увязал в узел, выбрался на улицу, пошел… Потерпевшие освободились, подбежали к окну, крикнули: «Караул». Так… На углу стоял наряд из сотрудников ГПУ и уголовного розыска…
Сотрудник уголовного розыска побежал за ним на Дурштадтскую улицу. Догнал бандита, схватил за плечо, тот бросил узлы, обернулся… Агент уголовного розыска выхватил пистолет, для острастки выстрелил вверх… Матросов, не меняя положения, не сходя с места, трижды стреляет в розыскника… «Как его фамилия… — Я приготовил карандаш для записи очередной фамилии. — Что?! Это же ГОВОРУШКИН! Когда произошло задержание? Тринадцатого января… Наконец-то нашел то, что искал!»
В управлении кадров роюсь в картотеке. На серой картонке размером с открытку всего несколько строк — принят на работу 12 декабря 1922 года, умер 26 января 1923 года.
