Андрей Саломатов - Моя Москва
— Слушай, — предлагает он, — давай-ка я прямо здесь прочитаю, что там у тебя получилось. В такой день не хочется залезать в мрачные кабинеты.
Заведующий садится на зеленую скамейку у подножия Толстого и углубляется в чтение. А я пускаюсь бродить по двору. Не так давно здесь обосновались несколько кафе, они же пивные. Расположились по всей окружности, эдакое кольцо распутства внутри писательского святилища. Сам Лев Николаевич сидит, размышляет над своей бронзовой книгой и ухом не ведет. А вот многим писателям обидно. Они было, как когда-то Иисус Христос, попытались изгнать торговцев из храма литературы, но не вышло — документы на аренду в порядке, “за все уплочено”.Перед каждым кафе стоит по зазывале. Вид у них невинный и безмятежный, как у синего безоблачного неба над головой. Прежде чем зайти в редакцию, с заинтересованным видом прохожусь вдоль злачного пояса. Меня приглашают отведать восточных блюд и запить пивом. Я вглядываюсь в их лица и начинаю понимать, что задавать им вопросы, вроде “Лев Николаевич не мешает?”, скорее всего не имеет смысла. Возможно, не знают они, кто такой Толстой, не слышали никогда, а если и слышали, то давно забыли — не до “зеркала русской революции”. Наверное, не знают они — и кто такие Ростовы, понятия не имеют, зачем существуют какие-то писатели, которые ничего не производят, а только переводят бумагу. В этой бессмысленной и неравной войне победит, конечно же, сильнейший, а не некая данновременная истина. Что, впрочем, меня совсем не огорчает. Такова жизнь.Тем временем заведующий справился с моим сочинением.
— Н-да, — произносит он. — Все бы неплохо, но вот конец у тебя слабоват. Надо бы закончить чем-то таким… — он делает неопределенный жест. — Понимаешь? Ну чем-нибудь эдаким… Одним словом, неплохо бы подняться на темой. Воспарить, одним словом. Ну как, сумеешь?
— Могу, — необдуманно заявляю я и оценивающе смотрю на безоблачное небо. — Почему бы и не воспарить? Москва… май… мир…
После этих хвастливых слов выбора у меня не остается. Не отрывая взгляда от небесной тверди, я крестом складываю на груди руки, поднимаюсь на цыпочки и медленно воспаряю. Земля подо мной ширится, Москва разбегается во все стороны до самых горизонтов, здания уменьшаются в размерах, но я легко распознаю в каждом из них знакомые ориентиры своих бесчисленных прогулок по столице.
— Хватит! — доносится до меня снизу едва слышный голос заведующего. — Хватит, спускайся.
Но меня уже подхватило ветром и понесло над Москвой…
