Элисон Мэтьюс Дейвид - Жертвы моды. Опасная одежда прошлого и наших дней

В 2004 году британская актриса Сиена Миллер возродила моду на стиль бохо, или богемный шик. Частью этого образа являются длинные белые крестьянские или цыганские юбки. Легкие хлопковые юбки поступили на массовый потребительский рынок во множестве расцветок и стилей, но они неизменно состояли из нескольких ярусов воланов. Они свободно струились и обвивались вокруг лодыжек и, несмотря на всю свою прелесть, создавали серьезную угрозу пожара. Осенью 2005 года отделение британской Ассоциации торговых стандартов в графстве Нортгемптоншир (Northamptonshire Trading Standards Association) опубликовало предупреждение о высоких рисках, причиной которых могут быть цыганские юбки. Поводом к тому послужило происшествие, в результате которого девятилетняя девочка получила тяжелые ожоги. В том же году ожоговое отделение больницы Mersey в Великобритании напечатало статью под заглавием «Ожоги, вызванные возгоранием цыганской юбки», поскольку только в 2005 году специализированное отделение столкнулось с шестью случаями ожогов, вызванных именно такими юбками. Два возгорания произошли, когда женщины разговаривали по телефону. Еще одна юбка загорелась во время танца, а другая – от декоративных свечей, стоявших на полу. Ни одна из этих женщин не была в состоянии алкогольного опьянения, что исключает алкоголь как фактор, спровоцировавший возгорание[21]. Даже сегодня, в век новейших достижений медицины, струящиеся длинные юбки могут представлять угрозу здоровью и жизни их обладательницам. Если носить такую юбку в жилом помещении, то опасность может исходить от случайной маленькой свечки. Нетрудно представить, сколь опасной была одежда в предыдущие исторические эпохи, когда в ней ходили в помещениях, освещаемых и отапливаемых легкогорючими материалами – газом, деревом, углем и свечами.

Сегодня ситуация изменилась: полиция, службы социальной защиты детей и врачи-реаниматологи немедленно реагируют на несчастные случаи, чтобы предупредить и оградить общественность от их повторения. Той же цели служат и нормирование или запрет опасных предметов одежды различными государственными органами. Например, система быстрого оповещения об опасных для жизни и здоровья товарах Европейской комиссии (RAPEX) каждую неделю публикует информацию об опасной одежде, косметике и даже чернилах для татуировок и запрещает их использование, если они представляют «значительные риски». В 2013 году так были запрещены и изъяты из продажи более двухсот купальников для девочек и толстовок с капюшоном на завязках или кулисках, угрожавших удушением или травмами[22]. В прежние времена к несчастным случаям, причиной которых была одежда, относились совсем иначе. Вплоть до XIX века считалось, что мода оказывает негативное влияние на мораль, но о медицинских последствиях увлечением модой не было и речи. Утрированные силуэты и предметы одежды носила только небольшая группа представителей элиты. Модные фасоны часто становились сюжетом карикатур, развлекавших читателя и назидавших ему. Так, эстамп XVIII века «Воспламенение куафюр» (L’incendie des coeffures) высмеивает опасности, причиняемые ношением высоких париков. На нем изображена пара, намеревающаяся присесть за стол, чтобы подкрепиться в Caffé Royal D’Alexandre – парижском заведении с огромными застекленными окнами, открывающими прохожим вид на богатых изысканно одетых посетителей. Пока кавалер галантно предлагал даме место за столиком, пламя свечей с люстры-канделябра перекинулось на ее парик. Перепуганные работники кафе установили лестницу-стремянку и карабкаются по ней, чтобы потушить пламя. Подпись к изображению гласит: «Зачем лить воду? В таких обстоятельствах я бы оставил глупую прическу догорать». В действительности парики были не настолько высокими, чтобы воспламениться от люстры, однако крахмал, которым их пудрили для придания белизны, придавал им горючесть. Хотя этот эстамп представляет воображаемый сценарий, в последующие десятилетия участились случаи возгорания женского костюма, и многие женщины сгорали заживо из-за своих хлопковых платьев, широких юбок на кринолинах и пластиковых гребней.

Одетые безупречно: из ада в госпиталь

Именно мода, как это всегда и бывало, отправится в ад.

Ранняя христианская церковь установила нравственные нормы и строгие ограничения в отношении одежды своих последователей. В эпоху Средневековья, когда, по мнению исследователей, начало зарождаться современное модное поведение, одежда таила в себе еще больше угроз для нравственности[24]. Грехом считалось одеваться излишне роскошно, а одеваться сдержанно значило одеваться «безупречно» (английское слово impeccably происходит от латинского, означающего «без греха»)[25]. В те времена моду связывали с гордостью и тщеславием, а также чувственными низменными наслаждениями плоти, полагая, что она провоцирует похоть. На одежду, искажавшую естественные формы тела, обрушились потоки саркастической риторики. В 1745 году британский анонимный автор разразился филиппиками в адрес конструкций, поддерживавших юбку, – подъюбников с обручами, или панье. Их носили уже в XVI веке, а в начале XVIII века панье придали женским бедрам совсем уж необъятные размеры. Придворное платье-мантуя шириной почти два метра, датируемое 1740-1745 годами, – один из самых ярких из дошедших до нас образцов, его могли носить только представители элиты, но даже гораздо меньшие по размерам экземпляры вызывали ненависть и отвращение. Автор памфлета называет такие юбки «мерзостью», наделяя эпитетами: «шокирующий», «чудовищный», «неуклюжий», «удивительно нелепый», «богопротивный», «варварский», «неподобающий» и «безнравственный»[26]. Будучи христианином, он считал, что люди должны принимать богом данные им тела. Однако женщины вопреки божьему замыслу «испортили и вылепили из своих тел нечто совершенно противоположное», создали «чудовищное несоответствие между верхней и нижней частью» тела[27]. Впрочем, проблема заключалась не только в нарушении пропорций женских тел: обладательницы подъюбников с обручами занимали слишком много места. По мнению автора памфлета, этот предмет одежды представляет «источник неудобства для всех окружающих». Он задает риторический вопрос: «Справедливо ли, что одна женщина занимает столько же места, сколько двое или трое мужчин?»[28] (курсив автора). Гнев памфлетиста направлен в первую очередь против нравственных опасностей, причиной которых может быть панье, но порицанию подвергается также исходящая от юбки физическая угроза: ему чуть не переломило лодыжки, когда жесткие обручи подъюбника «налетели» и «атаковали» его на узких улочках Лондона. Только однажды на страницах двадцатисемистраничного словесного выпада он вспоминает о здоровье самой обладательницы панье. Автор предполагает, что они, должно быть, доставляют неудобство и даже иногда вызывают боль и что «многие сотни [женщин], без всякого сомнения, приняли от них свою смерть»[29]. Согласно историческим свидетельствам, подобные инциденты скорее имели постыдный, а не смертельный финал в городах XVIII столетия, где опасности сводились к проходящему стаду овец или коров. В одном из описанных случаев обруч женской юбки зацепился за рог старого барана: «она визжала, он блеял, остальные овцы им вторили»[30]. К восторгу глумливой толпы баран столкнул леди на грязную мостовую, но ее чувства пострадали гораздо больше, чем тело.

Век спустя юбка на обручах реинкарнировалась в виде более округлой стальной клетки кринолина с одним значительным отличием: теперь их носили абсолютно все. Знатные дамы по-прежнему драпировали их в многометровые полотна шелка, однако и принцессы, и фабричные работницы носили одинаковые обручи массового производства. Владельцы фабрик с тревогой обнаружили, что работницы приходят в кринолинах на работу и находятся в опасной близости от станков. В 1860 году руководство хлопкопрядильной фабрики Курто в Ланкашире вывесило объявление о запрете работницам носить «модные нынче ОБРУЧИ, или КРИНОЛИН, как их называют», поскольку они «совершенно не соответствуют работе наших фабрик»[31]. Новый мир промышленного труда и демократичной моды породил новые риски. Опасения за жизнь женщин были оправданны: однажды в типографии, оборудованной механическими прессами, молодую девушку в кринолине затянуло за край юбки в печатный станок. Начальник цеха успел остановить работу станка, и девушка, на свое счастье очень стройная, осталась невредима. После случившегося начальник цеха запретил приходить на работу в кринолине, но на следующий же день все работницы опять явились при полном параде. Тогда он пригрозил девушкам увольнением, если те не снимут обручи у входа, и контора приобрела вид лавки старьевщика: «один из углов типографии походил на ветхий ломбард с кипами поношенного бомбазина»[32]. Несмотря на то что кринолин подвергался критике как нравственное извращение, мода на него все больше считалась не столько угрозой бессмертию души, сколько источником опасности для вполне смертного тела. Если в XVIII веке юбка на обручах гарантировала попадание в ад, то для викторианцев она сулила путешествие в госпиталь или морг.