Ада Баскина - Скажите «чи-и-из!»: Как живут современные американцы
– А тогда какой смысл в ее отдельном проживании? – сказала жена Стива. – У нее первое в жизни препятствие. Вот пусть она сама и думает, как с ним справиться.
Под влиянием доктора Спока
Из предыдущей главы, где я рассказала о том, как американские родители готовят детей к будущей взрослой жизни – остроконкурентной и беспощадной, могло сложиться впечатление, что и сами методы воспитания жесткие, спартанские. Но это не так.
Почти в любой семье, где мне приходилось бывать, я встречала ласковое отношение к ребенку. Нежные обращения – sweety (сладкий), honey (медовый), love (любимый), heart (сердце мое) – употребляются чаще, чем собственно имена. Не знаю, насколько верно мое наблюдение, но мне показалось, что целое поколение нынешних родителей выросло под влиянием педагогической системы доктора Бенджамена Спока, провозгласившего два главных постулата семейной педагогики: любовь к детям и свобода для их развития.
Знаменитый педиатр своей книгой «Ребенок и уход за ним» произвел в начале 1960-х революцию в умах прагматичного американского общества. Общества, где привыкли безоговорочно следовать рекомендациям экспертов, в том числе и специалистов в области педиатрии и педагогики. Вот как описывает этот феномен американской жизни того времени Макс Лернер: «Авторитеты – психологи, психиатры – выдавали рецепты правильного воспитания. Они стали своего рода оракулами, и все изучали загадочный смысл их пророчеств». И далее: «Воспитание в Америке страдает… от излишней рациональности. Отношение родителей к детям подчас лишено эмоциональной непринужденности». И вот на этом фоне появляется мощный авторитет, глубокий знаток детей, и заявляет: «Не воспринимайте слишком буквально все, что говорят специалисты, не так уж ценны теоретические знания… Доверяйте своей интуиции… Главное, что нужно ребенку, – ваша любовь и забота».
Влияние доктора Спока было столь велико, что и сегодня, полвека спустя, можно обнаружить его следы в либерализации системы семейного воспитания.
Правда, споры вокруг него, вспыхнувшие впервые сразу же после выхода книги, не утихают до сих пор. Противники обычно мало возражают против его доктрины любви и заботы. Но опасаются по поводу свободы ребенка. До какой степени допустима эта свобода? Где кончается безобидная инициатива и начинается опасная вседозволенность? Где проходит грань, отделяющая естественный родительский контроль от чрезмерного давления?
Доктор Джеймс Добсон, который считается главным противником системы доктора Спока, объяснил мне смысл их разногласий так: «Я не против свободы для ребенка. Я только считаю, что неумеренный крен в сторону либерализации без жесткой требовательности и дисциплины ведет к безответственности и инфантилизму». О том же говорят и многие учителя. Жалуясь на снижение успеваемости своих учеников, они впрямую связывают это явление с уменьшением требовательности к ним в семье.
В ответ на упреки в чрезмерной снисходительности американские родители любят оперировать таким аргументом: ребенок должен испытывать как можно больше положительных эмоций. Вообще во главу угла в американской семье ставится цель, которую называют по-разному – «позитивность», «эмоциональное равновесие», «душевный комфорт». Я бы сформулировала проще: ребенок должен чувствовать себя счастливым. Достигается это по-разному. Вы редко увидите родителя, распекающего ребенка. Но зато часто услышите: «Ты молодец!», «Как это у тебя так хорошо получилось?», «У тебя все непременно выйдет».
По совету своих психологов американцы стараются не создавать у ребенка комплекса вины. Напротив, стремятся привить ему самоуважение, уверенность в себе, в своих силах. И стараются всячески создавать ему хорошее настроение. Считается, что именно так он обретает запас оптимизма, который потом войдет в него как органическая черта характера. Американского характера.
С детства учат ребенка приветливости и улыбчивости. С детства прививают чувство юмора, необидную добродушную шутливость. Книжки, игрушки, даже одежда (шапочки, тапочки) и другие атрибуты детской жизни делаются так, чтобы заставить ребенка улыбнуться, рассмеяться.
Ну и, конечно, детей не принято наказывать – в том смысле, как это понимаем мы. Я никогда не видела, чтобы мать или отец кричали на ребенка, а уж тем более били его (за последнее, кстати, можно угодить в полицейский участок). Тем не менее наказания, конечно, существуют. Об одном таком эпизоде я хочу рассказать.
…Время близится к вечеру. В парке на скамейке сидит молодая женщина с газетой. Напротив нее детская площадка – несколько снарядов для спортивных игр. В том числе изогнутые полукругом лестницы – ребятишки забираются по ступенькам с одной стороны и так же, по ступенькам, спускаются с другой. Лестниц три: одна для малышей – низенькая, и две повыше – для ребят постарше.
Мальчуган лет пяти подходит к самой высокой и ставит ногу на ступеньку.
– Гарри, это не твоя лестница, – говорит ему мать, оторвавшись от газеты. – Ты прошлый раз залезал вон на ту, маленькую.
Но сынишке явно неприятно слово «маленькая», оно, очевидно, ассоциируется у него с собственным образом, и этот образ ему не нравится. Он хочет показать, что уже большой, поэтому ставит ногу на вторую ступеньку.
– Гарри, не делай этого, – спокойно говорит мать.
В ответ еще пара шажков.
– Гарри, я тебя предупреждаю. Там высоко, ты можешь упасть, – ее голос не повышается ни на полтона. – Теперь принимай решение сам.
Она утыкается в газету и больше ни разу не взглядывает в сторону лестницы. А малыш бойко ползет по ступенькам вверх, забирается довольно высоко и тут только кидает взгляд вниз. Земля от него непривычно далеко, он пугается и кричит:
– Ма, сними меня отсюда.
– Нет, милый, ты этого хотел сам. Я тебе ничем помочь не могу.
Он делает еще несколько шагов вверх. И опять зовет на помощь. И опять тот же ответ: «Ты этого хотел сам. Это было твое решение». Он начинает плакать, потом кричать, вот он уже на самом верху лестницы… А в парке сгустились сумерки и там, не считая ребенка, только двое – мать и я, случайный прохожий. Ему, должно быть, очень страшно.
Сначала я наблюдала за этой сценкой с улыбкой. Потом с беспокойством. Я колеблюсь: знаю, как американцы нетерпимы к любому вмешательству в их жизнь со стороны. И все-таки решаюсь:
– Извините, но нельзя ли ему помочь слезть?
– А как помочь? – невозмутимо спрашивает женщина. – Он же высоко, мне туда не забраться.
– Ну, давайте я сбегаю в пожарную часть, за лестницей, это тут недалеко, – волнуюсь я.
Парень уже орет во все горло, захлебывается слезами. Я представляю, как ему там страшно.
– Чем так сильно кричать, – говорит ему мать, – лучше бы подумал, что теперь надо делать.
Он на минуту замолкает.
– Не зна-а-ю, – опять рыдает он.
– Ну хорошо, я тебе подскажу. Повернись на ступеньке лицом ко мне и спускайся осторожно по другую сторону лестницы.
Он, наконец, затихает и, хоть и не сразу, но все-таки следует материнской инструкции. Пока малыш спускается вниз, а я прихожу в себя от пережитого, я слышу все такой же ровный, негромкий голос матери:
– Хороший урок.
Day care center
Так называются учреждения для дошкольников. Иногда это название переводят как «детский сад». Но это неверно. В Америке нет системы дошкольного образования с программой обучения и воспитания, обязательной для всех регионов. Но есть отдельные «дневные центры ухода за ребенком» (day care centers), которые имеют самый разный статус. Среди них – частные и муниципальные; университетские, «фирменные» (отдельных, обычно крупных, корпораций) и «фондовые» (на средства какого-либо фонда). Однако «на средства» отнюдь не значит, что хотя бы для кого-то эти центры бесплатны. Просто есть более дешевые – около 300 долларов в месяц, есть и такие, где плата значительно выше.
Программы этих детских центров самые различные. В одних делают упор на рисование и пение, в других – на ручные поделки, в третьих немножко знакомят с чтением и письмом.
Маленький Алеша, пробывший два года с родителями в Чикаго, вернулся в Москву. Он утомил маму и папу, требуя, чтобы его непременно отвели в детский центр. Родители, памятуя собственное детство, делать это не спешили. Однако все-таки определили его в ближайший детский сад и первые дни не могли нарадоваться. Алеша был счастлив.
– Здесь удобнее спать, – с восторгом объявил он, вернувшись в первый день. И это была чистая правда. Непрезентабельность американских детских центров бросается в глаза. Никаких детских кроваток, аккуратно застеленных чистым бельем. Никаких отдельных спален. В одном месте на пол стлались тонкие тюфячки, в другом – пластмассовые лежачки. Поверх – подушка и небольшой плед. Ни простыней, ни наволочек, ни пододеяльников. Укладываясь после обеда спать, дети снимали только кроссовки и, если жарко, свитерки, а джинсы, рубашки, носки оставляли на себе все время сна.
