Александр Поляков - Покушение на ГОЭЛРО
Обратившись ко внешторговцу, Леонид Петрович все-таки спросил:
— Почему вы думаете, что разрыв торговых отношений с Германией — вопрос месяцев, а не дней?
— Не будет же «Континенталь» держать на складах готовые турбины и прочее оборудование или сокращать производство в угоду новому правительству, забыв о своих барышах, — ответил представитель Внешторга. — Инициатива разрыва торгового договора будет исходить от правительства. Значит, правительство и должно позаботиться о размещении заказов фирмы в других странах. Во всяком случае, как бы боши ни хотели порвать торговый договор, пройдет не менее полугода, прежде чем вопрос будет решен. А пока немцы ограничатся угрозами, но дальше не пойдут. Хотя… хотя вопрос о ненормальностях германо-советского торгового баланса — притча во языцех в их деловых и правительственных кругах… С нашей, купеческой точки зрения, у нас прекрасный советско-германский баланс — больше полумиллиарда в пересчете на доллары! Из этого источника покрывается дефицит между экспортом и импортом в Америке, а остальные ресурсы идут на размещение заказов в других странах.
Глядя на уверенного представителя Внешторга, Базов не мог без улыбки вспомнить, как всего несколько лет назад коммунисты, да, наверное, и этот внешторговец тоже, шарахались от торгового дела как от недостойного и даже несовместимого с членством в партии: «Торговать с мировой буржуазией, якшаться с теми самыми капиталистами, которым надавали под зад в октябре семнадцатого, — дудки!» Но от умения торговать зависело укрепление Советского государства — и научились.
Разговор закончил представитель Наркомата иностранных дел. Он сказал, что товарищу из ОГПУ, очевидно, все стало ясно, и вдаваться в подробности по его ведомству не имеет смысла.
Базов согласился, потому что действительно вдаваться в подробности он не мог, не имел права.
ПАНИХИДА ПО УБИЕННОМУ
Клерк фирмы «Континенталь» услужливо открывал посетителям дверь актового зала в перовском подворье. Из-за двери шли запахи ладана и горящих свечей.
Высоко, на специально установленном амвоне, стоял настоятель протестантской церкви, одетый в черный сюртук, с шапочкой на голове. Справа от него, держась навытяжку, стоял консул Кнапп. Он надел немецкую военную форму с аксельбантами, грудь его была увешана орденами и медалями, полученными за участие в империалистической войне.
Ближе к выходу расположились десятка полтора людей в штатском — обитатели колонии Континентальхауз.
В переднем ряду у гроба капитана Рединга на коленях стояли две женщины в трауре: его мать и жена, прибывшие из Берлина.
Служба подходила к концу. Настоятель произносил скорбную проповедь:
— «Если только увижу лицо ЕГО, спасусь», — думал мытарь Закхей, влезая на смоковницу: влез, увидел, спасся… Может быть, и погибший спасся бы, если бы увидел… Господи! Услышь молитвы наши. Мы носим язвы Рединга на своем теле…
Он посмотрел в сторону матери Рединга и произнес:
— Блаженно чрево, тебя носившее, и сосцы, тебя питавшие… был ростом большим, говорят, а лицом некрасив, но нам, истинной красоты желающим, он один прекрасен…
Усиливая голос, настоятель почти прокричал:
— Воззрят на ТОГО, кого сожгли заживо и будут рыдать о НЕМ, как рыдают о сыне единородном, и скорбеть, как скорбят о первенце… О, род неверный и развращенный! Доколе буду с вами? Доколе буду терпеть вас? Красный дьявол начал решительную борьбу против нашей веры и сжигает нас заживо. Этого допустить нельзя. Наш светильник не погаснет. Встань в защиту веры Христовой! Порази голову змеи, не оставляй в живых и детенышей змеиных. Бери в руки меч божий…
* * *Рано утром в кабинете Базова раздался телефонный звонок. Он поднял трубку:
— Слушаю вас!
— Леонид Петрович! Это я, Ларцев! Звоню с Ярославского вокзала, только приехал. Прикажите послать за мной машину.
— Есть послать! — весело проговорил Базов. — Только, Виктор Иванович, скажи хоть одно слово: — Все сделал?
— Поездка, Леонид Петрович, удачная! Все сделал и даже больше!
— Тогда срочно приезжай сюда… на работу. Пыль дорожную стряхнешь позже.
— Слушаюсь. Скоро буду, доложу!
Базов медленно положил трубку. Задумался. Потом взял папиросу, помял ее и, не зажигая спички, положил обратно. «Все-таки спорт — великое дело. Вот стал заниматься в конноспортивной секции и кататься на велосипеде — радикулит как рукой сняло. Курить стал меньше. Хорошо, что послушался совета Вячеслава Рудольфовича».
Он принялся терпеливо читать ночные донесения, поступившие со всех концов страны. Там круглосуточно кипела работа на новых стройках, возводились промышленные гиганты — заводы тяжелой индустрии, строились новые электростанции. На некоторых из этих важнейших объектов действовал враг. И нужно было большое умение, чтобы отличить обычную аварию как результат неумения или халатности от умышленной диверсии классового врага и зарубежной агентуры… Их было много, этих конкистадоров, проникших на чужую землю, чтобы ограбить и разорить ее. Им нет дела до мук и надежд нынешней России, до ее будущего.
Эта трудная работа требовала разносторонних знаний, богатой интуиции и затраты массы времени на консультации со специалистами многих отраслей промышленности. Надо было уметь отделить плевелы от зерен. Всякая ошибка грозила непоправимыми последствиями. Обвинить невиновного — значит упустить врага.
Размышления Базова прервал стук в дверь. Вошел Ларцев. Он похудел, осунулся, очевидно, устал с дороги, но лицо его озаряла радостная улыбка.
Базов пристально осмотрел его и остался доволен.
— Ну докладывайте, и как можно подробней, о своей поездке на Урал. Главное — как и при каких обстоятельствах погиб инженер фирмы капитан Рединг.
— Разведчик подорвался на собственной «мине»! Он хотел вывести из строя две новые турбины на Уралгэсе — и сам сгорел от короткого замыкания. Вот полюбуйтесь, Леонид Петрович, машинкой, которую я привез. — Ларцев открыл портфель, вытащил небольшую коробку, извлек из нее и положил на стол миниатюрный часовой механизм со взрывным устройством. — Этой машинкой Рединг намеревался подорвать электрораспределительный щит, вызвать короткое замыкание и сжечь турбины.
— Как же он не сумел этого сделать? Ведь он профессиональный подрывник, — с недоумением спросил Базов.
— Все дело испортил их собственный агент — начальник отдела эксплуатации Уралгэса Логачев. Вот его признание, с которым он сам в тот же день явился в местное ГПУ. — Ларцев положил на стол объемистую тетрадь.
— Хорошо, внимательно прочту, но расскажите сами, хотя бы коротко, как это было?
— Логачев решил отказаться от связи с немецкой разведкой. Видно, пробудилась совесть. В это же время капитан Рединг приехал на Уралгэс, связался с Логачевым и познакомил его со своим планом вывода из строя турбин. Дал ему подрывную машинку с часовым механизмом. Логачев должен был установить ее около электрораспределительного щита. Но тот наотрез отказался. Тогда Рединг решил это сделать сам, а Логачеву предложил обесточить на короткое время электролинию. Рединг уверенно принялся за дело, но Логачев, видимо, не захотел обесточить — все раздумывал, опасался, а потом его спугнул наш член группы содействия, рабочий-электрик, который следил за безопасностью щита. Наши сотрудники его не раз инструктировали… Вот так Рединг и сгорел, осталась только его взрывная машинка. А Логачев явился в ГПУ с повинной, все рассказал и принес все «фирменные» подарки, валюту и даже венгерскую шубу — подарок Фишера.
Базов поднялся из-за стола и стал широкими шагами ходить по кабинету. Потом остановился и спросил Ларцева:
— А вы, Виктор Иванович, сами верите в его раскаяние?
— Судя по его переживаниям — верю! Хотя здесь, мне кажется, превалирует страх перед возмездием, а не угрызения совести.
— Ну что же, в этом случае его надо понять и, пожалуй, можно принять его раскаяние, хотя оно и пришло к нему с большим запозданием. Мы не должны забывать слов Дзержинского о том, что чекисты несут ответственность за состояние человеческой совести и что без этого разумная осторожность превращается в неоправданную подозрительность. Мы будем плохими коммунистами, если не поможем человеку найти свой верный путь… Конечно, — продолжал Базов, — кающиеся будут приходить к нам и в дальнейшем, и не по случайному стечению обстоятельств, а по душевной потребности. И мы должны учитывать это в своей работе. В случае с Логачевым пусть суд решит, настоящий он враг или «заблудшая овца». — Базов помолчал, потом сказал: — Кажется, уже поздно… хотя надо обязательно посоветоваться с Вячеславом Рудольфовичем. Есть новые нюансы. Судя по тому, что из Берлина срочно прибыл взамен Рединга майор Вебер, они быстро закрывают брешь, видно, собираются и дальше активно действовать. Он установил через Кнаппа связь с Борисовым. «Хитрейшая бестия» — так оценил его Борисов. Он считает его первым вороном из стаи фашистов, прилетевшим на нашу землю. Вебер уж слишком рьяно славословит национал-социализм и их фюрера Гитлера.
