Леонид Млечин - Комитет-1991. Нерассказанная история КГБ России
Еще когда Ельцин только стал главой Верховного Совета России, он должен был лететь в Якутию – рейсовым самолетом. Накануне получил телеграмму без подписи: «Если полетите сегодня в Якутск, самолет будет взорван в воздухе. Подумайте…» Во время заседания Высшего консультативного совета Ельцин показал телеграмму генералу Дмитрию Волкогонову.
– Может быть, действительно перенести поездку в Якутию? – предложил опытный Дмитрий Антонович. – С этим не шутят…
– Они меня испытывают, проверяют, – уверенно ответил Борис Николаевич. – Может, надеются, что я дрогну.
Не дрогнул. И полетел…
18 августа 1991 года самолет президента России приземлился в Москве в час ночи. Российские руководители, включая председателя КГБ РСФСР генерала Иваненко, встречали его в аэропорту.
Виктор Иваненко:
– Уже сложился ритуал – подойти, пожать руку, засвидетельствовать почтение.
Президент спросил главного российского чекиста:
– Как обстановка? Все ли спокойно?
Виктор Иваненко:
– Честно говоря, у меня не было информации, что назревает нечто тревожное. Разговоры шли, что готовятся уличные беспорядки – на осень. Что вынашивается план натравить на российское руководство шахтеров. Ну, все это были глухие какие-то, не очень достоверные сведения. Я с некоторыми помощниками Крючкова находился в близких отношениях. По-свойски просил: если будет назревать что-то чрезвычайное, дайте знать, что затевается. Никто не предупредил. Потом выяснилось, что мои друзья не были допущены к этому замыслу.
Конечно, то, что в российском КГБ проморгали путч, можно поставить нам в вину. Уже после всех событий, 22 августа, на заседании Верховного Совета РСФСР Руслан Имранович Хасбулатов потребовал меня к ответу: «А где у нас товарищ Иваненко?» Меня вызвали на трибуну – доложить, что я знал накануне. Упрекнули: «Как же ты прозевал путч?» Пришлось оправдываться. Но нам и не ставилась задача работать против Крючкова, «обкладывать» его агентурой. Да в моем распоряжении и было тогда всего лишь двадцать три сотрудника. На Лубянке я и мои сотрудники находились в изоляции, поэтому мы ничего не смогли узнать о готовящемся путче.
19 августа в седьмом часу утра председателю КГБ России позвонил его заместитель генерал Владимир Поделякин:
– Включи телевизор!
Иваненко включил. Передавали обращение Государственного комитета по чрезвычайному положению. Потом «Лебединое озеро»… Вызвал автомобиль из гаража КГБ. Машина пришла к половине восьмого.
– Первый порыв – ехать на Лубянку разбираться. А потом что-то меня тормознуло. Думаю: туда можно заехать – и не выехать, не выйти оттуда. Двинусь-ка я лучше, думаю, в Белый дом.
В восемь утра Иваненко вошел в Белый дом, где размещалось тогда российское руководство. В приемной Бурбулиса его помощник Александр Николаевич Кричевский на телефонах:
– Виктор Валентинович, что происходит?
Иваненко, не колеблясь:
– Авантюра. Авантюра на три дня. Просто решили люди показать силу. Напугать.
Позвонил Борис Николаевич Ельцин из Архангельского:
– Хорошо, что вы появились. Доложите, что происходит. Иваненко ответил искренне:
– Борис Николаевич, принимаю меры к получению информации, сам ничего не могу понять.
Ельцин положил трубку. За этим стояло скрытое раздражение: что же вы, ничего не знаете, ничего не понимаете!..
Иваненко по АТС-1 набрал номер Крючкова. Удивительно – телефоны не отключены. Путч, а все телефоны у российского руководства работают. Для чего? Прослушивать? Всех? Не хватит сил на это.
Крючков не сразу взял трубку. Но со второго раза ответил.
– Это Иваненко. Владимир Александрович, что происходит, почему танки на улицах?
– Надо наводить порядок в стране, – ответил председатель КГБ СССР.
– Владимир Александрович, ведь сейчас народ выйдет на улицы.
Крючков зло рассмеялся:
– За кого? За Горбачева?
– Владимир Александрович, это авантюра.
– История нас рассудит.
И положил трубку. Не стал дальше беседовать.
Иваненко начал обзванивать по широкому кругу всех своих знакомых по комитету. Выяснял, кто что знает. Начальник разведки Шебаршин признался:
– Я сам не понимаю, что происходит. Мне только велели группу быстрого реагирования привести в боевое положение, и все.
Некоторые знали планы ГКЧП. Скажем, начальник Московского управления Прилуков знал. Иваненко набрал и его номер. Московское управление – это же российский орган.
– Виталий Михайлович, что происходит?
Прилуков первым делом поинтересовался:
– А вы где находитесь?
– В Белом доме, у Ельцина.
– Понятно, потом поговорим.
Бросил трубку.
Постепенно из разговоров с работниками комитета картина начала проясняться. В город введены войска. Приведены в боевую готовность спецназ КГБ СССР, группы «Альфа» и «Вымпел». Но приказ действовать они не получили. Это была самая важная информация.
Народный депутат СССР и вице-мэр Москвы Сергей Борисович Станкевич вспоминал:
«Тихим ровным голосом Иваненко практически непрерывно вел телефонные переговоры. Когда вставала та или иная оперативная проблема, мы шли к Иваненко. Он быстро определял, на какие структуры или органы надо выйти для решения проблемы, находил там своих знакомых, и вскоре проблема решалась.
Наблюдать за такой работой профессионала, обычно скрытой от глаз посторонних, было необычайно интересно. Иваненко был удивительно эффективен. Благодаря ему мы точно знали, какие части введены в город, где они размещены и какие им поставлены задачи».
Сергей Вадимович Степашин как депутат жил в гостинице «Россия». Мастер спорта по легкой атлетике, он, желая восстановить спортивную форму, перестарался и порвал ахиллово сухожилие, ходил на костылях:
– В шесть утра по телевидению… Как раз жена приехала ко мне из Питера и кипятильником варила в банке сосиски. Тогда же с едой плохо было… Слышу заявление ГКЧП. Я вскочил – и упал, забыл, что у меня нога в гипсе. Говорю: Тамара, переворот! Она: какой переворот, о чем ты говоришь, ты же депутат… Я вспомнил, что ночью, в три часа звонили. Я взял трубку. На том конце провода молчат. Видимо, проверяли, на месте ли я. Как потом выяснилось, я был в списке тридцати двух политиков, которых должны были изолировать, если бы все пошло по плану Владимира Александровича Крючкова, который так мило меня принимал и угощал чаем.
Степашин вызвал машину. Приехала черная «Волга». Надел парадную форму, раньше никогда ее не носил, и отправился в Белый дом.
– Когда приедешь? – спросила жена.
Степашин мрачно ответил:
– Не знаю, приеду ли…
Приехал он через четыре дня, когда все закончилось. Четверо суток находился в Белом доме…
Ельцин тогда уже постоянно жил на даче. После избрания Бориса Николаевича председателем Верховного Совета аппарат озаботился созданием ему «нормальных условий для работы». Облюбовали дачный поселок Архангельское, принадлежавший республиканскому Совету министров.
Его главный телохранитель Александр Коржаков тоже устроился в Архангельском. Услышав по радио об отстранении Горбачева, сразу пошел к Ельцину и вызвал из службы охраны подкрепление. Охрану Ельцину набрали из отставников и гражданских людей. От услуг 9-го управления КГБ, обеспечивавшего безопасность высшего руководства, наотрез отказались. Не доверяли. Накануне путча служба безопасности президента России имела на вооружении шестьдесят автоматов и около ста пистолетов.
Собравшиеся на даче Ельцина думали, что предпринять.
Незадолго до переворота Ельцин побывал в Тульской дивизии. Его сопровождал командующий воздушно-десантными войсками веселый и компанейский молодой генерал Павел Грачев. Он понравился Ельцину. И между ними состоялся такой разговор:
– Павел Сергеевич, вот случись такая ситуация, что нашей законно избранной власти в России будет угрожать опасность – какой-то террор, заговор, нас попытаются арестовать… Можно положиться на военных, можно положиться на вас?
Генерал твердо ответил:
– Да, можно.
Утром 19 августа Ельцин позвонил Грачеву прямо из Архангельского.
Грачев вспоминал потом, как Борис Николаевич спросил его:
– Командующий, что там за движение войск и какую вы имеете задачу?
Грачев ответил:
– Борис Николаевич, я получил приказ от министра обороны усилить охрану и оборону основных административных зданий в Москве.
– А другую задачу вы получили?
– А другой задачи, Борис Николаевич, я не получал.
И тогда Ельцин многозначительно напомнил о том, прежнем разговоре:
«Грачев смутился, взял долгую паузу, было слышно на том конце провода, как он напряженно дышит. Наконец он проговорил, что для него, офицера, невозможно нарушить приказ. И я сказал ему что-то вроде: я не хочу вас подставлять под удар… Он ответил:
– Подождите, Борис Николаевич, я пришлю вам в Архангельское свою разведроту…
