Нюрнбергский процесс - Нечаев Сергей Юрьевич

К приему «гостей» тюрьму готовили старательно: в камерах оборудовали раковину и унитаз, там имелись железная койка с матрацем и простынями, деревянный табурет и стол.

Обыскивать заключенных разрешалось в любое время.

Заключение было одиночным, но работа, прогулки и посещение часовни оставались общими.

Вначале неповешенным в Шпандау были запрещены разговоры между собой или с другими лицами. Позднее в тюремный устав были внесены изменения, позволившие заключенным общаться во время работы и прогулок.

Свидетели отмечают, что Рудольф Гесс вел себя высокомерно, сторонился других заключенных, избегал общих разговоров и требовал от них обращения по должности «заместитель фюрера». Другие заключенные тяготились его неприятным присутствием и часто жаловались на Гесса тюремному начальству.

На основании осмотра и тщательного обследования комиссия пришла к заключению, что «в настоящее время Гесс не душевнобольной в прямом смысле этого слова. Потеря памяти не помешает ему понимать происходящее, но несколько затруднит его в руководстве своей защитой и помешает вспомнить некоторые детали из прошлого, которые могут послужить фактическими данными». Чтобы положение было совершенно ясным, эксперты рекомендовали провести наркоанализ, но, как указывается в заключении комиссии, Гесс категорически отказался от такого анализа и не захотел подвергаться какому бы то ни было лечению для восстановления памяти.

Эрих Редер не скрывал своей ненависти к Гессу, а Карл Дёниц демонстрировал свое недовольство привилегированным положением Гесса. Он называл Гесса за его высокомерную отчужденность «Ваша арестованная светлость» и «Герр барон». Только Альберт Шпеер с сочувствием относился к странностям Гесса и испытывал к нему симпатию, хотя эксцентричный Гесс в ответ на дружеское отношение только ощетинивался и временами относился к нему как к своему лакею, грубо и властно отдавая приказы без всяких «пожалуйста» и «спасибо».

По немецкому законодательству труд был обязательным условием заключения, и заключенные Шпандау должны были работать каждый день, кроме воскресений и общих немецких праздников. Но Гесс постоянно капризничал и не хотел работать.

Каждое утро заключенные были обязаны убирать камерный блок. Делалось это по установленному графику. Однако Рудольф Гесс отказывался убирать туалетную комнату, и весь персонал тюрьмы считал его «трудным» заключенным: он постоянно находил поводы для жалоб, яростно сопротивлялся тюремным требованиям, иногда по нескольку раз за ночь вызывал к себе санитаров.

Гесс пытался симулировать серьезные заболевания и потерю памяти, демонстрировал манию преследования и утверждал, что его хотят отравить. Он отказывался от выписанных ему лекарств и при этом жаловался, что не получает реально необходимых ему медикаментов.

Исходящую и входящую корреспонденцию сначала изучали цензоры. Изначально, согласно тюремному уставу, заключенные имели право написать и получить одно письмо в 1200 слов каждые четыре недели, но после пересмотра устава заключенным было разрешено писать по одному письму в 1300 слов в неделю, затем — до 2000 слов в неделю.

За неоднократные нарушения режима Рудольфа Гесса лишали права переписки на месяц, но это ничего не меняло.

Интересный факт: заключенные просили родных писать им письма на одной стороне бумажного листа, поскольку запрещенная информация вырезалась из них большими портняжными ножницами. Например, Ильза Гесс, поддерживавшая прежние связи, в письмах мужу сообщала о смерти известных нацистов, о встречах бывших единомышленников, передавала приветы. Эта информация в соответствии с правилами удалялась из писем, поэтому Гесс часто получал в конверте одни лишь разрозненные бумажные полоски.

Говорили, что в Нюрнберг приезжала жена Рудольфа Гесса. Проживая во время процесса в американской зоне, она только и делала, что рассказывала всем о «великих достоинствах» своего мужа и своем намерении издать собственный дневник.

В знак протеста Рудольф Гесс периодически отказывался от еды. Например, в ноябре 1959 года он стал тайком выбрасывать свою еду в унитаз и за полмесяца похудел на 10 кг (он стал весить всего 45,5 кг). После предупреждения о наказании Гесс стал есть и был поставлен на усиленное питание, и уже к концу декабря 1959 года он поправился почти на 15 кг.

Состояние здоровья Гесса доставляло массу хлопот тюремной администрации. Он не прекращал жаловаться на желудочные колики от «отравленной» пищи и на головную боль, с ним случались психические приступы.

В 1957 году узника обследовал психиатр, который вынес заключение, что состояние пациента недостаточно для перевода его в психиатрическую клинику.

26 ноября 1959 года Рудольф Гесс попытался совершить самоубийство, вскрыв себе вены осколком стекла разбитых очков. 22 июля 1977 года он, отчаявшись получить освобождение, еще раз попытался покончить с собой.

Сам Гесс предпринял две попытки к самоубийству, но, как заключили специалисты-медики, попытки эти были истерическо-демонстративного характера.

В конце 1978 года у Гесса случился инсульт, и его все-таки поместили в британский военный госпиталь. В связи с этим тюремная администрация вынуждена была позаботиться о мерах в случае его смерти. В октябре 1982 года была достигнута договоренность, что останки Рудольфа Гесса будут переданы для захоронения его семье.

Многие свидетели отмечают, что с возрастом позиция Рудольфа Гесса в отношении тюремного персонала стала терпимее. У него даже сложились доверительные отношения с подполковником Юджином Бёрдом, начинавшим службу в охране Шпандау в 1947 году, а в сентябре 1964 года назначенным на должность американского директора тюрьмы.

В марте 1987 года Гесс с тяжелым двусторонним воспалением легких вновь оказался в британском военном госпитале. Доктора диагностировали у заключенного также гипоксию мозга, следствием которой было определенное умственное расстройство.

По сути, Гесс стал огромной обузой для тюремщиков: все остальные с 1966 года освободились, отсидев свое, а он все жил и жил — единственный заключенный в целой тюрьме, которую, по сути, содержали только ради него одного.

Содержание это, кстати, стоило весьма недешево: на начало 1970-х гг. оно обходилось Сенату Западного Берлина в 600 тысяч немецких марок в год, а с течением времени превысило миллион.

И вот 17 августа того же 1987 года 93-летний Рудольф Гесс по официальной версии покончил с собой, повесившись в летнем домике, находившемся в саду тюрьмы. Он повесился на кабеле электроудлинителя, закрепленного на оконной ручке.

Получилось так: надзиратель на какое-то время отвлекся, устроившись с газетой под соседним деревом. Через какое-то время он заглянул в окно проведать «деда» (так Гесса называли охранники) и увидел его повешенным. Он немедленно вызвал подмогу, но реанимационные мероприятия не помогли — сердце остановилось.

Тело Рудольфа Гесса доставили в Британский военный госпиталь, и уже там объявили о смерти последнего узника Шпандау.

Если честно, военные власти с облегчением констатировали самоубийство, а конспирологи (как же без них) тут же принялись доказывать, что престарелый нацист был убит «британскими спецназовцами», «представителями британской разведки», «по указанию британского правительства» и так далее, и тому подобное. Якобы именно по этой причине в течение двух последующих суток по приказу британской администрации был снесен летний домик, где нашли тело, а также уничтожены все личные вещи Гесса: его фотографии и дневники. А через год была снесена и сама тюрьма Шпандау. Доходило и совсем до невероятного: например, говорили, что в 1973 году, осматривая Гесса, доктор Хью Томас не нашел у него следов от ранения, которое было получено в Первой мировой войне, и это якобы доказывало, что в 1941 году в Великобританию отправился не Гесс, а его двойник.