Александр Лобанцев - Косово 99
Каким-то образом я умудрился оторвать и потерять один каблук, а без каблуков, понятное дело, ходить неудобно. На вещевом складе валялась куча поношенных сербских ботинок и подобрав пару с наименее сточенными каблуками я принялся ремонтировать свою обувь. Оторвав каблуки от подошв сербских ботинок я начал осуществлять нехитрый ремонт ботинок американских. При помощи пилы универсального ножа «Викторинокс» я подогнал каблуки по размеру, а затем рукояткой штык-ножа приколотил их на место. Получились американо-китайско-сербские ботинки. На момент моего последнего появления на складе там ничего мало-мальски ценного уже не осталось, всё было уже унесено нашими или, что тоже вероятно, албанцами. Надеюсь всё же нашими.
Албаны мародёрствовали всё более дерзко, если первые дни они только понемногу грабили отдельные сербские дома, то сейчас беззащитные сербы уже подвергались массовому, фактически промышленному грабежу. Только лишь грабежом дело не заканчивалось, разграбленные сербские дома зачастую поджигались. Каждую ночь горели «погребальные костры» сербской культуры в Косово. Я никогда не считал сколько именно сербских домов сгорало за ночь, сколько их горело одновременно, но точно знаю - их было по настоящему много. Днём мародёрства слегка стихали (надо же когда-то отдыхать), но естественно не прекращались.
Мы ни во что не вмешивались и так было практически всё время. Например, прибегают на пост сербы, просят помощи. Старший поста уточняет, что же именно произошло. Выясняется примерно следующее: в непосредственной близости от поста шиптары грабят сербский дом, уже избили и изнасиловали старуху (видимо молодых в доме не было), имущество уносят. Старший отдаёт приказ бойцам: «по коням», едем сербов защищать. Связывается с оперативным дежурным, докладывает о происшествии и о своих намерениях … но получает приказ ничего не предпринимать, оставаться на месте. После этого ему, т.е. старшему поста, приходится ещё и объяснять сербам почему он не будет их защищать.
Начальство далеко и оно не видит перед собой плачущих сербов, а ты рядом и когда объявляешь людям пришедшим просить защиты у тебя, здоровенного, экипированного и вооруженного десантника, что ты отказываешься их защищать то чувствуешь себя, мягко говоря, некомфортно. Чувствуешь себя предателем, хотя сам лично никого не предавал. Погано себя чувствуешь. Просто пиздец, как погано. Это не разовый случай, так было всё время.
Если не слишком задумываться над ситуацией то можно сделать вывод о том, что командование берегло нас, прекрасно понимая, что двести, даже хорошо подготовленных, человек не смогут обеспечить безопасность сербам. При этом пытаясь оказать сербам помощь мы легко могли попасть в специально подготовленную для нас албанцами засаду. Более того, албанских мародёров необходимо было или убивать, или задерживать, однако и в том и в другом случае нам не миновать реальных боестолкновений с бесчисленными шиптарами, которые по-прежнему почему-то упорно не желали на нас нападать. Мы не боялись воевать против албанов, но было ясно, что большого успеха в этом деле нам не достигнуть (опять же, нас было слишком мало) и следовательно провоцировать их было делом бессмысленным - сербам это бы вряд ли помогло. Тут примечательно другое, когда наконец-то прибыло долгожданное подкрепление помощь сербам всё равно не оказывалась. Приходят на ум слова полковника услышанные мной в первый день пребывания в Косово. Глубокомысленные слова. Слова о том, что воевать мы тут не будем.
Несколько раз по ночам открывалась стрельба по мародёрам пытавшимся залазить в находящиеся под нашим контролем здания на прилегающей к аэродрому территории. Стреляли наши часовые, или вернее сказать патрульные. Ни разу никого не убили и не задержали. Следов ранений, типа крови и окровавленных тряпок обнаружено не было. Ответный огонь мародёрами не вёлся. Днём мы постоянно ездили гонять организованные группы мародёров пытавшихся выносить имущество из административных и военных зданий. Оккупанты действовали всё масштабнее.
Однажды мы - я, Толстый и офицер, бывший старшим нашей машины, получили приказ выдвинуться к одному из зданий и удалить оттуда группу замеченных там албанских мародёров. Подъехав к указанному казённому помещению мы застали этих деятелей за работой - они копошились там старательно выискивая что-либо ценное. На дороге стояла их машина, старая раздолбанная легковушка. Само по себе событие заурядное, если бы не один момент.
Возле машины стоял албанец одетый в сербскую армейскую камуфлированную куртку. На одном плече у него был пришит традиционный шеврон ОАК-УЧК, а рядом были прикреплены чётки, видимо обозначающие какой-то высокий статус их обладателя. Этот тип был явно лидером мародёров. Мы со старшим пошли выгонять из здания лазающих там албанов, Толстый остался в БТРе. Он нервничал, и хотя мы были в пределах прямой видимости, требовал чтобы мы далеко от БТРа не отходили. Мы прекрасно понимали, что углубляться на территорию где сейчас находилось неизвестное количество албанов было опасно, но в тоже время делать что-либо было необходимо. Офицер знаками объяснил лидеру мародёров, чтобы он вместе со своими помощниками «валил» отсюда. Тот понял, что от него требуется и дальше произошло событие которое мне запомнилось. Главный албан что-то крикнул своим подручным и те кинулись вон из здания с просто таки невозможной быстротой. Я много раз наблюдал с какой панической быстротой забитые и «зачморённые» молодые военнослужащие выполняли указания «дедов», но то проворство и страх, с каким кинулись бежать мародёры показались мне нереально-невероятными. Увиденное произвело на меня большое впечатление. Как я понял, старший мародёр обладал очень большой властью над своими младшими коллегами. Такой власти можно было добиться только одним способом - безжалостной жестокостью.
Мародёры, в количестве примерно десяти человек, залезли в свою машину и отъехали на несколько сотен метров. Там они остановились и стали ожидать нашего убытия, видимо надеясь продолжить своё занятие, но мы уезжать не спешили. Они тоже не двигались с места и тогда мы подъехали к ним и в максимально решительной форме потребовали «уёбывать на хер отсюда». Мне невыносимо хотелось открыть по этой мрази огонь, благо их машина представляла прекрасную цель для моих пулемётов. Я очень хотел получить приказ на открытие огня, но приказ так и не поступил - албанцы не спеша уехали. Зря мы тогда эту сволочь отпустили, ох зря. Если уж нельзя было расстрелять этих гадов, то нужно было хотя бы сжечь машину, лишив их таким образом возможности вывозить награбленное.
Кому-то может показаться, что я слишком кровожаден и поэтому будет интересно узнать сколько же человек были убиты лично мною. По поводу кажущейся кровожадности я отвечу следующим: я человек добрый, но в смерти, даже насильственной ничего сверхъестественного и ненормального не вижу. Смерть, как таковая, это не хорошо и не плохо, смерть это естественная и неотъемлемая часть жизни. Как я уже говорил, смерти боятся только дураки и трусы, ни к тем, ни к другим я себя не отношу. Я уверен в существовании Бога, я знаю что всё живое произошло от него и является его своеобразным отражением и поэтому рассуждаю так: поскольку лишение жизни является причинением вреда, то соответственно оно должно быть обосновано той, либо иной необходимостью. Применительно к лишению жизни человека такой необходимостью может быть самооборона либо наказание за существенное злодеяние. Самооборона в мирное время подразумевает непосредственное участие в нападении со стороны того, от кого ты защищаешься, в военное или другое чрезвычайное время достаточно самого факта принадлежности человека к враждебной группе. Люди равноправны (но естественно не равны), следовательно по своему произволу не могут распоряжаться жизнями других людей. В отношении живой природы, животных и растений, принцип не причинения необоснованного вреда так же актуален: нужна пища - убей животное, нужны дрова - сруби дерево, но ничего, никогда не уничтожай без необходимости. Подытожив вышесказанное можно следующим: я, в отличии от большинства людей, не считаю сам факт убийства чем-то плохим, плохим и злодейским я считаю необоснованность причинения вреда, в данном случае лишение жизни. Получить ответ, что обосновано необходимостью, а что не обосновано любой человек может понаблюдав за живой природой - там есть ответы на все вопросы. В этом смысле абсолютно правы власти Китая установившие за убийство редкого тигра смертную казнь. Человек по своему статусу главнее огромной полосатой кошки, но тем не менее природа заботится в первую очередь о сохранении вида, а уж затем о сохранении его отдельных представителей. Опять повторюсь, что милосердие это хорошо, а вот человеколюбие (гуманизм) это плохо. Такая моя жизненная философия, всё очень просто. Предполагаю, что сторонники христианских ценностей будут возмущены таким мировоззрением, но лично меня их мнение мало беспокоит, мне давно с ними не по пути.
