Александр Митта - Кино между адом и раем
Так, чтобы у вас дух захватило, чтобы ноги отнялись от возбуждения. Обязательная сцена не случайно находится в пике энергетического развития фильма. Здесь мы максимально близки с героем. Это место наибольшей эмоциональной вовлеченности зрителей в мир вашего фильма. Неплохо заставить зрителей здесь поволноваться. Пусть кардиограмма Драматической перипетии скачет вверх-вниз, вверх-вниз:
– Все потеряно – он проиграл!..
– Нет! Он выиграл. Он на коне!..
– О-о! Он погиб окончательно и не вылезет!..
– Нет! Он все-таки побеждает!..
– Какой коварный противник! Он уничтожит моего героя!..
– Нет! Нет! Дай ему! Еще! Этот гад заслужил! Растопчи его! Размажь!
Мы победили! Ура!!!
Лучше всего, когда неожиданный поворот в действиях и максимальное эмоциональное развитие помогают обязательной сцене сообща.
Максимум эмоционального напряжения в обязательной сцене возникает из:
1. максимального саспенса;
2. самого высокого барьера перед героем;
3. четко обозначенной «точки без возврата» перед самой глубокой брешью;
4. максимальных драматических перипетий.
Проверьте вашу обязательную сцену по этим пунктам. Как правило, всегда найдется возможность немного ее доработать.
В фильме «Побег» бежавший из тюрьмы хирург (Гаррисон Форд) должен найти убийцу своей жены. Прогрессия усложнений вырастаете двух сторон. ФБР сплетает сеть погони, от сцены к сцене они все ближе. И вот уже дышат в спину. Одновременно вырастает картина заговора убийц. Герой выясняет, что помешал миллиардному обману, который грозит нашему здоровью вредными лекарствами. Погоня настигла героя в здании, где мир ученых на конференции должен узаконить этот обман. Но герой разоблачает заговор, хотя у него нет шанса спастись. Это обязательная сцена. Проверим, как работают наши контрольные вопросы.
1. Саспенс. Мы уже поддерживаем героя. Он готов пожертвовать собой, чтобы отстоять свою честь и спасти наше здоровье. Мы полюбили этого благородного человека и желаем ему победы.
2. Барьер. Он кажется непреодолимым. Похоже, герой должен пожертвовать жизнью во имя спасения человечества.
3. Точка без возврата. Обозначена предельно ясно. До этого момента герой тайком искал истину, спасался и убегал. Теперь он делает открытый шаг прямо в пропасть бреши. Брешь – это все научное сообщество, обманутое циничными дельцами, и полиция, обманутая убийцами.
4. Герой сделал, что хотел. Публично заявил об обмане. Но эмоциональный потенциал сцены не исчерпан. Хороший парень должен победить плохого парня в прямой схватке. Зритель хочет, чтобы из него вытащили максимум эмоций. И сцена завершается традиционной клишированной дракой двух врагов-хирургов. Вы видите подобную сцену в каждом фильме, который намерен эмоционально выпотрошить зрителя. И фильмы добиваются этого.
Плохой парень проявляет максимум подлости, жестокости, коварства и вынуждает героя проявить максимум отваги, риска, мужества и ловкости. Все это выявляется в серии конфликтов, доведенных драматическими перипетиями до максимума. На мой взгляд, эти моменты, когда
герои, за которого я волнуюсь, лупит коварного и сильного врага, прекрасны. Ребенок, который, кажется, давно заснул во мне, в эти минуты просыпается и кричит: «Дай ему! Еще!!»
А если мы вспомним Пушкина – «Поэзия должна быть. прости Господи, немного глуповата» – и умнейшего Бернарда Шоу – «Слова смущают? Слушайте музыку», – вам становится понятно, почему мы имеем право с доброжелательным презрением смотреть на ироничных головастиков с тощим тельцем
недоразвитых эмоций. Они уверяют нас, что их занудные повествования несут какую-то многозначительную тайну.
Врут. Шифруют пустоты безжизненных пещер. Поэты драмы – те, кто делает увлекательные боевики, триллеры и сериалы мыльных опер. Это кажется мусором, но именно из этого будущее соберет симультанную картину памяти о нашем времени. А невротики, источающие скуку, не имеют шанса. То, что лишено энергии сегодня, лишено ее навсегда.
КРИЗИС. МЕЖДУ ДЬЯВОЛОМ И АНГЕЛОМ
Когда возрастающие сложности подвергли характер достаточно серьезным испытаниям, мы получаем представление о возможностях характера, ранее скрытых под маской характеризации. Теперь наступает время кризиса. Это то место, где характер подвергается самому большому испытанию. В этот момент характер должен сделать самую сложную для себя вещь. И это открывает нам подлинную глубину характера. Мы можем понять характер глубже, увидев его в кризисе перед решающим выбором.
Кризис – это момент статичный. Характер принимает решение, он делает выбор. И мы напрягаемся: что он выберет? Какой путь? Вот почему в кризисе концентрируется энергия неуверенности.
Правила говорят: ищи для героя самой ужасной ситуации. Перед ним должен разверзнуться ад. И он решает броситься в него, спасая люби
мую, защищая честь или спасаясь от смерти. Адский костер разжигают антагонисты. Как он из всего этого выберется?
Как сказал французский писатель Жюль Ренар: «Мозг не знает стыда». В драме мы должны идти до конца. «Крайние акты и крайние факты» – это наш материал. Искусство в том, чтобы выразить эти крайности с интуицией и тактом художника. Чехов не показывает, как Раневская в нищете и унижении кончает с собой или, раздавленная жизнью, моет парижские туалеты, как это делали в реальной жизни русские дворянки, выброшенные революцией с родины. Но мы угадываем перспективу ее гибели после продажи вишневого сада. Короче: мы должны понимать, что есть рай, а что ад героя.
Но почему мы будем с напряжением следить за выбором героя? Где тут энергия неуверенности? Она в выборе близких альтернатив. Чтобы выбор героя волновал зрителей, мы должны дать ему возможность выбора между двумя равноценными, сравнимыми образами счастья или двумя сравнимыми образами отчаяния и страданий.
Выбор между добром и злом, счастьем и горем ясен сразу и не будет продуцировать энергию неуверенности. Но если человек выбирает между богатством в однообразном бизнесе и голодной, но счастливой жизнью художника – это два разных счастья. Или решает рискнуть жизнью и убежать из тюрьмы вместо того. чтобы страдать в тюремном аду. Такой выбор – источник энергии неуверенности для зрителей.
Одну проблему, как правило, предлагает сюжет. Другую мы ищем в прошлом характера, в его биографии. Эти две проблемы мы сталкиваем в конфликте.
Японский кодекс самураев говорит: «Если есть выбор, выбирай путь, ведущий к смерти». Но мы не самураи. Нам надо убедительно мотивировать все действия. И тут драма «здесь и сейчас» связывается с прошлым героя, его биографией. Убедительные мотивации идут оттуда.
Все великие драматурги понимали, что кризис героя находится в центре поэтики драмы. Недаром самый знаменитый драматический монолог Гамлета: «Быть или не быть?» Это не только философский вопрос. Он обобщает жизненный опыт каждого, кто хочет чего-то добиться в жизни, не став мерзавцем.
Кризис наиболее четко ставит перед характером выбор действий между конкретной необходимостью и потенциальной возможностью. Это проблема человека от Аристотеля до наших дней.
Кризис может развиваться во многих местах истории, перед каждым решением. Но самый важный кризис наступает перед кульминацией всей истории в заключительной части прогрессивных усложнений. Он предшествует обязательной сцене и кульминации. Это то место, когда герой должен принять самое важное решение и пересечьточку без воз-
врата. Здесь наступает остановка действия, и энергия истории собирается, как вода перед плотиной.
Развитие действия как будто застыло в душе героя, на весах колеблются равные альтернативы. А наша энергия растет.
Но вот решение принято. Поток накопленной энергии хлынул с экрана в зал. Герой сошелся в смертельной схватке с драконом. Кризис важен не только как смысловой, но и как ритмический элемент. Он задерживает действие перед взрывом эмоции.
У животных нет кризисов, у них есть голод и страх. Чем дальше человек от животного, тем более естественно для него переживать кризис и делать истинный моральный выбор.
Кризис, пожалуй, относится к обществу более цивилизованному, чем наше. Для нас это что-то диковинное. Раньше у нас было не так много вариантов поведения. Как бы не до кризисов было. Теперь возможностей как будто больше, однако поворачиваться надо поживей: те, У кого кризисы, будут лапу сосать.
Но зрители очень хотят видеть персонажей, обладающих всей полнотой чувств. Для этого они и ходят в кино.
КРИЗИС НАДО ВИДЕТЬ
Принятие решения в кризисе может остаться личной тайной персонажа, если вы не найдете решения для визуализации кризиса.
В драме нельзя просто показать неуверенного человека «ни рыба, ни мясо».
Эмоциональную энергию
производят видимые действия персонажа в кризисе.
