А. Велидов (редактор) - Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 2
Кружок НЦ едва ли вначале задавался определенными действиями. В особенности Шипов ставил его задачей пропаганду и противодействие германофильским течениям, в частности «Центру»*.[103] Надо сказать, что отношения между НЦ и «Центром» сразу стали почти враждебными, причем нападающей стороной оказался НЦ. Имелось в виду также войти в сношение с представителями союзников в смысле осведомления их о положении русских дел. Как раз в это время занятие англичанами Архангельска и поддержка французами чехословаков показали, что эти дела деятельно их интересуют. Главное же, предполагалось, что работа НЦ будет не в Москве, а на Юге, противодействуя там германскому влиянию. Оно господствовало на Украине; Краснов примкнул к нему на Дону. Оставалась лишь Добровольческая армия и ее база – Кубань, но и там положение колебалось, тем более что сами союзники показывали слабый интерес к Добровольческой армии.
Для установления связи с ней и для упрочения союзнической ориентации и участия в организационной работе летом 1918 года Астров и Степанов уехали на Кубань. Предполагался осенью отъезд Федорова и Червен-Водали. План Федорова был несколько иной. Он считал, что режим Скоропадского на Украине обречен благодаря его реакционности и зависимости от немцев, которые неминуемо будут разбиты, и тогда им придется очистить Украину. Федоров думал, что важным этапом по пути оздоровления России будет создание на Украине правительства, не держащегося за самостийность, признающего принципиально единство России, а главное, свободного от всяких связей с немцами и пользующегося доверием и поддержкой союзников. Для этого нужна была подготовительная работа в Киеве и вообще на юге. Он хотел привлечь из Москвы разных лиц, чтобы они вместе поехали на эту работу, раскрывая перед ними перспективы возможного участия в новом правительстве. Так, Котляревскому он указывал на возможность там стать товарищем министра иностранных дел и секретарем правительства. Но желающих не нашлось, кроме Челищева, который, впрочем, был более связан с СОД, чем с НЦ, и который действительно в октябре уехал на Кубань, где и стал местным министром юстиции. Вообще же предполагалось, что центр тяжести будет на юге. По-видимому, в этот первоначальный период были уже некоторые сношения с московскими военными группами; впрочем, как и впоследствии, они велись совсем отдельно от совещания
НЦ и происходили через Астрова и Шилова. Речь могла тогда идти лишь о привлечении отдельных офицеров, которые хотели бы уехать на юг. Таковых летом 1918 года в Москве оказалось довольно много в связи с разочарованиями в возможности и готовности немцев прийти в Москву, а также со слухами о предстоящей регистрации и т. д. Средств для этого больших не требовалось, и они могли быть получены от представителей союзников или даже от русских групп, разочаровавшихся в немецкой ориентации, хотя бы торгово-промышленных. Основание НЦ, несомненно, подорвало вообще положение «Центра»; из него ушли вслед за кадетами и часть торговопромышленников. Кривошеий, влияние которого в «Центре» было очень большое, уехал на юг. К осени 1918 года «Центр» замирает, что, в свою очередь, дает некоторый толчок СОД, руководимому опять Леонтьевым и Д. Щепкиным.
Одновременно с НЦ возник «Союз возрождения». С начала 1918 года в партиях и группах левее кадетов растет стремление к возможному широкому объединению на почве борьбы с немцами, большевизмом и монархизмом. Предполагалось даже восстановить тот «Союз освобождения»,[104] который сыграл известную роль в подготовке революции 1905 года. Большинство считало неудобным объединяться с кадетами и предпочитало наличность двух параллельных организаций – более правой и более левой, которые, однако, в ряде вопросов могут идти рука об руку. Необходимость подобного объединения особенно отстаивали Мельгунов и вообще народные социалисты, считавшие, что их партия может стать его ядром. Кроме Мельгунова, участие в образовании «Союза» приняли особенно Титов и Волк-Карачевский, деятельным членом его стал Кондратьев. Из к.-д. мысль о «Союзе возрождения» особенно поддерживал Щепкин, который сам стал его членом. В «Союз» кадеты могли входить не как к.-д., а персонально. Первоначально НЦ и СВ действовали часто сообща и имели совместные задания. И члены СВ считали необходимым развить деятельность на юге, куда летом 1918 года уехал видный энес и сотрудник Пешехонова по Временному правительству Титов. Цели СВ ставил себе, в общем, те же, что НЦ, но имел в виду проведение их в несколько иной общественной среде. Он нашел сочувствие не только в энесах и в «Единстве», но и в меньшевиках и в эсерах. Позже, осенью 1918 года, эта связь НЦ и СВ ослабла и совместные совещания заменились участием отдельных лиц (Щепкин) и здесь, и там.
Отъезд Федорова и Червен-Водали несколько изменил характер совещаний НЦ. На них стали разбираться больше вопросы общей программы и отдельных преобразований. Для участия в этих работах Федоров и Шипов привлекли профессора Котляревского, который считался специалистом по вопросам внешней политики, международного права, а также окраинным и национальным. Еще раньше привлечен был Муравьев, который имел дипломатический стаж и хорошо был знаком с вопросами внешней политики; причем в это время – осенью 1918 года – он почти не посещал совещаний НЦ за отъездом в деревню. Привлекались лица и на отдельные заседания. Когда обсуждались вопросы промышленные и рабочие, участвовали Морозов и Четвериков, авторитетные представители московского промышленного мира. Когда разбирались вопросы вероисповедные и брачные, присутствовал видный старообрядческий деятель Онуфриев. По продовольственному вопросу выступал Салазкин, кажется, бывший раньше уполномоченным по продовольствию. Позже, осенью, на заседаниях стал бывать Огородников.
Мысль Федорова заключалась в том, что НЦ в Москве должен не столько вырабатывать уже готовые законопроекты, сколько составлять конкретные мнения по вопросам государственного строительства и политики; на Юге же нужно готовиться к практическому разрешению этих вопросов сначала в местном, затем, быть может, в общерусском масштабе. Разработка, однако, шла неравномерно. Так, остались почти не затронутыми вопросы управления и самоуправления, которым Федоров придавал особое значение, полагая, что в ближайшее время придется проводить реформы управления и самоуправления и в казачьих областях, и на Украине. Очень мало касались аграрного вопроса. Федоров увез проект, вышедший из кадетских кругов, но переработал его на Юге. Более детальное обсуждение аграрного вопроса вскрыло бы, вероятно, большие разногласия среди самого НЦ. Шипов был вообще противником частной собственности на землю, сторонником национализации земли и горячо отстаивал общину, почти в духе народнической литературы, в разгар борьбы с марксистами. Весьма опасался он своекорыстных и классовых притязаний землевладельцев, требования с их стороны преувеличенного выкупа; сам он находил, что выкуп должен быть самым умеренным и что землевладельцы должны принести жертвы умиротворению России, тем более что раньше государственная власть так часто отстаивала их интересы в ущерб интересам масс. Щепкин, который особенно дорожил отсутствием разногласий между НЦ и СВ, вообще старался по возможности снять с обсуждения аграрный вопрос, который всего легче может вызвать такие разногласия, и говорил, что южане должны его сами разработать в связи с местными условиями; у них для этого найдутся и теоретики, и практики. Единодушно признавалось лишь, что без серьезной аграрной реформы невозможно вообще ничего сделать на Юге, в частности на Украине. Федоров полагал, что именно эта реформа, произведенная правительством, которое станет у власти после Скоропадского, должна показать крестьянскому населению различие между старой, классовой и новой, демократической властью.
Гораздо больше НЦ занимался вопросом рабочих. На этом настаивали и Федоров, и Червен-Водали, который, по словам Федорова, предполагался к роли товарища министра промышленности и торговли в Южнорусском правительстве. Червен-Водали, хотя и был выдвинут торгово-промышленными кругами, довольно сильно расходился с мнениями, обычно распространенными в этих кругах. Он доказывал необходимость многое сохранить из приобретений революций, прежде всего в смысле рабочего контроля. Его поддерживал и Федоров, который очень осуждал поведение промышленников на Украине (особенно так называемого «Протофиса»[105]). Если невозможно осуществление социалистического строя, то невозможен после пережитой войны, революции и промышленный индивидуализм, хотя бы скрашенный скромными реформами в пользу рабочего класса.
Нужно сделать рабочего участником того предприятия, в котором он работал; самый рабочий контроль, если он не становится вмешательством в технику производства, только полезен. Принципиально с этим соглашались и Морозов и, особенно, Четвериков. Но практически они считали предположения Червен-Водали неосуществимыми. Сильнее они возражали против его проекта примирительных камер и третейского суда, указывая, что промышленник не обеспечивается здесь от несправедливого на него давления, что такая постановка поощряет, а не улаживает конфликты. Вместе с тем они утверждали, что московские промышленники тоже не одобряют образа действий промышленников на Украине, особенно в их стремлении понизить заработную плату. Шипов отстаивал новозеландскую систему обязательного третейского суда[106] с устранением как стачек, так и локаутов. Обсуждение этих вопросов было довольно подробное и содержательное.
