Иван Медведев - Пограничные зори
Потом послышался сдавленный голос Казакова:
— Эдак и занести может…
— Ты чего, Павел? — Маслов покачал головой, насупился.
— Что за разговоры! — крикнул боцман. — А ну на лечь на весла! — И начал командовать: — И раз!.. И раз!..
Разыгрался шторм. Ураганной силы ветер срывал с волн пенистые гребни и косым дождем бил в лица. У носа шлюпки то и дело взлетали фонтаны, как если бы там рвались снаряды.
«Да, — подумал Виталий, — вот это ветер! Нет, не ветер — ураган!»
С тоской посмотрел он на матросов. Может, пока не поздно, повернуть назад? А как же рыбаки? Струсил, скажут.
— Полный вперед! — скомандовал Виталий.
Тревожились за судьбу своих товарищей и на причале. Каждый старался представить себе, что с ними сейчас там, в море, и питал надежду на благополучный исход.
А море бушевало, вставая сплошной стеной. Если, обычная стена может упасть один раз, то эта все время рушилась, давила, толкала за борт. Шлюпку неистово швыряло. Но это не страшило пограничников. Окровавленными ладонями они, промокшие до нитки, налегали на весла, сильно гребли.
Матрос Скворцов повернул голову, куда неотрывно смотрел боцман.
На гребне волны показался опрокинутый кулаз, за который держался рыбак.
— Есть один! — крикнул Марченко. — Табань весла!
Обрадованный Маслов вскочил.
— Стой! — не своим голосом закричал Виталий. Поборов волнение, он добавил: — Этим не шутят, брат…
Маслов сел.
— Подавай носовой! — последовало распоряжение матросу Скворцову.
Потребовалось немало отваги, самообладания, сноровки, чтобы в нужный момент изловчиться, подхватить обессилевшего рыбака под руки и поднять его в шлюпку.
— Там еще… — бормотал он.
А шлюпку валило с борта на борт. Вот, закручиваясь, закипел гребень волны. В хлопьях пены мелькнули два черных силуэта.
— Кулазы! — воскликнул Казаков, первым заметивший их.
Пока шлюпка металась от одного кулаза к другому, Марченко потерял ориентировку. Он глянул на часы: половина четвертого. Оставалось одно — промерить глубину, чтобы принять решение, куда держать курс. Виталий приказывает матросу Маслову опустить лот.
— Пять метров.
«Значит, где-то поблизости берег», — подумал боцман.
— Весла на воду! — командует он.
Шторм не унимался. С грохотом ударялись волны о борт потяжелевшей шлюпки, и постепенно она наполнялась водой. Воду вычерпывали, но сколько ни старались, ее не убавлялось. Шлюпку и бросало из стороны в сторону как прежде, и валило то на один борт, то на другой. Положение становилось угрожающим. Оставаться в шлюпке — значило бы рисковать жизнью людей.
— На берег! — решил Марченко.
Первыми бросились вплавь Казаков, Щанников, Рылкин и с ними рыбаки. Затем Скворцов, Копылов. В шлюпке остались окоченевший от холода Виталий Марченко и Юрий Маслов.
— Ну, прыгаем? — проговорил старшина, когда Маслов убрал весла.
— Прыгаем! — крикнул Юрий и так оттолкнулся ногами, что борт ушел под воду. Вскоре голова Маслова скрылась в темноте.
Марченко тоже прыгнул. Его тут же накрыло с головой и вынесло далеко вперед. Старшина вдохнул полной грудью и поплыл. Перед ним поминутно вырастали, закручивались белыми гребнями громадные волны. Вдруг Марченко почувствовал, что у него стали неметь ноги и руки. Неровными глухими толчками забилось сердце.
— Маслов! — крикнул он.
— Я тут, тут, боцман.
— Помоги…
Он поднял руку и скрылся в пене прибоя.
Маслов бросился к старшине.
— Боцман!
Волна ушла, и на ее месте показалась фигура старшины. Широкая спина была как-то неестественно согнута. Он еле двигался.
— Что с тобой?
— Помоги. Судорога… — хрипел он.
Маслов навалил его себе на грудь и с силой стал грести. «Старшина перемерз, — думал Юрий, — надо было ему поработать веслами».
— Потерпи… — Маслов еще хотел что-то сказать, но хлебнул воды и закашлялся.
Марченко молчал, тяжело дыша.
— Немного осталось… Так… Ну вот…
Маслов уперся ногами в дно и поволок старшину к берегу.
— Они, — послышался чей-то голос.
Матросы подхватили боцмана, подняли его, понесли. Он что-то проговорил, а потом потерял сознание.
— Да что с тобой? — теребил его Маслов.
Над Марченко наклонились лица.
— Боцман…
— Виталий…
А у того безжизненно распростерлись руки.
— Он мертв! — отчаянно закричал Маслов, упал ничком и зарыдал.
Рядом стонало море.
Берды Кербабаев
У ГРАНИЦЫ
I. Таинственные тени
Май в тот год выдался нежаркий. До июня оставались уже считанные дни, а по вечерам было еще совсем прохладно.
На западной окраине небольшого селения, раскинувшегося у самого подножия горы, неподалеку от границы, стоял маленький домик, обнесенный невысоким дувалом. За дувалом пышно зеленели фруктовые деревья.
Итак, была весна, в школах кончались занятия, и по всей большой Советской стране у мальчиков и девочек наступали каникулы.
Черкез Чарыев, самый младший из обитателей небольшого домика, стоявшего на отшибе, привык в эту пору плескаться с утра до вечера в быстром горном ручейке, который перерезал село тайно посередине. Прозрачная, как глаза журавля, вода весело журчала, словно приглашая освежиться. Однако в такую прохладную погоду, как этой весной, даже Черкез ни разу еще не отважился окунуться в ручей.
Да и вообще в нынешнем году все шло как-то по-иному. Черкеза не тянуло к любимой игре в пятнашки. Он начал помогать отцу в колхозных делах, и эти дела все больше и больше захватывали мальчика.
Вот и сегодня, позабыв про все игры, он отправился к отцу на дальние поля, где колхоз уже начинал уборку ячменя. Отец уехал туда еще накануне и заночевал там, а Черкез отвез ему полный хурджин[7] хлеба и всякой еды, которую приготовила мать, осмотрел вместе с ним пшеницу, посеянную на одном из горных склонов, и не спеша возвращался теперь на своем маленьком ослике домой.
Мальчику не хотелось ехать той же дорогой, которой он обычно ездил. Черкез хорошо знал свои родные горы. Вместе с отцом — лучшим охотником на селе и знаменитым на весь район следопытом — он исходил их в окрестностях села вдоль и поперек, и каждая пещера, каждый камень и куст были ему тут знакомы.
Добравшись до перевала, Черкез уверенно двинул своего ослика вниз по крутому склону.
Посвежело. Солнце зашло за горы, и на долины легли синеватые тени. Но пустынные вершины гор все еще отчетливо вырисовывались на потемневшем небе. Непривычному человеку окружающее безлюдье и эта настороженная тишина, наверно, показались бы страшными, но Черкез не чувствовал страха. Не впервые случалось ему возвращаться домой в темные, безлунные ночи. Серенький ослик, оставив свою поклажу на поле, шел теперь налегке. Уверенно переступая острыми, как у джейрана, копытцами, он осторожно спускался по крутой тропке. Седло со шлеей удобно и прочно держало Черкеза.
Когда тропка чуть приметно расширялась или спуск становился менее крут, серенький ослик веселее припускался вперед, оставляя за собой легкое облачко пыли. Тогда, увлекаемый быстрым движением, Черкез запевал песню. Эхо, перекатываясь из ущелья в ущелье, звонко отдавалось в скалах, но горные птицы, уже привыкшие к этому высокому детскому голосу, не пугались его.
У одного из поворотов тропинки, примерно на середине спуска, за зубчатой грядой скал, открывался вид на противоположный склон горы. Глубокое ущелье разделяло два горных склона, и только острые глаза маленького горца могли приметить что-то необычное там, вдали…
Остановив своего ослика, Черкез пристально вгляделся.
Склон горы, утонувший в этот вечерний час в густой тени, казался на первый взгляд таким же пустынным, как все вокруг. Но там, в неверном сумраке, что-то бесшумно двигалось, и в этом безмолвном, неясном движении заключалось именно то необычное, что привлекло к себе внимание Черкеза.
Прикусив нижнюю губу, Черкез продолжал напряженно всматриваться. Нет, ему не померещилось! Там, по склону горы, и в самом деле двигалось что-то под покровом спускавшейся ночи.
Что же это могло быть?
Как истый горец, Черкез прежде всего подумал о животных. Джейраны? Нет, он хорошо знал их повадки. У них такие зоркие глаза — джейраны непременно заметили бы Черкеза, а заметив, сначала замерли бы на месте, а затем мгновенно скрылись бы из виду. Нет, это не джейраны.
Волки или шакалы? Но подлую натуру этих зверей Черкез изучил давно. Они хоть и хищники, а тоже пугливы, как и джейраны, трусливы даже. Увидев его, и они поспешили бы спрятаться. А ведь он со своим осликом стоит на краю тропы, на виду.
Лошади? Коровы? Овцы? Но как они могли забрести на тот склон в такое неурочное время? Быть того не может.
