Георгий Кублицкий - ...и Северным океаном
Разумеется, это была лишь одна из причин, заставлявших поторапливаться, однако достаточно веская.
Предложенный Арктической комиссии Ушаковым и Урванцевым план был принят. Он отражал не только понимание сложности задачи, но и особенности характера обоих исследователей.
План мог показаться архаичным. В самом деле, к высоким широтам уже начинал рваться мотор — дирижабельный, самолетный, установленный на аэросанях.
Однако будущий начальник экспедиции и его заместитель по научной части больше доверяли собакам. Оба на личном опыте убедились, что до поры до времени собаки остаются самыми надежными «вездеходами» Арктики, особенно там, где человек вступает в пределы «белых пятен». Мотор капризен. Ему нужен большой запас горючего. Хорошие ездовые собаки неприхотливы и безотказны. Большую часть нужного им корма даст охота.
Ушаков и Урванцев привыкли прежде всего полагаться на собственные силы. Значит, ничего лишнего и никого лишнего! Нужен первоклассный радист и каюр, причем не только погонщик собак, но и охотник, но и мастер, умеющий быстро починить, наладить нарты и упряжь. Итого — четверо.
Третьим и четвертым стали двадцатилетний радиолюбитель Василий Васильевич Ходов и коренной зверобой с Новой Земли Сергей Прокопьевич Журавлев.
Подготовка к выходу в плавание велась с точной целенаправленностью по жесткому графику. К середине июня все грузы, включая разборный дом, были уже в Архангельске.
Экспедицию принял на борт ледокольный пароход «Седов», которым командовал капитан Владимир Иванович Воронин. Здесь же находился руководитель всей операции Отто Юльевич Шмидт.
22 августа 1930 года экспедиция высадилась на остров, либо относящийся к архипелагу Северной Земли, либо расположенный поблизости от него. Плотники за пять дней собрали дом и небольшой склад.
27 августа торжественный подъем красного флага завершил открытие Североземельской полярной станции на острове, который назвали Домашним. Протяжным гудком «Седов» распрощался с первожителями архипелага.
Теперь им предстояло… найти главную цель экспедиции.
«Дни становились короче, а мы все еще не знали, где же находится Северная Земля, — записал Урванцев. — В том, что она лежит неподалеку, сомнений нет, но где именно — надо было выяснить до наступления полярной ночи».
После первой разведки полярники обнаружили ее примерно в 70 километрах от места высадки. Она открылась во всем величии, с берегами, далеко уходившими за пределы видимости. На довольно высоком мысе, названном мысом Серпа и Молота, поставили шест, подняли флаг — теперь уже на коренном североземельском берегу Урванцев, очень сдержанный в выражении чувств, на этот раз занес в дневник: «Мгновенно ушло ощущение одиночества. За нами была Родина, во имя которой мы пришли сюда».
Так началась, вероятно, последняя крупная полярная одиссея, совершенная в лучших героических традициях грани XIX и XX веков, когда смельчак, ведущий собачью упряжку среди вздыбленных, полузаметенных пургой торосов, был еще главным собирательным образом исследователя арктических пустынь.
Можно ли было найти в начале тридцатых годов какой-то иной, менее изматывающий, более безопасный способ пионерной разведки неведомой территории, когда оставались неизвестными даже ее границы, а тем более характер поверхности, особенности климата, богатство или бедность животного мира? Думаю, что таких способов тогда просто не существовало.
Четверка начинала работу почти вслепую. Все было зыбким, предположительным, особенно во время первых маршрутов. Типичная запись: «Слева была видна земля, напоминавшая по форме купол, видимо, какой-то остров, мы же ехали, вероятно, проливом, который назвали условно проливом Красной Армии».
«Видимо», «вероятно», «условно»…
Среди первых выводов: Северная Земля должна состоять по крайней мере из трех островов. Задача: объехать кругом, заснять отдельно и непременно пересечь каждый.
Дальние маршруты можно было начинать лишь по окончании полярной ночи. Впрочем, для отдельных вылазок ради устройства промежуточных продовольственных складов было достаточно света луны. А когда в непроглядной тьме несколько суток ярилась пурга, четверо в своем крохотном домике с двухэтажными нарами ни минуты не сидели без дела.
«Занимаемся кто чем: я развешиваю и пакую продовольствие, перешиваю обувь и одежду, в промежутках читаю и пишу, — отмечает заместитель начальника по научной части. — Журавлев делает новые нарты. Ходов большей частью сидит в своей радиорубке и что-то монтирует. Ушаков шьет, читает, пишет».
С наступлением светлой поры начались поездки. Были дальние и трудные, были близкие, но не менее трудные. Отправлялись обычно вдвоем, изредка втроем, очень редко в одиночку. Каждая ночевка начиналась одинаково: ставили палатку, привязывали к железной цепи собак, кормили их, после чего псы ложились спиной к ветру, свертывались калачиком и прикрывали нос хвостом.
Люди готовили ужин, но как бы ни была велика усталость, не ложились в спальные мешки до приведения в порядок путевых маршрутных съемок и дорожных записей.
Если бы ранее не рассказывалось уже о постоянных изнурительных злоключениях при походах на собачьих упряжках, стоило бы описать любой маршрут североземельцев. Приведу лишь путевые заметки Урванцева о переправе через быструю речку.
«Груз перенесли, а потом стали вплавь переправлять порожние сани с собаками. Чтобы их не унесло течением в море, я пошел вперед, привязав к поясу длинную веревку, прикрепленную к передку саней и к цепи, связывавшей собак в упряжке. Первую упряжку переправили благополучно, а вторую подхватило течением и понесло в море. Ушаков, который брел около саней, не смог их удержать. Услышав крик: «Держи!», — я почувствовал, как веревка натянулась струной, и, не оглядываясь, бросился в воду на четвереньки, упираясь ногами и руками в галечное дно. Поднял голову, чтобы не захлебнуться, и со страхом ждал, что вот-вот веревка лопнет. Но буксир оказался надежным, и собак течением прибило к берегу».
Читатель заметил, вероятно, что автор обращается преимущественно к запискам Урванцева. Дневники Георгия Алексеевича Ушакова ярче, красочнее, эмоциональнее. Но хотелось дать хотя бы беглое представление и о стиле, о характере Николая Николаевича.
Четверо отдали изучению Северной Земли два с половиной года. Риск был их постоянным спутником, они не раз переживали минуты смертельной опасности. А тяжелейшая депрессия Журавлева, получившего радиограмму о гибели любимых детей?
Все вынесли, все преодолели.
Прошли на собачьих упряжках около пяти тысяч километров по снежной ростепельной жиже, по льдинам с ловушками-полыньями, по узким лабиринтам в хаосе айсбергов, по острым обнаженным камням, обдирающим собачьи лапы.
Не просто прошли, но и положили на карту острова архипелага, четыре крупных — Октябрьской Революции, Большевик, Комсомолец, Пионер — и немало мелких. Изучили их геологическое строение, климат, растительный и животный мир, обнаружили признаки полезных ископаемых, дали представление о ледовом режиме проливов, заливов, прибрежных вод.
Общая площадь стертого четверкой «белого пятна» — 37 тысяч квадратных километров. Больше территории Бельгии.
Поистине географический подвиг века!
Когда уже в послевоенные годы Георгию Алексеевичу Ушакову была присуждена ученая степень доктора географических наук без защиты диссертации, академик Владимир Афанасьевич Обручев сказал:
— Его диссертация на всех картах мира.
Северную Землю давно обживают ученые. Здесь обосновались представители разных отраслей науки.
Первая карта архипелага была опубликована сразу после возвращения экспедиции Ушакова и Урванцева. И где! На страницах газеты «Известия» — с тем, чтобы все картографы мира могли немедленно положить очертания островов архипелага на голубую краску океана.
С тех пор карту непрерывно уточняют. Одно из недавних открытий сделано при радиолокационной съемке с самолета. «Просвечивание» ледового панциря острова Комсомолец показало, что под его сплошной толщей не один остров, а по меньшей мере три.
Для гляциологов, специалистов, исследующих все виды ледовых покровов, Северная Земля — отличная природная лаборатория. На ее ледниках действуют научно-исследовательские станции «Купол Вавилова» и «Купол Академии наук».
Гляциологи сегодня могут уверенно сказать, что ледниковая площадь Северной Земли за последние полвека уменьшилась на сотни квадратных километров, а некоторые ледники исчезли вовсе.
В этих широтах расход превышает приход: годовая норма осадков почти такая же, как в полупустынях. Гляциологи «Купола Вавилова» «взвесили» свой ледник: 520 миллиардов тонн. Толщина его льда 500–600 метров. А возраст оледенения — не более пяти тысяч лет.
