Владлен Измозик - «Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII – начало XX века
30 ноября 1841 года Николай I ознакомился с докладом А.Н. Голицына, управлявшего Почтовым департаментом уже двадцать три года. Само появление этого документа, судя по содержанию, было вызвано какими‐то проектами переустройства почтового дела и перлюстрации. В соответствии с идеологическими потребностями времени здесь содержался настоящий панегирик секретной службе почтовых чиновников:
Перлюстрация имеет… целью доводить до сведения Вашего Императорского Величества о злоупотреблениях, совершаемых в разных частях государственного управления, как подчиненными, так и начальственными лицами, о полезном или вредном влиянии распоряжений министров; о хороших или дурных качествах чиновников, находящихся в составе разных ведомств. <…> тайна перлюстрации есть исключительная принадлежность Царствующего. Она освещает Императору предметы там, где формы законов потемняют, а страсти и пристрастия совершенно затмевают истину. Ни во что не вмешиваясь, она все открывает. Никем не видимая, на все смотрит; чрез нее Государь узнает сокровенные чувства подданных и нужды их; слышит и вопль невинного и замыслы злодея424.
Как в любой важной чиновничьей бумаге, здесь был еще и скрытый подтекст. Восхваление перлюстрации сочеталось с убежденностью – чтобы быть успешной, перлюстрация «должна действовать свободно, безбоязненно, следовательно, быть отделена от других министерств»425.
Отражением новой ситуации стала изменившаяся реакция императора на продолжавшиеся попытки генерал-губернаторов контролировать ведение перлюстрации. Так, в феврале 1843 года московский военный губернатор А.А. Закревский приказал московскому почт-директору А.Я. Булгакову доставлять ему переписку задержанного иностранца Зермана. Выяснилось, что Зерман был мошенником, который выдавал себя за капитана австрийской службы, лишенного австрийского подданства за участие в восстании в городе Болонья. Новый главноначальствующий над Почтовым департаментом с 1842 года В.Ф. Адлерберг доложил императору, что дело вело III Отделение, а сообщение переписки Зермана московскому военному губернатору считает излишним. Было повелено «исполнить по заведенному порядку», т. е. доставлять переписку подследственного лишь А.Х. Бенкендорфу426.
Другой характерный случай: новый виленский и гродненский генерал-губернатор Ф.Я. Миркович осенью 1843 года приказал губернскому почтмейстеру А.Ф. Трефурту доставлять ему все письма, на которых вместо реального числа отправления стоит позднейшее. По мнению начальника края, это был условный сигнал, означающий дату встречи. Если же число подчеркнуто, то это дата готовящегося «возмущения». Естественно, почтмейстер обратился к Адлербергу. Последний заручился поддержкой Бенкендорфа в том, что почта должна предоставлять генерал-губернатору лишь копии подозрительных писем. Об этом было сообщено Мирковичу. Тот в свою очередь заявил главе III Отделения, что ему нужны подлинники. В результате Адлерберг 10 октября 1843 года доложил об этой ситуации государю, указав, что в случае доставления в канцелярию генерал-губернатора подлинников писем «тайна может сделаться известной даже посторонним лицам», ибо письма на польском языке придется давать для перевода полякам. Николай I вынес решение: предоставлять генерал-губернатору копии писем, направляемых для всеподданнейшего доклада427.
В начале 1847 года дворянка Антонина Гуторович после возвращения из‐за границы была определена под надзор курской жандармерии «за безнравственность свою и за сочинения, исполненные клеветами против России». Вскоре к В.Ф. Адлербергу обратился курский гражданский губернатор А.П. Устимович о доставлении ему ее писем и посылок, «передающих за границу превратные о России сведения». Руководитель почтового ведомства губернатору отказал. Затем к Адлербергу обратились с просьбой о доставлении шефу жандармов письма, которое А. Гуторович собирается отправить австрийской императрице. 20 апреля 1847 года последовало повеление императора о доставлении переписки Гуторович Адлербергу428. В июне 1850 года саратовский гражданский губернатор М.Л. Кожевников, ссылаясь на секретные постановления МВД от 29 июня и 14 ноября 1839 года, велел губернскому почтмейстеру доставлять ему на рассмотрение письма и посылки, адресованные на имя лиц, высланных в Саратов под надзор полиции за «прикосновенность к тайным злоумышленным обществам». Тот доложил Адлербергу. Последний в свою очередь обратился к начальнику штаба Корпуса жандармов Л.В. Дубельту. Дубельт ответил, что Положение 1839 года не распространяется на лиц, «находящихся под надзором полиции в настоящее время». Поэтому для просмотра их переписки губернатор должен обратиться в III Отделение и получить особое разрешение429.
Вместе с тем революции 1848 года в Европе и опасения проникновения «заразы» в Россию, особенно в западные ее губернии, способствовали не только новому витку повышенного внимания к перлюстрации, но и укреплению роли генерал-губернаторов в ее проведении. «Застрельщиком» выступил киевский военный губернатор, подольский и волынский генерал-губернатор Д.Г. Бибиков. 17 марта 1848 года он обратился к шефу жандармов А.Ф. Орлову с предложением учредить строжайшее наблюдение «на счет заграничной корреспонденции и доставлении [так в документе] ему присылаемых из‐за границы подозрительных писем». В Петербурге вспомнили о практике 1830 года. 28 марта 1848 года Николай I повелел предписать почтмейстерам Вильно, Гродно, Житомира, Киева, Одессы и Радзивилова всю зарубежную корреспонденцию в зависимости от адресата отправлять соответственно генерал-губернаторам Д.Г. Бибикову (Киевская, Волынская и Подольская губернии), Ф.Я. Мирковичу (Виленская, Гродненская, Митавская губернии) или А.М. Голицыну (Витебская, Могилевская, Смоленская губернии). 23 апреля 1848 года это распоряжение было распространено на новороссийского генерал-губернатора П.И. Федорова, ибо, по мнению В.Ф. Адлерберга, ему «полезно было бы иметь своевременные сведения о подозрительных письмах». Затем такую же информацию получал командующий русскими войсками в Дунайских княжествах генерал-лейтенант А.Н. Лидерс430.
2 мая 1848 года государь дал согласие на восстановление перлюстрации в Радзивилове, поскольку через здешнюю почтовую контору проходила корреспонденция из Галиции. Главный город Галиции, Лемберг (Львов), был одним из важнейших центров польского национального движения431. Осенью 1848 года назначенный «для управления и занятия секретной частью» в Бухарестскую почтовую контору К.П. Майет сообщил, что почти вся корреспонденция между Дунайскими княжествами и Константинополем ведется на валахском и молдавском языках, которых он не знает. Между тем «корреспонденция эта, по теперешним обстоятельствам, заслуживает особенного внимания». 12 ноября 1848 года император одобрил назначение в Бухарест переводчика432.
При изучении истории «черных кабинетов» в России обязательно встает вопрос о количестве перлюстрированных писем и сделанных выписок. К сожалению, до середины XIX века по этому вопросу имеются лишь отрывочные данные. В ноябре 1844 года III Отделение возвратило В.Ф. Адлербергу 365 выписок из перлюстрированных писем, представлявшихся на высочайшее имя. При этом было отмечено, что в ряде случаев «выписки от Его Величества обратно не поступали»433.
16 апреля 1850 года граф Адлерберг впервые, по моим сведениям, доложил Николаю I сводные данные «О действиях Секретной экспедиции и Цензуры иностранных газет и журналов в течение 1848–1849 гг.». За два года в Санкт-Петербургском почтамте было вскрыто и прочитано 42 080 писем и дипломатических депеш. С учетом того, что в год через Почтамт в это время проходило около 200 тыс. официальных отправлений и простых писем, перлюстрировалось около 10 % корреспонденции. В итоге Адлербергу и канцлеру К.В. Нессельроде было представлено 1250 выписок. Это означает, что выписки делались из 3 % писем. Многие из них «признаны были достойными представления на Высочайшее воззрение». Особо подчеркивалось, что «вследствие смятений и переворота во Франции, волнений в Германии» был установлен «бдительнейший надзор за получаемой в России иностранною, и в особенности из Галиции и Познани, а также из Царства Польского корреспонденцией; с распространением сего же надзора и по корреспонденции в княжествах Молдавии и Валахии». Тут же приводились самые значимые достижения: обнаружение переписки ушедших из Венгрии в Турцию в 1849 году польских легионеров; выявление сношений профессора Московского университета К.К. Гофмана с корреспондентами в Германии «по предмету составления им проекта Германской имперской конституции», в результате чего Гофман был выслан из России434. Далее был пассаж, подчеркивающий, что служба «черных кабинетов» стоит на страже порядка и стабильности: «Перлюстрация тщательно следит и открывает сношения заграничных раскольников с находящимися в России единоверцами их; ведет собственное наблюдение за перепискою студентов [Киевского] университета Св. Владимира; славянофилов и разных других лиц, которые находятся на замечании правительства, в том числе и жительствующего в Воронеже графа Потоцкого»435.
