Алексей Рогачев - Москва. Великие стройки социализма
Что же касается гостиницы, то при несомненном вкладе, внесенном академиком во внешнее оформление, его претензии на единоличное авторство не имели сколько-нибудь весомого основания – ведь само здание было спроектировано и вчерне выстроено по проекту Савельева и Стапрана. Однако Щусев последовательно проводил линию на устранение своих соавторов. По его настоянию Моссовет 15 июня 1937 года ликвидировал бюро по проектированию гостиницы «Москва», а проектирование перешло к 2-й архитектурно-проектной мастерской, которой руководил сам академик[96].
Этого молодые архитекторы, долго терпевшие выходки своего маститого коллеги, выдержать не могли. Кульминацией конфликта стало письмо, отправленное ими в главную газету страны – «Правду».
В письме, немедленно напечатанном, они излагали историю своих взаимоотношений со Щусевым, подчеркивая его стремление к присвоению единоличного авторства проекта гостиницы. В соответствии с традициями того времени академик заодно обвинялся и в контрреволюционных настроениях, моральной нечистоплотности и других грехах[97].
Письмо вызвало бурную реакцию. Практически сразу в журнале «Архитектура СССР» появилась статья «О достоинстве советского архитектора», разоблачающая некрасивое поведение Алексея Викторовича в отношении своих подчиненных, а также консультируемых им молодых архитекторов[98].
Затем на Щусева обрушилась целая волна критики, затрагивающей не только его взаимоотношения с коллегами, но и его общий моральный облик. Ему припомнили все некорректные высказывания в адрес коллег, фактический отказ помогать молодежи, саморекламу. О деятельности Щусева в должности руководителя 2-й архитектурно-проектной мастерской высказались ее сотрудники Чечулин, Чернов, Биркенберг, Стапран[99].
Методы присвоения плодов труда сотрудников были несложными. Щусев беспрестанно менял состав своих бригад. Использовав знания и талант архитектора, академик переводил его на другую работу и привлекал на его место другого архитектора. Сам Щусев не работал, не давал никаких самостоятельных решений, а терпеливо ждал, когда тот найдет наконец правильную нить. Затем задание передавалось другому, и ни один из архитекторов не мог сказать, какая часть проекта принадлежит ему. Мастерская стала своеобразным конвейером, где работали люди различной одаренности. Их дарованиями и питался сам Щусев[100].
О том, как Щусев присвоил труды архитектора В.С. Биркенберга при проектировании зданий Академии наук, не оставив его даже в соавторах, рассказал сам пострадавший зодчий. При этом он самокритично упомянул о том, как сам лично не решился дать отпор притязаниям академика, а пошел у него на поводу[101].
Стоило обратить внимание и на то, что А.В. Щусев подписывал свои работы, в том числе и по гостинице, титулом «академик». В понимании нашего современника, да и москвичей 1930-х годов слово «академик» означало звание действительного члена Академии наук. Однако Щусев был избран в состав АН СССР лишь в 1943 году, а в 1935 году был «академиком» в старом, дореволюционном значении этого звания. В начале XX века это почетное звание присваивали архитекторам за какую-нибудь заметную работу или попросту «за известность на художественном поприще». Сам Щусев стал «академиком» в 1910 году за реставрацию древнего собора в Овруче. Нет ничего плохого в том, что человек гордился званием и обращал на этот факт внимание окружающих. Однако в 1930-х годах титулование себя академиком в старом смысле этого слова уже могло ввести в заблуждение.
Большая часть излагаемых в газете фактов была справедливой. Серьезный разговор о порядках, установленных в советской архитектуре «маститыми», давно назрел. Критиковали не только Щусева. За аналогичные провинности досталось и другим начальникам мастерских, привыкшим присваивать труд своих сотрудников, – Д.Ф. Фридману, И.А. Голосову, И.Г. Лангбарду.
Но вряд ли стоило так явно «собирать компромат», как это было сделано в истории со Щусевым. Опубликованные в одном номере газеты, все эти материалы производили впечатление чуть ли не травли зодчего, на самом деле талантливого и заслуженного. И уж совсем ни к чему оказался разбор «творческих принципов» Щусева или, точнее, их отсутствия, как пытались доказать критики. Да, действительно, Щусев легко переходил от церковного русского стиля к классике, от античных форм к конструктивизму, а иногда вопреки требованиям архитектурной логики, на конструктивистский каркас надевал чуждую ему классическую оболочку. В работах Щусева за предшествующие десять – двенадцать лет можно было встретить архитектурные стили всех исторических эпох. И именно это ставилось Щусеву в вину как отсутствие принципиальности, желание угодить заказчику или председателю жюри конкурса[102].
Надуманность и наивность подобных утверждений очевидна, хотя и сегодня находятся искусствоведы и историки, готовые превозносить, например, И.В. Жолтовского за его верность классическим традициям, которыми он к месту и не к месту руководствовался при проектировании всех зданий, вне зависимости от их назначения, конкретного расположения, размеров. И эта творческая узость, окостенелость, подавалась и подается как высшее достоинство зодчего! Особенный вред приносила эта самая «принципиальность» тогда, когда ее носитель занимал видное место в архитектурной иерархии и его примеру волей-неволей вынуждены были следовать многие другие зодчие.
Так что поставленная Щусеву в вину легкость применения различных стилей, умение приноровиться к реальным условиям и потребностям заказчика была на деле одной из наиболее ярких сторон его несомненного таланта. Однако в пылу разоблачения отрицательных моральных качеств маэстро, когда в строку писалось всякое лыко, это стало одним из пунктов обвинений.
Последствия борьбы молодых архитекторов за свои права в целом благотворно сказались на развитии советской архитектуры. Творчество постепенно выходило из-под пресса «маститых». Однако в отношении самого Щусева разоблачители явно перестарались. Под влиянием волны обрушившихся обвинений его отстранили не только от работы над гостиницей, но и практически от всех других заказов. К счастью, вскоре одумались, и Щусев вернулся к проектированию важнейших сооружений.
Казалось, Савельев и Стапран одержали убедительную победу. Однако, отстояв свои авторские права, молодые зодчие в свою очередь повели себя не лучшим образом. Они потребовали убрать фамилию А.В. Щусева из списка авторов «Москвы» в готовящейся к печати монографии о здании гостиницы. Теперь «архитектурная общественность», в свое время поддержавшая обиженных зодчих, вступилась за академика. Щусева вновь привлекли к работе над гостиницей, и спор из-за авторских прав продолжился.
Лишь в 1938 году точку в затянувшемся разбирательстве поставило решение секретариата правления Союза советских архитекторов. Выслушав требования об исключении Щусева из числа авторов, а также возражения академика, представившего документы о своем участии, третейские судьи не спеша обсудили вопрос. После обмена мнениями, в котором приняли участие К.С. Алабян, В.А. Веснин и А.К. Чалдымов, секретариат признал претензии двух архитекторов необоснованными и постановил считать авторами проекта Савельева, Стапрана и Щусева. Порядок перечисления был принят алфавитный, чем подчеркивались равные права всех троих.
Заодно, чтобы положить конец затянувшемуся скандалу, Стапрану и Савельеву указали на то, что они сами виноваты в том, что до 1937 года не ставили вопрос об авторстве на проект гостиницы «Москва» из боязни испортить отношения со Щусевым[103].
Вполне справедливому решению секретариата противоречит участившееся в последнее время выдвижение А.В. Щусева на первое место, чуть ли не в качестве руководителя авторского коллектива. Тенденция берет начало от изданной в 1952 году монографии о А.В. Щусеве, в которой он указан единственным автором, а Л.И. Савельев и О.А. Стапран – лишь соавторами. При этом соавтором по вариантам назван еще и А.Б. Куровский, при участии А.К. Ростковского, С.А. Кулагина, Ю.А. Дульгиера[104].
Примерно так же излагают историю проектирования «Москвы» и другие работы о Щусеве.
«В Моспроекте еще в 1931 г. до организации в его системе творческих проектных мастерских молодые и неопытные архитекторы Л.И. Савельев и С.А. Стапран приступили к проектированию в конструктивистских формах крупнейшей в Москве гостиницы в Охотном Ряду, но новые повышенные требования к архитектурнохудожественным качествам сооружения, его ответственное положение в центре города явилось причиной серьезной переделки проекта как совершенно неудовлетворительного. Уже произведенные работы не дали возможности вовсе отказаться от проекта и серьезно затруднили его переработку. Попытки отдельных архитекторов исправить проект «на ходу» не привели к желательным результатам. За дело взялся А.В. Щусев.
