Пётр Капица - Письма о науке. 1930—1980
Все упомянутые проблемы важны и нужны для страны. Я вовсе не хочу умалять их достоинств; приведенные примеры показывают лишь то, что наши пока что скромные научные силы при тех сравнительно небольших средствах, которыми мы еще располагаем, используются крайне беспорядочно и нерационально. Нет порядка, плана, системы. Поэтому люди и оборудование используются плохо.
Вот здесь-то как раз и необходимо планирование, вот тут-то оно и будет наиболее существенным.
Весь вопрос в том, кто у нас в Союзе должен заниматься приведением всего научного хозяйства в порядок и набрасывать план его развития?
В Англии, например, имеется полуминистерство (по-нашему, комитет, как, например, Комитет по высшей школе), при котором состоит научный совет из выдающихся ученых страны. Этот совет решает, куда направить отпускаемые государством средства и как планировать по крайней мере ту небольшую часть научной жизни страны, которая непосредственно от государственных субсидий зависит, и в каком направлении оказывать давление на промышленные лаборатории, которые от этих субсидий зависят частично.
При нашей структуре наш контроль над развитием научной организации, конечно, может быть более полным и действенным. Но кто его должен осуществлять? Единственная организация, которая для этого у нас существует, это, мне кажется, Академия наук СССР.
Такое планирование она может осуществлять всевозможными путями: идеологическим воздействием, финансовым контролем, премиями работникам Академии наук и т. д. Это должно было бы являться одной из основных задач Президиума Академии наук, которому уже, конечно, не оставалось бы времени на те мелкие вопросы, которыми он преимущественно занят' теперь.
Между прочим, тот устав нашей комиссии, который был принят прежде, и предусматривал полную ответственность «Техснаба» перед комиссией с тем, чтобы Президиум утверждал только годовой отчет и финансовые планы, мне кажется, должен был бы приветствоваться Президиумом. Это разгрузило бы его работу от мелких вопросов и таким образом дало бы ему больше времени и энергии для того, чтобы сосредоточиться на основных, кардинальных вопросах организации науки. При современной же структуре, когда всякие мелкие недоразумения должны рассматриваться Президиумом, умаляется самое значение и работа Президиума.
Но никогда попыток планировать советскую Муку я со стороны Президиума Академии наук не видел. <...>
Если я принимаю a priori, что наша Академия наук должна развивать в своих стенах как раз научные и технические проблемы творческого характера, то здесь открываются широкие возможности дальнейшего планирования и детализации. На всяком этапе хозяйственного развития страны одни проблемы более важны, чем другие. Например, если мы сейчас интересуемся линиями передач высокого напряяхения, то особое внимание следует обратить на все те проблемы, которые с конструированием этих сетей связаны. Так как наибольшие затруднения испытываются с изоляционными материалами, диэлектриками, наибольшие трудности вызывают потери разрядами через воздух, то на изучение этих диэлектриков и газового разряда надо обратить особое внимание. Если у нас будет ряд научных работников, хорошо знакомых с теорией этих явлений, то наше техническое развитие в этом направлении пойдет гораздо успешнее, хотя непосредственно, может быть, в разрешении практических проблем, в проектировании эти работники и не будут принимать участия. Но в виде консультантов, в виде критиков они, несомненно, окажут самое благотворное влияние.
Таким образом, те темы, которые развиваются в Академии наук, несомненно должны отражать потребности пашей страны. А этого у нас нет.
Как на яркий пример, могу указать на следующее: у нас в Академии наук, например, исключительно сильная, может быть, самая сильная в мире школа математиков. Но вопросы, которыми эта школа занимается, наиболее отвлеченные, а именно: теория чисел. Может быть, это одна из самых глубоких областей математики, но ее непосредственное влияние и использование ее результатов в нашей жизни равно нулю. Наоборот, те области математики, которые оказывают большое влияние на гидро- или аэродинамику и т. д., у нас сравнительно слабо развиты. В этой области мы еще совсем не являемся ведущими (уступая, в частности, англичанам) .
Далее, знакомясь с работой отдельных наших институтов, мне приходилось констатировать, что объединенной тематики в большинстве институтов нет. Темы интересные, может быть, даже ваишые являются идейно совершенно разрозненными. Не только один институт, но и один и тот же научный работник ведет ряд разрозненных научных тем. Между тем современная наука уже давно стала на тот путь, что только когда над темой работает коллектив, хотя бы маленький, но упорно двигающийся в определенном направлении, он может достигнуть ощутимых результатов. Идейная связь между отдельными научными работами является необходимым фактором успешной деятельности любого научно-исследовательского учреждения. Вот в решении этих задач и должно было, мне кажется, заключаться содержание научного планирования, которое в данный момент остается абсолютно беспризорным.
То же планирование, отступления от которого собирается «лечить, а не поощрять» тов. Кржижановский, т. е. планирование каждым научным работником своей потребности на год вперед при работе над темой — это такой же вторичный мелочный вопрос, как — по аналогии — те вопросы, которые в первую очередь отметила комиссия акад. Деборина в работе «Техспаба».
В научной работе так же нелепо требовать детального плана снабжения, как нелепо просить, например, от художника, чтобы он прислал точный список красок, моделей, кистей и полотен, которые ему потребуются в году. Всякий художник может сказать, что в основном ему потребуются склянки, резинки, проволока. Единственное, что может в таких условиях сделать научный работник — как это сделал бы и художник — это запросить [то], что может теоретически понадобиться, в наиболее широком ассортименте. Этим он страхуется на случай всяких неожиданностей. Фактически так сейчас и делается.
Планирование нашей научной потребности, конечно, возможно и необходимо, но оно должно производиться en gros[92] для всех учреждений Академии наук и не по индивидуальным заявкам, как сейчас, а на основании больших чисел, полученных из опыта нашего научного снабжения. Такова та основная идея, которую я проводил в работе «Техснаба».
«Техснаб» должен планировать потребность Академии наук, а для этого он должен стать культурной, самостоятельно мыслящей квалифицированной организацией. Институты же надо по возможности избавить от этого планирования материальных потребностей и только постольку к нему прибегать, поскольку целый ряд приборов и материалов у нас дефицитен. Приходится также урезать потребности наших институтов ввиду недостатка валюты. С этой точки зрения та экспертная работа, которую осуществляла Комиссия по техническому снабжению, проверяя импортные заявки институтов, была не планированием, а просто нормированием. Если комиссия этим и занималась, то она делала это исключительно потому, что считала такое нормирование временной мерой, как временной мерой были у нас хлебные карточки. И так же, как хлебные карточки, так и это нормирование отнюдь не является характерной чертой структуры нашего хозяйства. По существу, такого рода функции комиссии были мне глубоко несимпатичны, но они выполнялись потому, что это необходимо в данный момент. Но если теперь эту работу ставят центральной задачей, то такая работа мне глубоко не по душе.
Мне кажется, из этих соображений совершенно ясно, что те функции, которые возложены на теперешнюю комиссию, в корне противоречат моим установкам по планированию нашей советской науки и потому выполнены мной удовлетворительно быть не могут.
Если я ошибаюсь в своих взглядах и мои взгляды идут вразрез с ортодоксальными установками тов. Г. М. Кржижановского, то тем более мое присутствие в этой комиссии будет нежелательно.
Я извиняюсь за чересчур длинное письмо, но мне кажется, вопрос достаточно серьезен, чтобы ему уделить больше внимания.
П. Капица
57) В. М. МОЛОТОВУ 20 апреля 1938, Москва
Товарищ Молотов,
Я пишу это письмо по поводу некоторых вопросов, возникших у меня в связи с одной работой, производимой у нас в институте, и, как мне кажется, достаточно важной, чтобы довести до Вашего сведения.
Дело в том, что года два тому назад в нашей технической печати обсуждался вопрос о применении обогащенного кислородом воздуха в нашей металлургии, тепловом и химическом хозяйствах; опытные данные, по-видимому, показывают, что, сжигая уголь в воздухе, где больше кислорода, чем обычно, можно поднять производительность домен, улучшить работу котлов на теплоцентралях, получить лучший газ при газификации угля и т. д. Одним словом, во всех случаях, где приходится сжигать уголь, обогащенный кислородом воздух делает горение более полным и получается больше количества тепла.
