Виктор Суворов - Кузькина мать: Хроника великого десятилетия. К 50-летию Карибского кризиса

Все это полковник Пеньковский ясно и просто изложил.

Что же из всего этого следовало?

Из этого совершенно однозначно следовало, что бомба была взорвана только ради устрашения Америки и всего мира. А зачем устрашение? Ради решения каких-то конкретных задач. Каких именно? Совершенно очевидно, для решения проблемы Берлина и Германии в целом.

— Чего ожидать дальше?

— Как чего? — удивился Пеньковский. — Ожидать дальнейшего устрашения. Оно будет нарастать до тех пор, пока проблема Германии не будет решена в пользу Советского Союза, пока из Западной Германии не будут выведены иностранные войска, пока Германия не объединится в единое демократическое государство. Демократическое в нашем понимании.

— Новое обострение? Новое устрашение? Еще более мощная бомба?

— Нет. Явно не это. Взрывать более мощную бомбу просто опасно для самого Советского Союза. Будет какое-то иное устрашение.

— Какое именно?

Этого полковник Пеньковский не знал. Но предупредил: будет! Предсказываю нечто такое, чего предсказать невозможно. Expect unexpected[1].

Пеньковский для ЦРУ — источник чрезвычайной важности. Ничего подобного в истории разведок не бывало. Да и не могло быть. Такое противостояние на грани ядерной войны и взаимного уничтожения случилось впервые. И именно в этот момент одна сверхдержава глазами Пеньковского заглядывала в карты другой. Американскую разведку смущала только невероятная степень осведомленности полковника. Он такого знать не мог. Доступа к таким документам у него не могло быть. Но все, что он сообщал, поддавалось проверке и подтверждалось. Все, что он предсказывал, сбывалось и совершалось.

Но для Вооруженных сил Америки, для банкиров и воротил военной промышленности, для министров и сенаторов, для генералов и адмиралов откровения Пеньковского были хуже самых страшных новостей с биржи. Сведения Пеньковского грозили Америке повторением Великой депрессии 1929 года, когда рухнуло все, когда миллионы безработных теснились в очередях за бесплатным супом.

Понятно, знать о том, откуда исходит информация, никому, кроме высших руководителей ЦРУ и президента США, было не положено. Этого никто и не знал. Но разведка собирает и обрабатывает сведения о противнике не для себя, а для тех, кто руководит государством, его вооруженными силами и военной промышленностью, то есть для тех самых сенаторов и министров, генералов и адмиралов, банкиров и промышленников.

Им эта информация была весьма неприятна. И верить ей вовсе не хотелось. А что если проклятые русские просто прикидываются слабыми, чтобы бдительность усыпить, чтобы в своем превосходстве вырваться еще дальше?

Фонтан следовало заткнуть. Но как, если неизвестно, откуда поступают сведения? Очень просто. Надо допустить утечку информации. Пусть Хрущёв знает, что кто-то его секреты выбалтывает. Пусть сам ищет того, кто сливает.

Совсем недавно Хрущёв был в Америке и брякнул: да мы все ваши шифры читаем!

Настал момент ответить такой же любезностью: и мы про вас кое-что знаем!

На каждом телефонном аппарате Советской Армии стояло строгое предупреждение: ВРАГ ПОДСЛУШИВАЕТ! Два этих слова писали на каждом передающем и принимающем аппарате, на стене каждого командного пункта, каждого узла связи. Подслушивает враг или нет, но разговоры следовало вести только так, как если бы была стопроцентная уверенность: подслушивают. Из этого и следовало исходить.

И уверенность такая была. Во время испытаний советских ракет в заранее назначенный район Тихого океана выходили корабли советского флота с задачей засечь точное место падения головных частей. Вместе с ними в тот же район устремлялись и корабли вероятного противника — американские и британские. Советские корабли держались группой, не выдавая заранее район падения. И только в самый последний момент, получив кодированный сигнал, расходились в три стороны, образуя углы треугольника, в центр которого должна была упасть головная часть.

Вместе с советскими кораблями в стороны расходились и непрошеные наблюдатели. Но была замечена странность: иногда американские корабли начинали маневр еще до того, как советские корабли получали сигнал. А это наводило на размышления.

Были и другие указания на то, что враг не дремлет. Потому доверять радиосвязи и шифрованным сообщениям в вопросах экстраординарной важности было нельзя. В декабре 1961 года вопрос возник такой, что чрезвычайный и полномочный посол Советского Союза в США Меньшиков Михаил Алексеевич не стал пересылать информацию шифровкой. Он не доверил такое сообщение ни средствам связи, ни даже собственному шифровальщику. Условным сигналом сообщил в Москву: есть нечто такое, что надо сообщить лично высшему руководству страны.

Прямых авиарейсов из Советского Союза в Америку тогда не было. Они не были нужны никому: кого и куда возить? И зачем? Да и техника того времени не располагала к тому, чтобы летать так далеко. Через год, в декабре 1962 года, будет открыто регулярное сообщение между Москвой и Гаваной. Работать на этой линии будет самый большой пассажирский самолет мира Ту-114. Маршрут Москва — Гавана в тот момент будет самым протяженным в мире. Но это будет потом. А в декабре 1961 года можно было вызвать в Гавану самолет для одного пассажира. Один правительственный Ту-114 всегда стоял в готовности для такого или подобного случая.

Но как советскому послу попасть в Гавану, если отношения США и Кубы на грани войны? Попасть просто. Из Вашингтона — в Мексику, из Мексики — на Кубу.

Перед отлетом посол вызвал первого зама и в присутствии свидетелей запер опечатанный пакет в сейф: как только долечу до Москвы — дам сигнал, уничтожишь пакет, не вскрывая. Если погибну в пути, вскроешь, ознакомишься, все запомнишь и сам полетишь в Москву. А пакет вновь опечатаешь. Эта информация должна быть доложена высшему руководству страны, но пересылать ее шифром запрещаю.

Посол Меньшиков долетел без приключений. Следовало встретить Хрущёва Никиту Сергеевича лично и доложить. Но Хрущёв отсутствовал. Хрущёв путешествовал то ли по своим владениям, то ли наносил очередной визит. На хозяйстве оставался товарищ Козлов Фрол Романыч. А дело не терпело задержки. Пришлось докладывать товарищу Козлову.

И посол доложил, что источник информации М-10-В, с которым у посла установлены доверительные отношения, находясь в состоянии легкого опьянения, на дипломатическом приеме сообщил сведения, указывающие на утечку секретов государственной важности с самого верха военного руководства Советского Союза.

Американцам известны следующие сведения:

• в составе Ракетных войск стратегического назначения две ракетные армии, штаб одной — в Виннице, другой — в Смоленске;

• основу ракетной группировки составляют носители 8К63, началось развертывание более мощных носителей 8К65;

• главный конструктор 8К63 — Ягель или Енгель;

• 8К63 может нести заряд мощностью 1 мегатонна или 2,3 мегатонны, топливо — керосин.

Посол не знает, так ли это. Послу ничего подобного знать не положено. Но если это так…

Товарищ Козлов поинтересовался: как посол смог все это запомнить?

Посол ответил, что память для дипломата — такой же инструмент, как прицел для снайпера. Однако, не полагаясь на память, посол в ходе беседы отлучился на короткое время и все записал. После этого вернулся к разговору, расспросил еще раз, уточнил, еще раз записал.

КОЗЛОВ ФРОЛ РОМАНОВИЧ родился 5 августа 1908 года. В 15 лет — чернорабочий на текстильной фабрике. Окончил политехнический институт. Инженер-металлург. С 1939 года — парторг металлургического завода. С 1940 года и почти на протяжении всей войны — секретарь Ижевского городского комитета Компартии. С 1944 года — в центральном аппарате Компартии. С 1947 года — второй секретарь Куйбышевского областного комитета Компартии. С 1950 года — первый секретарь Ленинградского городского комитета Компартии, то есть хозяин Ленинграда. С 1953 года — первый секретарь Ленинградского областного комитета Компартии, то есть хозяин Ленинграда и Ленинградской области. С 1958 года — Первый заместитель Председателя Совета Министров СССР. С 1960 года

— секретарь Центрального Комитета КПСС. Фактически Козлов был вторым секретарем Центрального Комитета и вторым, после Хрущёва, человеком в стране, хотя официально должность называлась «секретарь ЦК».

ГЛАВА 14

Товарищ Козлов вызвал референта и задал вопрос: сколько у нас ракетных армий? И получил ответ: две. Штаб одной — в Виннице, другой — в Смоленске. Товарищ Козлов потребовал немедленно составить полный список всех, кто к этой информации допущен. Список оказался не очень длинным.

Пока референт список составлял, товарищ Козлов вызвал другого референта и задал вопрос о мощности ядерных зарядов на ракете 8К63. И снова потребовал список всех, кто об этом мог бы знать. Не подумайте, что этот список получился очень длинным. Дело в том, что офицерам-ракетчикам вовсе незачем знать, какова мощность зарядов тех самых ракет, которые они готовят к старту. Скажу больше: даже и тем офицерам (в армии их зовут головастиками), в чью обязанность входит хранение, техническое обслуживание, стыковка и подготовка к использованию головных частей, вовсе незачем знать мощность изделия. В ходе обучения им можно сообщить завышенные или заниженные данные. Можно и ничего не сообщать: весит изделие столько-то килограммов, состоит из таких частей, а ухаживать за ним надо в соответствии с этой инструкцией… Этих знаний достаточно. И если головастик работает с легкой головной частью, то ему вовсе незачем знать, что помимо нее для той же ракеты существует еще и тяжелая боеголовка. А если кто-то знает и об этом, то откуда ему знать: два типа зарядов создано для данной ракеты или пять?