Евгений Лукин - Танки на Москву

Это был последний рейс на Владикавказ, и потому желающих улететь оказалось с избытком. Среди пассажиров преобладали молодые офицеры, с нескрываемой радостью покидавшие мятежную Чечню. Две санитарки сопровождали раненого – он неподвижно лежал на носилках в хвостовой части, забывшись тяжелым сном.

Старший лейтенант Глебов прибыл на взлетную площадку с опозданием.

– Где ты пропадаешь? – упрекнула его Верочка, истомившись ожиданием. – Видишь, яблоку негде упасть!

– Ничего, ничего, – успокоил летчик, протискиваясь к штурвалу. – Места на небушке всем хватит. Правда, старичок?

Вертолет ответил согласным рокотом турбин. Через минуту взлетели, оставив в надвигающейся темноте зловещие пожары Грозного. На небесах и впрямь было как-то светлее и спокойнее. По салону разнесся водочный запах: нетерпеливые офицеры распечатали бутылку крепкого воинского братства. Захмелев, они пытались перекричать вертолетный грохот, безудержно хохотали.

В другой раз Глебов и сам повеселился бы от души, но сегодня пьяная сутолока раздражала. Видимо, почувствовав это, Верочка обняла его, поцеловала в небритую щеку:

– Все будет хорошо…

Они познакомились в госпитале. Глебов пришел навестить капитана Турина – того слегка зацепило осколком, когда под огнем выходил из окружения. Он быстро шел на поправку и уже владел поврежденной рукой, задумчиво перебирая гитарные струны печали:

Давайте не встречаться на войне,Ни под броней гореть, ни на броне,Ни под землей лежать, ни на земле,Давайте не встречаться на войне…

Слушателей было двое: десантник – здоровенный детина, едва умещавшийся на больничной койке, – и безусый солдатик, который на деле оказался молодой женщиной – миниатюрной, как куколка. Зеленый камуфляж придавал ей какой-то русалочий вид, а широкий армейский ремень делал талию особенно утонченной.

– Что за Дюймовочка? – поинтересовался Глебов, как только женщина вышла из палаты.

– Это же Верочка, медсестра, – десантник осторожно поворошил перебинтованными ручищами. – Она, считай, вторую жизнь мне подарила – из боя на себе вынесла.

– Да ладно заливать! – усомнился Глебов. – Тебя и танком не сдвинуть.

– Не веришь – спроси сам.

Верочка вернулась с горячим чайником.

– Мы и не таких с того света вытаскивали, – подтвердила она. – Лучше не встречаться на войне. Давайте пить чай.

Позднее Глебов, полюбив ее, понял: Верочка всегда говорила «мы», таким незатейливым способом сберегая память о муже – военном враче, погибшем в Афганистане. Он как бы постоянно был рядом с ней, исподволь помогая. Однажды она обмолвилась, что находится под защитой его всесильной любви, чему было самое верное свидетельство – их девятилетний сын. Время от времени родители Верочки привозили сына во Владикавказ – повидаться с матерью. На очередную встречу Верочка решила взять с собой Глебова, чтобы окончательно в нем увериться.

Удар пришелся по фюзеляжу – содрогнувшись, подбитый вертолет потянулся книзу, волоча по воздуху тонкое крыло дыма. Зацепившись за горный зубец, подскочил, кособоко перевалил через него и рухнул на склон, вспоров ревущими винтами твердый грунт.

В невообразимой круговерти Глебов сумел удержаться на ногах и резко рванул боковую дверь, как только почувствовал, что железо обрело неподвижность. Подхватив Верочку за ремень, ринулся в распахнувшееся пространство – подальше от вертолета. Через несколько мгновений раздался взрыв – огненный смерч опалил затылок. Пробежав какое-то расстояние, Глебов толкнул Верочку наземь и накрыл ее своим телом, защищая от пламени.

В ушах стоял непроходимый гул – скрежет рушащегося металла, истошные крики горящих людей. Глебов откинулся на спину – вертолет полыхал, как жаркая поминальная свеча. Зажатый в кабине летчик на глазах темнел и скукоживался, оседая куда-то вниз. Вывалившиеся из салона офицеры корчились от боли, беспорядочно махали руками, тщетно стараясь сбить необъятное пламя. Подрагивая обожженными мышцами, они постепенно затихали.

Верочка плакала…

– Ты слышал, как кричал раненый?

– Нет, я думал о нас.

– Он кричал: «Спасите, у меня двое детей!».

– Да, он думал о своих детях.

Жар от догорающего вертолета мало-помалу отступал. Прохладная тишина возвращалась в земное лоно, и становилось слышно, как между камнями журчит ручей.

– Пойдем, – Глебов встал и протянул руку Верочке. – Быть может, кому-то еще можно помочь.

Они направились к вертолету. Первую жертву обнаружили неподалеку. Как видно, санитарка силилась сорвать с себя вспыхнувший камуфляж – обнаженная грудь обгорела наполовину, другая сторона розовела нежным девичьим соском. Опаленное лицо казалось чудовищным: широко раскрытый рот, обтянутый испекшимися губами, ощерился зубами. Другие жертвы представляли не менее страшную картину.

– Ожоги, несовместимые с жизнью, – вздохнула Верочка. – Все погибли.

– А мы вот спаслись, – пробормотал Глебов. – И теперь должны думать, как выбраться отсюда.

Неожиданно он вынул из нагрудного кармана удостоверение и швырнул в огненное жерло. Тисненый двуглавый орел, взмахнув державными крыльями, моментально обратился в прах.

– Что ты делаешь?

– Скоро сюда прибудут боевики. Если эти корочки попадут к ним, они меня сразу чик-чик. Такой у них приказ номер один. Такое у нас нынче время, несовместимое с жизнью.

Они уселись под кустом, чудом уцелевшим на пепелище. Глебов попросил Верочкины документы, стал их тщательно просматривать:

– Договоримся так. Что бы ни случилось, мы друг друга раньше не знали. Познакомились только что. Ты – обычная медсестра. Они тебя не тронут. Им самим врачебная помощь нужна позарез.

– А ты?

– Обо мне не беспокойся – постараюсь им наплести что-нибудь. Подожди, это что? – он протянул картонную иконку, завернутую в целлофан.

– Небесный покровитель медиков – подарок мужа.

– Надо бы сжечь: некоторые боевики терпеть не могут крестов, иконок и прочего православного добра.

– Ну уж нет! – взмолилась Верочка. – Это теперь наша последняя надежда.

– Хорошо, – грустно улыбнулся Глебов и вернул бумаги. – У самого рука не поднимается бросить в огонь.

Верочка взяла образок, сунула под куст:

– Пусть послужит весточкой от нас.

– Пустое! Вряд ли его найдут среди этой неразберихи.

– Почему же? Если веришь – все возможно.

Светало. Гористые окрестности наполнялись утренними звуками – зашептала, заколыхалась трава, запели птицы воскресшего мира. В этом жизнерадостном многоголосии Глебов различил отдаленное механическое завывание. Вскоре на склоне, окутанном полумраком, показался грузовик – бледные фары освещали путь к месту крушения. Послышалась чужая речь.

– Вот и они.

– Не положено! – отрезал начальник поисковой группы.

– Товарищ полковник, Иван Васильич, – не сдавался Турин. – У меня земляк летел этим рейсом – вместе с невестой.

– Хочешь опознать их трупы?

– А может, они живы?

– Дай-то бог, капитан, хотя маловероятно. Марш в вертушку!

Вылетели в полдень. Долго блуждали над угрюмыми отрогами, снижались, рискуя попасть под обстрел. Наконец в одном из квадратов обнаружили останки летательного аппарата. Сделав повторный круг, приземлились около.

Вертолет выгорел основательно. В покореженной кабине маячил силуэт летчика, который, уменьшившись вдвое, казался жутким карликом. Кое-где из-под пепельных обломков торчали обугленные кости, оплавленные фрагменты воинского обмундирования. Рядом валялись тела – истерзанные огнем, в горелых лохмотьях.

Капитан осмотрел всех.

– Ну что, нашел земляка с невестой? – посочувствовал Иван Васильевич.

– Нет.

– Ладно, – полковник повернулся к солдатам. – Пакуйте «двухсотых» в мешки.

Турин отошел в сторону, закурил. Птица летела по небу. Дымка клубилась над ущельем. Шумел внизу поток вечности.

Докурив, капитан бросил окурок под куст. Уже собрался уходить, как вдруг заметил в траве небольшой предмет. Поднял – это была картонная иконка, завернутая в целлофан. Точно такую же он видел у Верочки, когда лежал в госпитале.

– Странно, – недоумевал Турин. – Как она здесь очутилась?

Остальных находка тоже удивила.

– Чудеса, да и только! – озадачился Иван Васильевич. – Ничуть не оплавилась. Нужно занести в протокол осмотра. Кстати, кто там изображен? Турин взглянул на образок: облаченный в красный хитон святой держал в руках раскрытый ларец и тонкую ложечку, увенчанную крестиком. Он как будто приготовлялся дать лечебное снадобье, исцелить от слепого недуга, спасти. Слева направо от золотистого нимба вилась надпись: «Святой Пантелеймон»…

Навуходоносор

«При Навуходоносоре, царе вавилонском, Бог явил многие чудеса, в том числе спасение трех отроков в раскаленной печи, таким способом давая понять, что есть всевышняя десница, которая управляет судьбами людей».