Алан Кларк - План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941–1945
В это же время Ставка начала осознавать военное значение этой массы людей, оставленных за фронтом немецкого наступления (самые скромные оценки говорят, что на оккупированных территориях оставалось не менее 250 тысяч вооруженных русских), и принимать разумные меры, чтобы их организовать и вдохновить. На парашютах забрасывали специально подготовленных «агитаторов», организовывали местные штабы, потребовали соблюдения дисциплины и стали обеспечивать рациями и взрывчаткой. Через несколько месяцев эти люди стали ощущать себя солдатами.
Реакция немцев была предсказуема. Террор должен быть усилен и должен стать повсеместным. Чтобы облегчить совесть солдат, Верховное командование приказало:
«В каждом случае активного сопротивления германским оккупационным властям, независимо от конкретных обстоятельств, следует считать, что оно исходит от коммунистов».
Поставив все на идеологическую основу, они получили возможность легче приказывать:
«За жизнь одного германского солдата следует приговаривать к смерти от пятидесяти до ста коммунистов, то есть русских. Способ приведения казни в исполнение должен еще больше усиливать устрашающее действие».
Было, в частности, приказано, чтобы расстрельная команда целилась на уровне талии или ниже. Эта практика приводила к тому, что большинство жертв хоронились заживо, в агонии от ран в живот.
Постепенно изменились мотивы, стоявшие за кампанией террора. Вначале уверенные в близкой победе немцы получали садистское наслаждение в репрессиях. Как приятно сочетать службу и спорт; купаться в славе крестоносца и наслаждаться тем странным физическим удовольствием, которое столь многие немцы получают, принося мучения другим. В долгие летние вечера обычно по малейшему поводу организовывали «охоту за людьми» – окружали деревню, поджигали ее и стреляли по жителям, как по дичи.
Но постепенно немцам стало ясно, что война так скоро не кончится; что их мало, а русских много, территория их огромна. Страх и чувство вины стали умерять торжество победителей, по мере того как действия партизан и мрачная ненависть гражданского населения с каждым днем становились все ощутимее. Русское подполье платило поработителям той же варварской монетой: ночью сходил с рельс санитарный поезд, и раненые немцы горели от брошенных бутылок с керосином; водопровод в казарме оказывался отравлен и т. д.
Таким образом, мы видим, что в двух отношениях – в шпионаже и контрразведке у себя в тылу – русские уже имели преимущество над своими врагами, причем ценность их все возрастала по мере продолжения войны. Но по чисто военной оценке в начале боев за Вязьму-Брянск должно казаться, что конец войны ожидается осенью 1941 года. К концу сентября группа армий Бока была готова к танковому наступлению в еще больших масштабах, чем даже в первые дни «Барбароссы». 48-й танковый корпус Кемпфа был переброшен из группы армий «Юг» и вместе с 9-м корпусом и двумя моторизованными дивизиями подчинен Гудериану. Сюда же была подтянута вся группа Гёпнера из группы армий «Север».
Против них находилась последняя из русских полноценных армий. Срочно и в суматохе объединенная в одно целое, она была трагически не готова к этому страшному испытанию.
На третий день наступления Гудериан отметил – «…достигнут полный прорыв».
Через сутки танки 4-й танковой дивизии ворвались в Орел, где еще было электричество и ходили трамваи. На запасных путях ждали отправки на Урал драгоценные станки. В центре города Гёпнер со своей группой, усиленной дивизиями СС «Рейх» и «Великая Германия», разрезал русский фронт надвое, прижав отрезанную массу Западного фронта Конева к верхнему течению Днепра, на пути наступающих армий Клюге и Штрауса. Еще дальше к северу Гот повернул свои танки на юг, на дорогу Вязьма – Гжатск, остановившись позади русской пехоты. В этих двух котлах были скованы более 500 тысяч русских солдат, обреченных на уничтожение. Это было самой краткой и, как должно быть, самой хирургической из всех ампутаций, произведенных над Красной армией тем летом. Теперь дорога на Москву стала широко открыта, и не было время обращать внимание на неблагоприятные метеопрогнозы или тревожно высокие цифры поломок боевых машин. Геббельс заявил в Берлине иностранным корреспондентам: «Уничтожение группы армий Тимошенко определенно привело войну к завершению».
Несомненно, в германской армии было очень мало тех, кто считал, что нужно остановиться до того, как будет захвачена русская столица. 7 октября пошел первый снег. Он быстро растаял. В этот день Гудериан послал в группу армий запрос относительно зимней одежды. Ему ответили, что он получит ее со временем (хотя он так ее и не получил) и чтобы он «не делал больше ненужных запросов подобного рода».
А разбитые остатки советского Западного фронта получили нового командующего. Его имя, которое прошло незамеченным у германской разведки, было Георгий Жуков.
Глава 9
БИТВА ЗА МОСКВУ
На второй неделе октября русские начали осознавать страшный масштаб своего поражения в боях под Вязьмой и Брянском и с ним близость полной гибели. 12 октября Гёпнер форсировал реку Угру, уже начавшую замерзать, и поставил новую мучительную дилемму перед русской Ставкой. Повернут ли немцы вправо, на Калугу, чтобы осуществить еще одно губительное окружение измотанных армий, находящихся против Гудериана? Или они поведут наступление прямо на Москву через Малоярославец? Или они повернут на север, соединясь с 3-й танковой армией Гота, чтобы разбить правый фланг московских армий и обнажить все северо-восточное прикрытие оборонительных сооружений столицы?
Непосредственно на пути Гёпнера находились три русские пехотные дивизии неполного состава. Они оставили свою артиллерию на западном берегу реки, танков у них вообще не было, а остатки кавалерии были по численности меньше бригады. Они принадлежали частям, разбитым в боях предшествующей недели, и были в своем большинстве изнурены и деморализованы. Примерно в 80 милях к северу еще одни небольшие силы под командованием генерал-лейтенанта Д.Д. Лелюшенко отходили от Гжатска, напрягая все силы, чтобы выдержать напор танков Гота.
Целостность всего русского фронта перед Москвой зависела от этих двух групп. У Ставки еще были силы в этом секторе, но они застряли на флангах – перед Гудерианом у Орла или на крайнем северном конце вокруг истока Волги. Но даже если бы удалось использовать и эти дивизии, все равно немцы имели сокрушительное численное преимущество, не говоря уж о материальной части. Во всем Западном фронте у русских осталось только 824 танка, половина которых едва ли была пригодна к действию. Было очень мало танков Т-34 и КБ, единственных, которые могли сражаться на равных с немецкими бронемашинами.
Как и в Ленинграде в сентябре, местный комитет партии работал по 24 часа в сутки, собирая и организуя «рабочие батальоны», но эффективность этой работы снова ограничивалась страшной нехваткой оснащения. Московский гарнизон выделил для этих новых частей 5 тысяч винтовок и 210 пулеметов, но после этого было запрещено брать вооружение у регулярных войск. Типичный батальон из 675 человек отправлялся на фронт, имея только 295 винтовок, 120 (захваченных) ручных гранат, 9 пулеметов, 145 револьверов и пистолетов и 2 тысячи «молотовских коктейлей» – бутылок с зажигательной смесью, которые нужно было бросить на моторное отделение танка, чтобы они сработали.
За этот критический отрезок времени на Западный фронт прибыла из Сибири только одна свежая подготовленная дивизия – 310-я моторизованная. Один свидетель описывает, как головные батальоны, сильные и здоровые, в своем стеганом обмундировании прибывали на железнодорожную станцию Цветково и, «проходя, приветственно махали руками и шапками своим товарищам, у которых едва хватало сил помахать им в ответ». И в самом деле, когда 14 октября Жуков принял личное командование ему, должно быть, казалось, что те две бочки, из которых матушка-Русь так долго привыкла черпать свои ресурсы для своей защиты – пространство и люди, – уже выскребывались до дна.
Еще несколько дней Жуков верил, что положение, хотя и крайне опасное, поддается контролю. Пока держались фланги у Калинина и Мценска, слабый центр был меньшим злом, потому что угрожающие клещи Гота и Гудериана оставались разъединенными, и только танки Гёпнера поддерживали прямое наступление 4-й и 9-й армий. Даже если бы Боку удалось покрыть все расстояние до столицы, еще оставалась вероятность, что срок его удержания города будет таким же недолговечным и непрочным, как и у Наполеона. Если бы русские дивизии на флангах могли удерживать свои позиции, то прорваться в Москву прямым путем для армии Бока значило бы «сунуться рылом в ловушку, которая захлопнется, как только начнутся метели».
По-видимому, это была главная мысль, которая занимала Жукова, об этом же думал и каждый красноармеец. Оставалось еще всего шесть недель до начала зимы, их последнего союзника, который мог выручить их в тяжкую минуту. Каждый прошедший день приближал время, когда ледяной ветер, крепчавший над просторами Урала, задует по всей Сибири, над степями, над Москвой, над полями сражений.
