Уильям Куликан - Персы и мидяне. Подданные империи Ахеменидов
В этих главах мы сосредоточились на художественных достижениях Ахеменидов и особом качестве их цивилизации по сравнению с их предшественниками-мидянами. Почти наверняка схема, данная на этом ограниченном пространстве, значительно пополнится, если сохранятся настоящие темпы открытий и раскопок в Иране и остальной части Среднего Востока. Это не только ярко озарит материальные аспекты ахеменидской культуры, но можно надеяться, что такие документы, как обнаруженные недавно в пещерах Вади-Далие в Иордании, прольют больше света на администрацию и политику в провинциях.
Глава 9
Пульс власти
По сравнению с более ранними империями Египта, Ассирии и Вавилонии Ахемениды добились выдающихся успехов. Основной причиной этого, безусловно, следует назвать абсолютно новое и творческое отношение к власти. Если ассирийцы кичились наложенным игом и радовались взысканной дани, то Кир видел себя освободителем, а Дарий и Ксеркс – божественно избранными для правления и установления нового порядка. Эта атмосфера в большей степени напоминала не Рим эпохи Августа, а Священную Римскую империю. С практической стороны основной причиной успеха были экономические возможности, поощрявшиеся новым порядком, часто вызывавшие добровольное подчинение персидскому правлению. Персы господствовали на завоеванных землях, но не эксплуатировали их, не мешая действовать естественным элементам экономики в привычном порядке. Так, Финикия и Киликия продолжали заниматься своими ремеслами и торговлей, а многочисленные деловые документы из Месопотамии показывают, что храмы, банки и торговые центры функционировали, как во времена Шумера. Получив защиту, перевозки по морю и суше повсюду возросли, а широко распространившаяся монетная система облегчила торговлю. Более существенным нововведением стала стандартизация Дарием стоимости драгоценных металлов в терминах степени чистоты. Хотя использование персидских золотых дариков широко не распространилось и по персидскому стандарту сикля в империи было выпущено небольшое число монет, но «царская мера» признавалась везде (рис. 51).
Рис. 51. а – лидийская монета из сокровищницы Персеноля; б – золотой дарик царя Дарня; в – монета Тиссаферна, Малая Азия.
Провинции в стороне от торговых центров процветали. Очевидно, сатрапы удерживали значительные части царских земель для собственного использования, обеспечивая рабочую силу и капитал для их развития. К сельскому хозяйству сами персы относились очень серьезно: их религиозные верования не допускали разорения земель. Вот что говорил Арсит, сатрап Даскилея: «Я не буду стоять и безучастно смотреть, как горит хозяйство из числа тех, что вверил мне царь». В общем, персидская знать чувствовала себя глубоко ответственной не только за физическую защиту своих провинций, но также и за поддержание закона и порядка. Сатрап был не диктатором в своей области, а чиновником на государственной службе, имеющей ступени и департаменты, через которые он должен был действовать.
Именно Дарий установил принцип господства права. Его надписи наводят на мысль, что более всего он считал себя законодателем. Свод законов, который он обнародовал, был не нов. Он представлял собой кодификацию Вавилонского прецедентного права или правовых решений, которые называли датом – словом, использовавшимся для обозначения божественного порядка в Авесте. Не сохранилось ни одного фрагмента законов Дария, и степень их введения в действие в различных странах нам неизвестна, но «законы мидян и персов» вошли в поговорку во всех подчиненных странах для обозначения судебной неподкупности и суровости. Существовали специальные суды с постоянными судьями, и эффективность судебной власти поддерживалась аздакарой, или «службой гласности», системой царской почты и уходом за состоянием дорог, таких, как обнаруженная недавно знаменитая магистраль из Сард в Сузы. Царские надписи не оставляют сомнения в благородном и религиозном отношении к власти монархов-Ахеменидов. Терпимость к религиям других стран была одной из наиболее просвещенных черт pax persica[12] и документально подтверждается такими событиями, как восстановление Киром вавилонских святилищ и храма Яхве в Иерусалиме, поклонение Камбиса быку Апису в Мемфисе.
Это нельзя объяснить никаким документированным универсализмом и синкретизмом Ахеменидов. В большей степени подобная терпимость порождена смесью природного генотеизма[13] с осторожностью. Нигде не найдено свидетельств, что они считали Ахурамазду и Яхве проявлениями одного и того же «Бога небесного». И Дарий, и Ксеркс, объявляя свое теократическое правление под властью Ахурамазды, осторожно добавляли: «и других существующих богов». Так же и Кир, благодаря вавилонские божества за свои победы, охотно признает их могущество, хотя и находящееся под опекой всесильного Ахурамазды, мудрого бога, «величайшего из богов».
О взаимоотношениях Ахеменидов (особенно Дария I) и пророка Зороастра, жившего, как теперь широко признано, вскоре после 600 г. до н. э., шли бурные споры, и в результате появились противоположные заключения. Своим маздаизмом, дуализмом и терминологией надписи Дария и Ксеркса напоминают об Авесте, основном произведении древнепер-сидской литературы, сохраненной парси в Индии. Среди молитвенников, гимнов и мифологического материала, составляющих Авесту, древнейшим является набор гимнов, называемых гатами, которые не только содержат объемную биографическую информацию о Зороастре, но и написаны языком, по-видимому представляющим собой архаический диалект Бактрии или Хорезмии, где жил этот пророк. Из-за сходства, существующего между эпитафией Дария и гатами, некоторые ученые считают, что он в действительности цитировал Авесту, а воссозданная по Авесте биография позволила Херцфельду и Олмстеду отождествить царя Гуштаспа, бывшего первым покровителем Зороастра, с Гистаспом, сатрапом Парфии-Гиркании и отцом Дария. Это означало бы, что в детстве Дарий находился под влиянием Зороастра. Ни один из этих аргументов теперь не следует принимать в расчет. Архаичный язык в гатах, как было показано, не идентичен древнеперсидскому языку ахеменидских надписей, даже если они и выражают похожие настроения. Во-вторых, отождествление Гуштаспа с ахеменидским Гистаспом вызывает самые серьезные сомнения, поскольку потомки Гуштаспа из Авесты неизвестны в истории Ахеменидов. Хутаоса, жена Гуштаспа и первая новообращенная Зороастром, не может быть Атоссой, или женой Дария Великого. Ни один Ахеменид в Авесте не упомянут. Тем не менее очевидно, что Зороастр и Дарий были продуктами одного и того же интеллектуального климата, хотя, безусловно, разного социального окружения.
Струве и другие ученые утверждают, что Ахемениды и зороастрийцы игнорировали друг друга и все ссылки на западноиранских монархов были удалены из Авесты. Конечно, роль посредника между Богом и человеком, которую играл Зороастр, и его притязания на особую избранность Ахурамаздой, явно были узурпированы и Дарием, и Ксерксом. В персепольской надписи Ксеркс идет еще дальше и утверждает, что именно он изгнал из Западного Ирана культ дэвов, древних иранских богов неба и бури, приниженных Зороастром, и разрушил их храмы. В этой «дэвовской» надписи Ксеркс принимает на себя роль Саошьянта, или «спасителя», – ту самую функцию, предназначавшуюся Зороастру в поздней Авесте, и «избавителя», пришествия которого ожидали зороастриицы. Если по этой причине последние не могли принять Ахеменидов, то кажется странным, что в Авесте им не выражено порицание, и еще более удивительно, что Зороастр остался неизвестен классическим комментаторам истории Ахеменидов, а именно Геродоту, Ксенофонту и Страбону. Возможно, нам следует сделать вывод об осуществлении ахеменидскими царями для западных арийцев той же функции, которую выполнял Зороастр на востоке страны; и те, и он действовали в абсолютно разных социальных слоях и не конфликтовали между собой. Все они следовали дуалистическому образцу; в Авесте Ангра-Манью (Ахриман, злой дух) противостоит Ахурамазде (позднее Ормузду), в то время как для Дария противоположными принципами были арта, божественный порядок, и друдж, или ложь.
В какой степени эта схожесть в терминологии может быть результатом общего религиозного климата? Возможно, ахеменидская религия и зороастризм лучше всего объясняются параллельным развитием из общего источника, при котором первой недостает строгого монотеизма зороастрийцев и утонченной литургической практики. Нам следует, наверное, разделять поклонение Ахурамазде, наблюдавшееся на индийской территории в VIII в. до н. э., и особый этический универсальный маздаизм, проповедовавшийся Зороастром, понимание которого затруднено из-за покрова народной религии, наброшенного на него в Авесте. Такое представление подвергает сомнению загадочную роль магов, оказавших своей жреческой деятельностью сильнейшее влияние на Западный Иран и Восточную Анатолию, районы, находившиеся в контакте с древней страной Урарту-Парсуа.
