Нуэль Эммонс - Чарльз Мэнсон: подлинная история жизни, рассказанная им самим
Устав от беготни по пляжу, вполне естественно было пойти в микроавтобус, чтобы обсохнуть и передохнуть. Когда мы оказались в машине, отношения отец — дочь уступили место отношениям юноши и девушки, молодых любовников, познающих первый сексуальный опыт. Вы можете возмущаться, слыша такое заявление из моих уст, но в тот момент важность происходящего затмила нашу разницу в возрасте. Я был так же молод, как Рут Энн, и это событие имело большее значение для меня.
Я не давал ей ни травы, ни таблеток. Я не принуждал и не требовал. Когда мы вдвоем оказались в фургоне, я просто обнял ее и тронул ее губы легким поцелуем. Она ответила мне с не меньшей страстью. Объятия и поцелуи захватили нас с равной силой. Я обращался с Рут Энн, как с нежнейшим цветком на планете. Я выражал свою любовь и желание со всей искренностью, на какую только был способен. Она не отбивалась от моих поцелуев, не отталкивала мою руку от своей груди и не противилась, когда моя рука скользнула ей в трусики. Ее реакция недвусмысленно показывала, что она хочет меня так же сильно, как я ее. Когда я стал стягивать с нее трусики, она сделала крошечную попытку вырваться со словами «но мой папа…» Не дав ей продолжить, я зашептал: «Забудь своего папу. Я твой папа. Разве это может быть плохо, если тебе так хорошо?» Она позволила мне снять с нее трусики и раздеть до конца и лежала, наблюдая, как раздеваюсь я. Мы вернулись к приятным пылким поцелуям. Мои руки тем временем исследовали ее тело.
Не знаю, о чем думала в тот момент Рут Энн, но я чувствовал себя так, словно мне шестнадцать лет, а она — моя первая девушка. Она была невинна, но в те мгновения и я был девственником, который занимался любовью впервые. Мы продолжали ласкать друг друга до тех пор, пока не испытали величайшее в жизни наслаждение.
Никакой грязи и насилия — все было просто, непорочно и прекрасно. Мне было тридцать два. Я был женат, у меня было полно подружек, и я со счета сбился — так много раз спал с девушками. Но эти полчаса, пока я занимался любовью с четырнадцатилетней девочкой, сделали окружающий мир, который я ненавидел с раннего детства, немного приятней. Кто-то мог подумать, что мне должно быть стыдно, но мне не было стыдно ни тогда, ни сейчас. Ну уж нет! В шестидесятых вы прислали ко мне всех этих детей, которые вместе со мной прошли через ад, но Рут Энн — единственная, кого я забрал у вас.
Пока мы были в Мендосино, родители Рут Энн заявили в полицию, что их дочь сбежала. Полиция нашла нас и забрала девочку. В попытке убедить ее родителей в том, что их дочь никуда сама не сбегала, я пошел в камеру за сопротивление при аресте. Дин с женой приехали забрать дочь, а я оказался в списке тех, кому лучше «у них больше не показываться». Но если парень чего-то по-настоящему захочет, его ничто не остановит. Когда на горизонте замаячил переезд в Лос-Анджелес, я подумал, что готов сунуть голову в пасть льву, лишь бы попытаться украсть юное создание. Вдобавок мне хотелось продемонстрировать Дину, чем обернулось его пианино.
В Сан-Хосе нас не ждал теплый прием. Зато вскоре его преподобие разглядел автобус, полный молодняка, которого можно было приобщить к Священному Писанию. При виде такого обилия паствы Дина просто понесло. Пэт, Мэри, Лин и Сьюзан хорошо ориентировались в Библии, так что слушатели достались Дину подготовленные. Но у девушек было свое понимание библейских идей, и в итоге голова Дина пошла кругом. Они возражали всему, что бы он ни сказал, и бедняга не мог позволить себе сделать малейшую ошибку, цитируя Писание. В противном случае одна из девушек сразу бы уличила его в этом. Но Дин наслаждался таким соперничеством. Пока он пытался обратить в истинную веру народ из автобуса, я шепотом сообщил о наших планах Рут Энн, воспользовавшись тем, что ее отец отвлекся от своих близких.
Больше всего я хотел бы ей сказать: собирай вещи и поехали с нами. Именно этого ей хотелось самой. Но ей было всего лишь четырнадцать, и у нее уже был испытательный срок за побег из дома. Забрать ее с собой значило навлечь на себя неприятности с полицией. Поэтому я сказал девочке, что мы едем в Южную Калифорнию и не сможем видеться с ней какое-то время. Она расплакалась и сказала, что хочет уехать с нами прямо сейчас. Я объяснил ей, что, пока она не станет старше или у нее дома что-нибудь не изменится, она не может быть с нами, иначе меня и всех остальных ждут большие проблемы.
Лин тоже утешала Рут Энн: «Ты еще так молода, что все, сказанное родителями, для тебя закон, но если ты выйдешь замуж, родители уже не смогут говорить тебе, что делать. Ты сможешь принимать решения сама», — сказала она девочке.
Через несколько недель после нашего отъезда Рут Энн вышла замуж за какого-то водителя автобуса и стала самостоятельной. Вскоре после свадьбы она оставила мужа и нашла нас в Лос-Анджелесе.
Хотя мы уехали из Сан-Хосе и без дочки его преподобия, Дин Мурхаус вновь возник на нашем пути, причем тогда, когда его никто не ждал. Как он нас отыскал, ума не приложу, но, думаю, черный школьный автобус, набитый девочками, — это все-таки не иголка в стоге сена.
Мы остановились в притоне у одного моего приятеля. Я закинулся кислотой и получал свое удовольствие. Откуда ни возьмись, появляется Дин в сопровождении еще одного мужика, который нацеливает мне в лоб что-то больше похожее на настоящую пушку, чем на обычный пистолет. Приятель Дина держал меня на прицеле, пока побагровевший от ярости проповедник обзывал меня мерзким ублюдком, насилующим детей. Похоже, после нашего отъезда Рут Энн не смогла сдержать слез. На вопрос отца, отчего она плачет, дочка ответила: «Папочка, я люблю Чарли. Мы занимались любовью, и я хочу быть с ним». Дин не обратил внимания на это «мы занимались любовью» и пришел разделаться со мной, будто я избил девочку и изнасиловал ее.
В его угрозах сквозило все что угодно, только не религиозные мотивы. Дин хотел на ком-нибудь отыграться. Если бы я знал о его появлении, пожалуй, я бы где-нибудь спрятался. Во всяком случае, меньше всего я хотел спорить под дулом пистолета. Самым спокойным своим голосом я попросил одну из девушек принести Дину и его другу чего-нибудь безалкогольного, выслушивая, как он поносит меня на чем свет стоит. Он угрожал вызвать полицию, сделать мне кастрацию и превратить мою задницу в котлету. Наконец, он стал утихать. Дождавшись, когда его голос стал почти обычным, я сказал: «Слушай, Дин, это ведь только между нами. Почему бы тебе не сказать своему приятелю, чтоб он опустил пистолет, и нормально со мной поговорить, чтобы мы с тобой уладили дело?» Дин кивнул головой в знак согласия, после чего его приятель убрал пушку и ушел. Я дал проповеднику таблетку с кислотой, сказав, что это поможет ему успокоиться. Он помедлил, посмотрел на таблетку бессмысленным взглядом и проглотил ее, запив глотком кока-колы. Потом он взялся за старое и стал описывать, что со мной будет в аду. Когда кислота начала действовать, заговорил уже я. «Слушай, ваше преподобие. Ничего грязного я с твоей крошкой не сотворил. Я сделал лишь то, о чем ты думаешь каждый раз при взгляде на хорошенькую девушку. Ты у нас проповедник, тебе должно быть известно, что вожделение — это такой же грех, как и совокупление. Эй, я сделал всего-навсего то, чего хотелось бы тебе. И ты не можешь обвинять в этом меня или девочку. Если бы ты уделял побольше внимания своей семье и поступал так, как ты проповедуешь, девочка не стала бы искать способ сбежать из дома. Старик, разве ты не видишь, что со всеми твоими религиозными убеждениями ты не даешь своей дочери возможности жить собственной жизнью. В наше время дети быстро взрослеют. Им нужна свобода действия. Свобода, не ограниченная родителями, запертыми во вчерашнем дне…»
К этому моменту кислота отправила Дина в доселе невиданный мир. Я не знал, как он отреагирует, но почувствовал, что спасся от насилия. Не желая испытывать удачу, я предложил ему сесть в машину приятеля и отправиться домой. Он ушел без всяких споров. И хотя недели спустя он нашел меня вновь, на этот раз не потому, что хотел отомстить за дочь: он искал кислоты, чтобы снова перенестись в мир, против которого он всю жизнь проповедовал.
За несколько недель до того, как мы решили отправиться на юг, во Фриско, мне повстречалась одна дамочка. Больная триппером тетка, в свои сорок пять лет она экспериментировала со всем подряд. На момент нашей встречи она всерьез увлеклась поклонением дьяволу и прочими сатанинскими штуками. Я не особо бывал там, куда она меня приглашала, но мы с ней частенько обсуждали плюсы и минусы различных верований. В результате она пригласила меня к себе на Топанга-Каньон, случись я там. И вот я был в Лос-Анджелесе, ожидая каких-нибудь подвижек с записью музыки. Нам нужно было где-нибудь оставить автобус на время, так что мы отправились искать дом этой женщины. Проехав бульвар Топанга-Каньон, мы оказались у двухэтажного дома с необычной винтовой лестницей, который одна из девушек тут же окрестила «Спиральной лестницей».
