Анджела Стент - Почему Америка и Россия не слышат друг друга? Взгляд Вашингтона на новейшую историю российско-американских отношений
Почему администрация Буша не сумела убедить Россию поддержать операцию «Иракская свобода»? В своих мемуарах Джордж Буш дает весьма прямолинейный ответ: «Владимир Путин не считал Саддама угрозой. И мне представляется, что отчасти причина в том, что Путин не желал рисковать прибыльными российскими нефтяными контрактами»{266}. Кондолиза Райс тоже считала, что протесты российской стороны объясняются простыми мотивами и что они непосредственно связаны с экономическими интересами{267}. Высказывал же Путин одному из высокопоставленных государственных деятелей США свои опасения, что если начнется война, цены на нефть могут обвалиться{268}. Истинное объяснение куда сложнее и включает еще целый ряд существенных аспектов, в том числе возмущение России, что Вашингтон не слишком с ней советуется и пренебрежительно относится к ООН. Войну в Персидском заливе Россия поддержала лишь после того, как Евгений Примаков по поручению Горбачева трижды побывал в Багдаде, но так и не смог убедить Хусейна уйти из оккупированного Кувейта. До начала войны в Заливе и в период боевых действий администрация Буша-старшего проводила интенсивные консультации с Горбачевым, Шеварднадзе и другими советскими руководителями. По свидетельству Ричарда Хааса, который занимал должность в Совете национальной безопасности в администрации Буша-старшего и директора Бюро политического планирования в Госдепартаменте при Буше-младшем, Буш-старший «понимал, что к Советскому Союзу следует проявлять уважение». В отличие от старшего Буша, считает Хаас, администрация Буша-младшего далеко не так внимательно подходила к общению с Россией по поводу Ирака{269}.
Ряд обозревателей высказывали мнение, что за нежеланием России принудить Хусейна к выполнению обязательств по разоружению стояли гораздо более низменные мотивы. У администрации Буша имелись подозрения, что в течение некоторого времени российские фирмы поставляли иракским вооруженным силам генераторы помех для работы систем глобального позиционирования, противотанковые ракеты и приборы ночного видения и что впоследствии все эти средства использовались в боях с международными коалиционными силами{270}. Эти подозрения вызывали серьезную тревогу и у предыдущей администрации. В 1990-х годах всевозможные легальные и полулегальные коммерческие и научно-исследовательские структуры с ведома или без ведома государства вели сомнительные, а то и просто незаконные дела с государствами-«изгоями», в том числе продавали технологии военного назначения и оборудование таким государствам, как Ирак и Иран. Учитывая полный развал российского государственного аппарата в 1990-е годы, некоторые люди и организации вполне могли участвовать в таких сделках без ведома руководства страны. Хотя непрозрачность тогдашней системы рождала подозрения относительно того, кто на самом деле контролировал эти сделки и не закрывало ли высшее руководство страны глаза на деятельность этих организаций. Циркулировали слухи, что колоритный лидер ЛДПР Владимир Жириновский и его коллеги в течение нескольких лет консультировали органы безопасности Ирака. Когда же началась война, выяснилось, что среди советников Хусейна есть и бывшие советские чиновники, которые могли работать в Ираке на вольных хлебах. Путин опровергал эти подозрения и действительно прямо перед войной завернул делегацию российских бизнесменов и политиков, направлявшуюся в Багдад, – к вящему их недовольству{271}.
Накануне войны в Ираке перед Путиным встал тяжелый выбор. Теоретически у него было три возможности: поддержать США, поддержать Францию и Германию или последовать примеру Китая и ни во что не вмешиваться. Учитывая, что и Соединенные Штаты, и Германия с Францией старались склонить Россию на свою сторону, в этот период Россия имела больше всего рычагов воздействия на политических партнеров. Учитывая, что Россия вела войну в Чечне, а также мировоззрение Москвы, сам принцип применения военной силы для устранения угрозы сомнению не подвергался. Однако свободу действий Путина ограничивал ряд факторов внутреннего порядка, и в особенности его беспокоило, что одобрение Россией войны в Ираке может вызвать отрицательный отклик в российских регионах, населенных мусульманами. Более того, в среде российской элиты господствовало мнение, что Россия так ничего и не получила за поддержку США и их боевых действий после 11 сентября. В январе 2003 года 52 % россиян осудили возможную американо-британскую военную операцию в Ираке, а поддержали ее всего каких-то 3%{272}. За исключением горстки либералов, таких как лидер партии «Яблоко» Григорий Явлинский и нефтяной миллиардер Михаил Ходорковский, активно призывавших Путина поддержать США, мало кто в Москве считал допустимой военную операцию против Хусейна. Путин не желал мириться с единоличными действиями США, а также с перспективой свержения давнего клиента и партнера России. Америка снова была близка к тому, чтобы выставить напоказ все бессилие Организации Объединенных Наций и умалить роль России на международной арене.
Советники Путина – и особенно Евгений Примаков – хорошо понимали, что война в Ираке будет затяжной и кровопролитной. «Меня упорно называли “другом Саддама Хуссейна”, – писал Примаков, – в особенности после трех моих поездок в Багдад в 1991 году»{273}. Когда США все глубже увязали в затяжной войне в Ираке, Примаков заметил однажды, что, к несчастью, никто из американских чиновников не поинтересовался у эксперта вроде него, каким может быть исход войны, – а ведь этот эксперт сразу бы сказал, что конфликт будет чрезвычайно тяжелым. (Вообще говоря, очень сомнительно, чтобы кто-то в администрации Буша действительно обратился бы за советом к Примакову – в Вашингтоне он не пользуется особой популярностью.)
Характер действий Путина в преддверии войны в Ираке указывает, что он опасался слишком резко порывать с США, но что настойчивые «ухаживания» со стороны Шрёдера и Ширака во многом способствовали тому, что Путин утвердился в решении выступить против войны. Он надеялся, что, приняв сторону Франции и Германии, Россия получит конкретные блага, в том числе более тесные связи с Евросоюзом, облегчение визового режима и помощь в модернизации российской экономики. Кто знает, может, если бы администрация Буша обхаживала Россию так же энергично, как немцы и французы, ей удалось бы заручиться согласием Кремля на военную кампанию, но в принципе это маловероятно. Если принять во внимание экономические интересы России в Ираке, ее роль главного среди ведущих мировых держав переговорщика с Ираком, важность, которую Россия придавала ООН как средству реализации своих великодержавных амбиций, интуитивную антипатию к политической системе наподобие американской, где сменяемость власти является гарантией от авторитаризма, а также сомнения в исходе военной кампании, Россия очень мало выиграла бы, если бы проголосовала в пользу США за военные действия.
За подобными политическими расчетами крылись и застарелые обиды России на неуважение со стороны Америки – они начались еще во времена Ельцина, но разгорелись с новой силой в преддверии войны в Ираке. «Что же это мы за союзники такие? – раздраженно вопрошал Александр Волошин через два месяца после падения Саддама. – Россия сделала столько шагов навстречу США. Мы закрыли радиоэлектронный центр на Кубе, мы предложили обмен разведданными и обеспечили связь с Северным альянсом, чтобы ускорить их победу в Афганистане. И что получили взамен? США постарались выкинуть Россию вон из Афганистана и убрать из власти членов правительства Карзая, которые поддерживали нас. США выступали против интересов России в СНГ и науськивали «Радио Свобода» вещать на украинском языке. Все это на самом деле имеет целью ослабить позиции России. И поправку Джексона – Вэника так и не отменили, хотя с распада СССР прошло уже 12 лет. Это политический сигнал, что никакие мы не добрые партнеры. При встречах мы расточаем друг другу любезности, однако никаких реальных ощутимых шагов в нашу сторону не делается»{274}.
Если поначалу Путин полагал, что присоединение к «оси оппозиции» укрепит партнерство трех стран, то вскоре убедился, что эта коалиция не сулит никаких внятных благ и что овчинка выделки не стоила. Попытки играть на расколе и разногласиях Запада, сталкивая лбами США и Европу, принесли довольно тощие плоды. Спустя несколько недель после начала войны трое лидеров встретились в Санкт-Петербурге, чтобы еще раз подтвердить, что в послевоенном устройстве Ирака ведущую роль должна играть ООН. Путин подчеркнул, насколько важно уважать международное право, и подверг критике Соединенные Штаты, так и не сумевшие отыскать в Ираке какие бы то ни было следы наличия ОМП. Путин согласился с мыслью, что без Саддама Хусейна мир станет лучше, но при этом осудил войну: «Мы всегда утверждали, что режим Саддама Хусейна не отвечает принципам демократии и прав человека, – но ведь подобные проблемы не решаются военными средствами»{275}. Колин Пауэлл забраковал предложение «тройки» относительно судьбы Ирака в послеконфликтный период и подчеркнул, что решающую роль в этом сыграют США и их союзники по коалиции, а вовсе не ООН. Позже лидеры России, Франции и Германии провели встречи на заседании Генеральной Ассамблеи ООН в сентябре, чтобы обсудить новую резолюцию ООН по Ираку, а также другие вопросы, и подчеркнули, что их партнерство имеет более широкую основу, нежели только осуждение войны в Ираке{276}. На следующий год они встретились в Сочи, но к тому времени Ирак уже не был главной темой повестки дня, круг обсуждаемых вопросов расширился, и трое лидеров переключились на другие проблемы{277}. Немецко-французско-российская Антанта рассеялась как дым, и отчасти причиной этого стало нежелание Путина, хотя и выступавшего против войны в Ираке, целиком и полностью разрушить американо-российское партнерство, которое он сам же отстаивал в 2001 году.
