Майкл Карвер - Битва под Эль-Аламейном. Поражение танковой армии Роммеля в Северной Африке
Хью указал рукой на вспышку следующего выстрела противотанкового орудия, и почти в тот же самый момент что-то, похожее на пущенный с невероятной силой мяч, ударилось о землю возле танка и отскочило в воздух пылающей спиралью. Он прокричал: «Уничтожь эту проклятую пушку, пока она не попала в «скорпион» и не устроила иллюминацию на весь проход!» – «Хорошо, Хью», – ответил я.
Уверенность вернулась ко мне, я знал, что могу сейчас сделать что-то полезное. Вспрыгнув на подножку машины рядом с Хэлси, водителем, я приказал ему отъехать влево, на сотню ярдов от подбитого «скорпиона». Хью, умерив свою безапелляционность, пробормотал, что пулемет лучше протащить на руках, так как вокруг полно мин. Но я, приняв в расчет сильный орудийный огонь, махнул Хью рукой, дав ему понять, что мне ясна двусмысленность нашего положения. Мы поехали вперед, не видя перед собой ничего, кроме луны и вспышек неприятельских выстрелов, которые ободряли меня, так как давали возможность расквитаться за пережитое унижение.
Потом я почувствовал сильное сотрясение, и одновременно мне показалось, что я укусил плотную пыль. Меня так тряхнуло, что на какое-то время я потерял способность дышать. В этот момент я осознал, что мы наскочили на мину...»
К этому времени силы разминирования сильно уменьшились из-за потерь; их полковник Корбетт Уайндер доложил Робертсу, что у него остались люди только на разминирование двух проходов в поле «Февраль». На такое решение было дано согласие, и час игрек начала наступления на поле «Февраль» был назначен на половину шестого. На правом фланге минерам не удалось дойти до поля; на левом фланге задача была выполнена, но по ее завершении саперы попали под сильный неприятельский огонь. Когда занялся рассвет и стала ясна невозможность проделать проходы в минных полях днем, саперы были отведены в тыл. Один «скорпион» был подбит и брошен на минном поле на виду у противника.
Когда наступил день, выяснилось, что силы бригады скопились по обе стороны минного поля «Январь». Это была очень неудобная и опасная позиция, так как войска находились на виду у противника и под прицелом его орудий. Это касалось бригады «Свободной Франции», которая была отведена с позиций, занятых ею к западу от Химеймата. Их атака была выполнена группой «А», составленной из 1-го и 2-го батальонов Иностранного легиона под командованием полковника Амилаквари. После долгого и трудного марша по сыпучим пескам два батальона вышли на линию развертывания в боевой порядок на неприятельском минном поле к юго-западу от Химеймата в половине второго. Атака, которая началась часом позже в направлении северо-востока, была поддержана их собственной артиллерией и постановкой дымовой завесы, выполненной Королевскими военно-воздушными силами. Первый батальон на правом фланге встретил сильное сопротивление противника. Незадолго до рассвета Амилаквари приказал перейти в атаку 2-му батальону на левом фланге, и через полчаса они вышли к северному рубежу укрепления. К этому времени уже стало светло и не удалось подтянуть к батальонам противотанковую артиллерию. В половине восьмого батальоны были атакованы захваченными немецкой группой «Киль» танками «стюарт», которые сумели уйти от «крусейдеров» бригады «Свободной Франции». 2-й батальон был вынужден отойти; при этом обнажился тыл 1-го батальона, которому пришлось тоже отступить. Кениг дал Амилаквари разрешение отойти на 3 мили к юго-востоку. Но пешее отступление при дневном свете по голым склонам привело к большим людским потерям. Сам Амилаквари был убит, кроме того, батальоны потеряли весь свой автомобильный транспорт. Смерть воодушевлявшего солдат и любимого ими командира нанесла непоправимый удар по боевому духу Иностранного легиона, что поставило под удар всю операцию.
Без четверти восемь Хоррокс доложил де Гингану, что хочет обсудить с Хардингом: стоит ли проделывать дыру в «Феврале»? Если нет, то генерал предлагал «просочиться» между «Январем» и «Февралем».
Глава 8
ЗАМЕШАТЕЛЬСТВО
24-25 октября
Долгое время Штумме и его начальник штаба Вестфаль знали только одно: артиллерийский обстрел неслыханной со времен Первой мировой войны интенсивности, начатый почти по всей длине линии фронта, уничтожил всю сеть армейской связи, в результате чего никто в штабе не знал, что происходит в войсках. Штумме, беспокоясь за положение с боеприпасами, не разрешил проведение ответных действий. В штабе утверждали (это мнение поддержал Роммель), что большая ошибка – не обстрелять британцев на их пунктах сосредоточения. Когда немецкая артиллерия с большой задержкой открыла огонь, его эффект был снижен из-за того, что британцы сумели укрепиться на захваченных у немцев рубежах обороны. Но такая точка зрения далека от истины. Бездействие немецкой артиллерии на первых этапах сражения можно объяснить чем угодно, в том числе успешным огнем британских орудий. Силы стран Оси были отведены назад, и скопления пехоты, представлявшие собой уязвимую мишень, оказались вне зоны досягаемости огня немецких батарей. Мало доказательств того, что немецкие и итальянские пушки намеренно не вели огонь на разных этапах операции или что британская пехота извлекла большую выгоду из захвата старых немецких позиций. Роммель признал, что огонь артиллерии 8-й армии был «исключительно точным» и нанес немцам «огромные потери», что британские орудия уничтожили большую часть тяжелого вооружения пехоты. Артиллерийский огонь был так силен, что 62-й пехотный полк итальянской дивизии «Тренто» был вынужден в спешке оставить свои позиции и устремился в тыл (вероятно, на фронте австралийской дивизии), что говорит о слабости обороны на этом участке. В штабе немецкой танковой армии сложилось впечатление, что британцы снова и снова гнали вперед танки и уничтожили остатки 62-го пехотного полка и по меньшей мере два батальона 164-й немецкой дивизии. На севере британским войскам удалось взломать оборону противника на фронте шириной 6 миль, но они были остановлены плотным артиллерийским огнем. На юге атаку пехоты поддержали 100 танков, которые преодолели передовые рубежи, но были остановлены перед главной линией обороны.
Учитывая неопределенность обстановки, Штумме решил лично разобраться, что происходит. Командующий отказался от охраны и рации под тем предлогом, что хочет поехать в 90-ю дивизию. Он отправился на передовую в сопровождении только полковника Бюхтинга и водителя капрала Вольфа. В действительности Штумме поехал на фронт, и его машина была обстреляна, скорее всего, австралийцами. Бюхтинг получил смертельное ранение в голову, и Вольф, не теряя времени и не снижая скорости, развернул машину. Штумме, когда начался обстрел, открыл дверцу, чтобы выпрыгнуть, но в этот момент у него случился сердечный приступ, и он вывалился из машины. Все знали, что он страдает повышенным артериальным давлением и находится не в лучшей форме. Затормозив, Вольф не сразу понял, что произошло. Тело генерала было найдено только через сутки. Этот инцидент отрицательно сказался на действиях немецкой танковой армии в критический момент сражения.
Картина была немного яснее в штабе Монтгомери, но и здесь мало что знали о точном положении дел на решающем участке, где Бриггс и Гейтхауз должны были проломить оборону противника; но общее настроение было оптимистичным. Было очевидно, что ни Ламсдену на севере, ни Хардингу на юге не удалось прорвать оборону противника, причем на севере это произошло оттого, что не были расчищены проходы в минных полях, по которым могла бы пройти тяжелая техника. В четверть десятого, за час до приезда Александера в его штаб, Монтгомери приказал Лису сделать все для расчистки «северного коридора». Фрейбергу предстояло развить свой успех на юг, а Уимберли – занять освободившийся сектор на хребте, но это не могло быть сделано до второй половины дня. Моршид, вместо того чтобы развивать продвижение на север, должен был подготовиться к операции по ночному «перемалыванию» противника.
Вскоре после семи часов утра Фрейберг доложил Лису, что, по его мнению, настал момент «для наибольших усилий с целью прорыва 10-й бронетанковой дивизией обороны противника». Он полагал, что обстановка благоприятствует тому, чтобы Кастенс и Кенчингтон усилили потрепанную бригаду Карри и, согласно плану, взломали оборону немцев. Три четверти часа спустя он снова позвонил Лису и попросил его потребовать от Ламсдена, чтобы он поторопил Гейтхауза с наступлением. Это было сделано, и Ламсден ответил, что промедление вызвано тем, что большая часть транспорта новозеландской дивизии скопилась в единственном коридоре ее сектора. Надо было приложить все усилия, чтобы двинуть дивизию вперед. Так как в последующие два часа никаких действий не последовало, начальник штаба новозеландской дивизии доложил командованию 30-го корпуса, что Карри получил приказ немедленно выступить. Так как противник по численности намного превосходит Карри, то Гейтхауз должен получить приказ поддержать бригаду Карри. В 10-м корпусе ответили, что дивизия не в состоянии выполнить такой приказ и что Ламсден считает, что такой вопрос не должен даже ставиться. Из 30-го корпуса новозеландцам сообщили, что Лис направляется к Фрейбергу и разберется во всем по приезде. Было неясно, действительно ли Карри получил такой приказ. Его бригада провела весь день в стычках с немецкими танками, оставаясь под прикрытием хребта, каждая попытка преодолеть который пресекалась плотным и точным огнем противотанковых пушек противника. К середине дня в уилтширском йоменском полку остались только 1 «шерман» и 3 «гранта», а 8 офицеров, включая командира полка, полковника Сайкса, были ранены.
