Феликс Кандель - Очерки времён и событий из истории российских евреев [том 6] (1945 – 1970 гг.)

Надзиратели приносят меня на носилках к кабинету Горюна. Стаскивают с носилок, берут под руки, волокут в кабинет, сажают на стул. Сидеть не могу, сползаю, голова висит над самым полом. Горюн восседает за столом, проводит допрос…

Вдруг я ему говорю:

– Вы иногда думаете, что ждет вас, когда всё переменится? Вас будут судить за то, что с людьми делаете…

Сначала он, кажется, растерялся. Возможно, на какой-то момент ему стало не по себе. Но тут же он взял себя в руки:

– На всех ваших делах ставится печать "Хранить вечно". Ты понимаешь, Спивак, что это значит? Это значит, что советская власть пришла навечно в нашей стране, а скоро победит во всем мире. И никто никогда не станет нас судить за то, что мы уничтожаем врагов советской власти, таких гадов, как ты, и тебе подобных. Потомки еще скажут нас спасибо за эту работу…"

Михаила Спивака – по характеристике следователя, "злостного врага советской власти" – осудили на 25 лет заключения с "отбытием наказания в особом лагере МВД (северные районы СССР) ". "Горюн выполнил свое обещание!.. Его стараниями я попал в самые суровые места Заполярья, на самую тяжелую работу – в шахту… Без права переписки и без надежды на то, что когда-либо вернусь домой".

Эфраим Вольф, Меир Гельфонд, Владимир Керцман, Илья Мишпотман, Александр Сухер и Александр Ходорковский получили по 10 лет, Давид Гервис и Татьяна Хорол – по 8 лет исправительно трудовых лагерей.

Ц. Прейгерзон, из лагерных воспоминаний:

"Алик Ходорковский… был добросердечным, мягким, чувствительным, его все любили. Алик был нетерпим к несправедливости. Однажды его заточили в карцер, так как он назвал конвоира фашистом за издевательское отношение к русскому заключенному. Вся вина этого заключенного состояла в том, что по пути на работу он курил. Была грязь, слякоть, а конвоир заставил парня лечь в лужу…

Алик был рыцарем справедливости, в нем было что-то донкихотское, и, как Дон-Кихот, он страдал и мучился сам… Как правило, он выполнял черную работу: таскал на тачках щебенку, материалы для приготовления известкового раствора и прочее…

Меир Гельфонд… был яркой и необычной личностью… Острый ум, сила воли, целеустремленность, усидчивость… непоколебимое упорство – эти качества были у Меира. Все его уважали… Он был единственным в лагере, решившим серьезно изучать иврит. Его усердие было поразительным. И за несколько месяцев он научился говорить на иврите…"

3

С первых лет своего существования советская власть вела борьбу с языком иврит; его считали "проводником религиозного мракобесия" и сионистского движения‚ провозгласившего иврит языком национального возрождения в Эрец Исраэль. Иврит оказался единственным из языков народов Советского Союза‚ подлежавший запрещению; большевики откровенно заявляли‚ что "все пишушие на древнееврейском языке – контрреволюционеры‚ независимо от содержания произведений": "Суть дела не в содержании‚ а в языке... Даже "Интернационал" на иврите звучит подобно сионистскому гимну".

В 1930-х годах преследовали частных преподавателей иврита‚ причисляя их к сионистам‚ в библиотеках изымали книги на этом языке. В 1943 году погиб в сибирском лагере поэт Хаим Ленский, который написал на иврите незадолго до гибели: "Израиль далекий! Склонятся ли пальмы твои вослед сыновьям‚ что исчезают в снежных пустынях Сибири?.." Авраам Фридман, поэт и прозаик на языке иврит, пробыл в ссылке десять лет, умер нищим и затравленным. Поэт Элиша Родин, больной и одинокий‚ ушел из жизни с ощущением: "Я – последний поэт на иврите в Советском Союзе".

Э. Родину принадлежат строки:

На реках печали они умертвили наш язык. 

Никогда‚ никогда не забыть мне унижений...

Иврит был запрещен. Выросло поколение, которое его не знало. Казалось, власти полностью искоренили иврит, но после войны в стране нашлись люди, которые встречались друг с другом и разговаривали на этом языке, сочиняли на иврите стихи и прозу без надежды на публикацию. В 1948–1949 годах были арестованы и отправлены в лагеря участники "антисоветской националистической группы" – писатели И. Каганов, Ц. Плоткин, Ц. Прейгерзон и знаток иврита М. Баазов.

Цви (Григорий) Плоткин публиковал стихи и прозу на иврите в редких советских изданиях 1920-х годов, а также – под разными псевдонимами – в журналах Иерусалима и Тель-Авива. Он писал в "Письмах из Москвы": "Нет у нас ничего более ненавистного, чем самостоятельное мнение без согласования с вышестоящим начальством". В 1933 году Плоткин пытался уехать в Эрец Исраэль, но у него не оказалось требуемого количества денег, чтобы заплатить за выезд всей семьи. В 1948 году его арестовали и осудили на 15 лет лагерей.

Цви (Григорий) Прейгерзон был специалистом по обогащению каменного угля‚ автором научных работ‚ преподавал в Московском горном институте‚ а в свободное время писал рассказы и повести на иврите. Его арестовали по доносу в марте 1949 году и допрашивали девять месяцев:

"Жестокое избиение, крики, ругань, угрозы: они, мол, меня уничтожат, арестуют мою младшую дочь, жену, моего сына, которому было двенадцать лет… И опять жестокое избиение, ругань, ночи без сна…

Этого Лебедева (следователя) я вспоминаю с отвращением и страхом… Он не только бил меня, он издевался надо мной, над самым святым для меня… Это был бездушный палач… дикий кровожадный зверь в чине подполковника, в распоряжении которого имелись все средства принуждения…

Следователь принуждал подписать, что меня интересует только еврейский народ и никакой другой. Но это вопиющая неправда. Я люблю всех людей в мире, ненавижу антисемитов и фашистов, а также моего следователя… Когда закончилось следствие, я насчитал на своем теле пятнадцать кровоподтеков и ран от побоев".

"Особое совещание" приговорило Прейгерзона к 10 годам лагерей – за "участие в антисоветской националистической группировке и за распространение нелегальных рукописей".

Ицхак Каганов – театральный режиссер, командир артиллерийской батареи в годы войны – был арестован в 1948 году и осужден на 10 лет; в лагере его вновь судили и приговорили к расстрелу‚ который заменили на 25 лет лишения свободы. Каганов начал сочинять стихи на иврите в Лефортовской тюрьме – неожиданно для самого себя, словно ему кто-то их диктовал. Среди первых появившихся строк прозвучал призыв к узнику: "Иди, говори Именем Моим!", и он уверовал: "Не я один переступил тюремный порог, со мной вошел сюда Даровавший мне жизнь, а потому все ваши замыслы – впустую!"

Каганов сочинил на иврите около 500 стихотворений‚ которые запоминал‚ не записывая. У него не было бумаги, не было карандаша, он даже опасался безмолвно шевелить губами, чтобы, не привлекая внимания тюремщиков, "творить тайные слова и обновлять библейские песнопения". Каганов рассматривал свое вдохновение как Божественное откровение, и каждое стихотворение помечено местом его написания, там, где откровение было ему явлено, – "Лефортовская тюрьма"‚ "Песчаный лагерь, Караганда"‚ "камера смертников"‚ "Тайшет"‚ "Озерлаг": "Я создаю их, перенося бревна. С согнутой спиной даю я им жизнь…"

В яме, отрезанный от всего света, 

в каменном мешке, где я нахожусь, как в могиле,

Ты, Боже мой, совершил для меня чудо;

из камня я извлекаю свет…

Кроме стихотворений Каганов создал в памяти книгу – размышления о судьбе и возрождении еврейского народа. Выйдя на свободу‚ он восстановил поэтический сборник и книгу "Торат га–тамир" ("Учение о сокровенном")‚ которые увидели свет в Израиле в 1977–1978 годах. Ицхак Каганов умер в Израиле в 1978 году.

Меир Баазов, четвертый участник "антисоветской националистической группы", был осужден на 10 лет. Из воспоминаний о нем: "С Меиром мы говорили (в лагере) только на иврите. Меир знал язык в совершенстве…" – "Он сказал мне однажды: "Я не был там, в Эрэц Исраэль, ни разу, но я знаю всю ее наощупь – каждую травинку в ней, каждый комок земли. Я мог бы пройти по ней с закрытыми глазами и ни разу не сбиться с пути"…"

4

В первые послевоенные годы началась волна повторных арестов сионистов, которые уже отсидели в тюрьмах и лагерях и разъехались по стране, – теперь их заново, без суда, решением "Особого совещания" отправляли в лагеря или в бессрочную ссылку в отдаленные районы Сибири.

Одновременно с ними попадали за решетку заключенные, впервые обвиненные в сионистской деятельности. Осуждали за желание участвовать в Войне за независимость Израиля. За прослушивание радиопередач из Иерусалима и распространение их содержания. За поддержание связей с израильскими дипломатами, преподавание иврита и истории сионизма. Осуждали за сионистскую пропаганду среди евреев – солдат и офицеров Красной армии. А также за сочинение стихотворения "Моледет" ("Родина") и за публичное произнесение: "В будущем году в Иерусалиме!"