Арад Ицхак - Они сражались за Родину: евреи Советского Союза в Великой Отечественной войне
В Советском Союзе не было обязательной мобилизации в армию женщин, кроме представительниц медицинских профессий. По некоторым данным в Красной армии во время войны служило 800 тыс. женщин, из них 20 тыс., то есть 2,5 %, евреек. Около 6 тыс. из них были врачами, медсестрами и фельдшерами [Шнеер 2003 (2): 29]. Они действовали на передовой, постоянно рискуя собой. Многие десятки тысяч солдат обязаны им своей жизнью. Врач Хана Менская самоотверженно лечила раненых в Сталинграде под вражеским огнем. В поезде, эвакуировавшем раненых из Сталинграда, фельдшером служила лейтенант Батья Довжевич-Ильны, получившая орден Красной Звезды и другие награды [Свердлов 1993: 5, 133, 177]. Рива Орман, которую на фронте звали Ривочкой, в начале войны была 18-летней девушкой. Она добровольно пошла в армию и в июле 1941 г. определилась в медицинское подразделение в районе Смоленска.
...Рива работала в палатке, где на деревянных столбах размещались носилки, используемые в качестве операционных столов. Вокруг разрывались бомбы. Когда она сняла повязку с руки раненого, чуть не упала в обморок от увиденного: смесь загрязнённых остатков кожи, кусков трепещущего живого мяса и обломков костей. После окончания операции Рива не могла прикоснуться к ампутированной руке, лежащей на столе недалеко от раненого. Доктор Эфраим Гинзбург взял ее и бросил в мусорное ведро. <…>
Январь 1943 г. В одной из атак в районе Седлачёва Рива заметила, что из одного танка идет густой дым. Она мгновенно преодолела расстояние до танка и открыла люк, окутанная дымом. В первый момент она отпрянула назад. <…> «Командир и водитель убиты, вытащи меня», – крикнул ей кто-то, неразличимый в дыму. Это был связист. Рива взяла его под мышки. <…> С трудом Рива сумела вытолкнуть его наружу и удержать от падения вниз головой из танка. Потом оттащила его подальше от горящего танка… [Тимор 1971: 54–57, 65–66].
Рива Орман лечила тысячи раненых, спасла жизни многих из них, дошла до подступов к Берлину и дожила до Победы.
На долю хирурга Аркадия Каплана выпал опыт, вылившийся в несколько тревожных месяцев: он оперировал маршала Рокоссовского (тогда командующего 16-й армией в чине генерал-лейтенанта) после тяжелого ранения осколком снаряда в марте 1942 г. В своих воспоминаниях Каплан писал:
...Осколок разорвавшегося снаряда тяжело ранил командарма. На другой день Рокоссовского эвакуировали санитарным самолетом в Москву, во фронтовой сортировочный эвакогоспиталь, где я был главным хирургом. <…> 10 марта в 2 часа ночи, когда я оперировал Рокоссовского, дежурный штаба госпиталя передал, что мне звонили и просили быть у телефона ровно через час. Звонил А. Поскребышев, голос которого мне был знаком. Он и ранее осведомлялся о генералах, лечившихся в госпитале. На сей раз его интересовал Рокоссовский. Как обычно, он повторял каждое слово моего ответа. Я предполагаю, что их записывал секретарь. Когда я сказал, что температура у Рокоссовского 38,7, громкий голос с явно грузинским акцентом спросил: «Почему температура?» Голос «хозяина страны» нельзя было не узнать. Я объяснил. Заканчивая разговор, Поскребышев предупредил меня, что завтра в это же время (было 3 часа ночи) он будет звонить.
Ранним утром тех же суток мне сообщили, что приехали какие-то «начальники» и требуют меня. Закончив очередную операцию, я зашел в помещение, где меня ждали трое военных. Один из них в овчинном тулупе сидел за столом, двое других стояли справа и слева от него. Стоявшего слева я знал. Это был оперуполномоченный СМЕРШа в госпитале, грубый, невоспитанный и злобный интриган. Все его боялись и ненавидели. У него были ярко-рыжие волосы, и с легкой руки сестер он носил кличку Рыжий кот. Я представился и поздоровался. Человек в тулупе не ответил, не подал руки. Пронзительно посмотрев на меня, он резко спросил: «Каково состояние Рокоссовского?» Я коротко ответил. Затем в том же тоне последовало: «Сознаете ли вы ответственность за Рокоссовского? За его жизнь? Сделали вы все необходимое?» Как потом я потом узнал, это был начальник СМЕРШа Западного фронта. Фамилия его была, кажется, Цанава. Он, вероятно, был уверен, что военврач 1 ранга со «странной» фамилией Каплан не может не быть вне подозрений.
Через двое суток я случайно обнаружил, что из истории болезни генерала исчез вкладной лист, заполненный мною. В нем содержалось описание состояние Рокоссовского через полтора часа после его поступления в госпиталь (ухудшение), запись решения о повторной операции и подробное ее описание. О пропаже я доложил начальнику госпиталя военврачу 1 ранга Н. Рудакову. Николая Петровича любили и уважали. Это был энергичный, безукоризненно порядочный человек. Выслушав меня, он сказал: «Да, вы правы, это дело Рыжего кота». Он, очевидно, решил, что в случае печального исхода с Рокоссовским сумеют, фальсифицируя этот документ, построить обвинение против меня. <…> Между тем тревожные дни миновали. Уже 25 марта генерал Рокоссовский впервые встал с постели и начал передвигаться по палате. <…> 28 мая Рокоссовский выписался из госпиталя и уехал на фронт [Каплан 1998: 56–57].
Инженерные войска
Генерал-майор Леонтий Котляр, служивший в Красной армии с 1920 г., до немецкого вторжения исполнял обязанности начальника штаба инженерных войск и руководил управлением по созданию укреплений. Осенью 1941 г., в тяжелые дни сражений на подступах к Москве на него возложили ответственность за создание линий обороны и фортификационных укреплений. В контрнаступлении на Сталинградском фронте Котляр командовал инженерными частями Юго-Западного фронта при переправе через Дон. В начале 1943 г. его назначили начальником инженерных войск 3-го Украинского фронта. Войну Котляр закончил в чине генерал-полковника и заслужил звание Героя Советского Союза за превосходное управление инженерными частями в Берлинской операции [Ржешевский 1990: 338; Шапиро и др. 1994: 280–281].
Линии обороны вокруг Москвы включали обширные поля специальных мин с взрывчаткой, приводимых в действие секретными электронными средствами П-10 путем дистанционного управления при помощи передвижного радиопередатчика. Руководил созданием таких оборонных препятствий возле Москвы инженер генерал-лейтенант Михаил Иоффе. Частью, занимавшейся специальным минированием, командовал полковник Яков Рабинович. Специальное минирование предназначалось для мостов и зданий, которые могли попасть в руки немцев, – строения намечалось взорвать, когда немцы окажутся внутри них или поблизости [Абрамович 1981: 242–244]. Маршал В.К. Харченко высоко отозвался об участии Иоффе и его солдат в битве за Москву:
...В районе Звенигорода устанавливали мощные управляемые осколочно-заградительные мины. Здесь впервые применили на практике простое предложение сотрудника управления полковника Рабиновича, с помощью которого одной электрической батареей можно было почти мгновенно подорвать сразу целый «куст» из двенадцати осколочно-заградительных мин… В дни нашего контрнаступления под Москвой бригада М.Ф. Иоффе выполняла задание по разминированию объектов, подготовленных к взрыву на случай приближения неприятеля. На одном из мостов Минского шоссе был установлен управляемый по радио телефугас ФДТ. В документации указывалось, что он имеет устройство необезвреживаемости, то есть при попытке обезвредить его срабатывает специальная взрывная ловушка – и все взлетает на воздух. Следовательно, согласно инструкции, разминирование запрещается. Однако мост был крайне нужен нашим войскам, гнавшим врага на запад. Яков Михайлович Рабинович мост разминировал. Правда, он чудом избежал гибели. В момент обезвреживания ловушки у него выдернулась чека, удерживающая шток ударника взрывателя. Опытный минер не растерялся. Удержав пальцами рвущийся под действием пружины ударник, он сумел выдернуть взрыватель из промежуточного детектора и отбросить в сторону. Через десятые доли секунды в воздухе треснул взрыв – капсула детонатора… [Абрамович 1981: 456].
Во второй половине августа 1942 г. немецкая 4-я танковая армия под командованием генерала Гота наступала на Сталинград с юго-запада. Среди частей Красной армии, предназначенных для остановки наступления, была группа инженерных войск под командованием Якова Рабиновича:
...Большую роль в срыве атак 4-й танковой армии гитлеровцев сыграла оперативная группа заграждений резерва Верховного Главнокомандования под командованием полковника Я.М. Рабиновича. В течение августа эта группа, имевшая в своём составе 1581, 1593, 1602 и 1615-й саперные батальоны, установила 140 тысяч мин, 80 фугасов и на путях отхода наших войск подорвала 19 мостов. На минных полях, установленных этой группой, противник потерял 53 танка и много другой боевой техники [Цирлин и др. 1970: 130].
В Сталинградской битве Михаил Иоффе командовал 16-м полком инженерных войск особого назначения. Этот полк, созданный в июле 1942 г., занимался минированием и взрывом ведущих к городу мостов, а также минировал поля и здания в Сталинграде. Одним из батальонов полка командовал майор Ю.М. Пергамент, в самом полку многие офицеры и солдаты были евреями. Чтобы замедлить продвижение врага, саперы Иоффе взорвали 64 моста через Дон. Внутри Сталинграда полк производил минирование в районе тракторного завода «Баррикады», где велись тяжелейшие бои, а также на других участках. После боев под Сталинградом полк Иоффе получил звание «Гвардейский полк специального назначения номер 1». Иоффе и его бойцы участвовали также в создании защитной линии в боях возле Курска и Орла.
